Роберт Кормер - Ломбард шкур и костей

Мальчик с одобрением кивнул.

Трент видел доверчивое лицо, отражение невинности в его широко открытых глазах. На самом ли деле он был неповинен, или это была лишь маска? Трент распознавал маски, и удалять их было его профессией, если не полностью, то, в конце концов, мельком разглядев под маской злодея. Был ли злодеем этот мальчик? Был ли он способен на такой поступок? «Мы все на такое способны», — подумал Трент, вспомнив Карла Ситона и видя его невинный взгляд, так похожий на взгляд Джейсона Дорента.

— Всего лишь расслабься, Джейсон. Думай об этом, лишь как о беседе, — Трент понимал, что сейчас время добродушного, свойского голоса. — Мы будем говорить о том, что происходило в понедельник, о том, что ты мог видеть, что из увиденного мог запомнить, — он старался обойтись без слова «смерть», а в процессе допроса лишь использовал мягкие, добрые слова. — Память, Джейсон, странная вещь.

Он продолжал называть его только по имени, и это было важно — личный контакт.

— Память иногда проделывает над нами всякие шутки. Мы что-нибудь помним или думаем, что мы это помним? И наоборот: мы об этом забыли, или думаем, что забыли? И находим и то и другое, — делая акцент на том, что они вдвоем — команда. — Подумать об этом — своего рода риск.

— Я надеюсь, что смогу вам помочь, — сказал мальчик.

— Об этом не волнуйся, всего лишь расслабься. Мы здесь одни. Лишь вдвоем. Ты ведь не думаешь, что ты один, в стороне от друзей, не так ли?

И вот первый важный шаг.

— Думаю, мы можем позвать еще кого-нибудь, если хочешь — адвоката, например, или какого-нибудь советника, юриста или даже маму.

Задачей было изолировать мальчика, обойтись без присутствия юриста, родителей или адвоката. И это надо было сделать срочно, и главным образом, ловко, искусно, так, чтобы мальчик не обнаружил подвоха, чего-нибудь не заподозрил. Эти слова, конечно же, были важны как для магнитной записи беседы, так и для протокола. Но в записи нельзя было разглядеть непринужденных взаимоотношений с допрашиваемым, мимики Трента или движений его плеч, которыми, например, он только что пожал, чтобы выразить всю смехотворность присутствия во время их беседы кого-либо еще. Упоминание о присутствии матери предполагало покушение на его взросление и самостоятельность, и звучало почти как издевательство. Оно служило еще одной цели: извлечь из него искомый ответ, как свидетельство уже установленного контакта.

— Нет, все в порядке.

А теперь для уверенности:

— Ладно. И без юриста?

— Да.

— Хорошо, Джейсон. Тогда продолжим. Прежде всего, расскажи мне о себе.

— Ладно, мне двенадцать лет, в ноябре будет тринадцать. В сентябре перейду в восьмой класс.

Джейсон притих. Что еще он мог о себе рассказать?

— Увлечения?

Джейсон пожал плечами.

— Я мало чем интересуюсь, что-нибудь читаю, лазаю в Интернет, переписываюсь по электронной почте. У меня есть приятель в Австралии. Он живет в Мельбурне.

— Участвуешь в Интернет-форумах?

— Это подростковый форум, но я лишь слушаю, читаю. Имеется в виду, я ничего не предлагаю, не говорю.

— Стесняешься, ведь так?

Неуверенное движение головой.

— Наверное.

— Много времени проводишь в одиночестве?

— Вроде того. У меня есть младшая сестра. Ее зовут Эмма — приятная девочка, умная.

— Дружите?

— Не очень, думаю, мне нелегко завести друзей.

Джейсону уже не терпелось отвечать на вопросы о случившемся в понедельник, даже не смотря на то, что он немногое смог бы предложить мистеру Тренту, что очевидно его разочарует. В личных беседах он как всегда чувствовал себя некомфортно. И зачем им было нужно все, что он видел или не видел в тот день? Может, мистер Трент пытался определить, в какой степени Джейсон является свидетелем. Вопросы также открывали ему, насколько пустой на самом деле была его жизнь. Парням, ожидающим в другой комнате, в отличие от него, наверное, было, что рассказать — Джеку О’Ши или Тиму Конорсу, об их баскетбольных победах, например. А что может предложить он? Переписку с приятелем в Австралии или «что-нибудь читаю»?

— Какие книги ты читаешь? — спросил мистер Трент, будто прочитав его мысли.

— Разные, но мне нравятся детективы, страшные истории, Стивен Кинг, научная фантастика.

— Не имеешь ли ты в виду насилие на страницах этих книг? Там ведь люди убивают друг друга.

— Но это всего лишь книги, не реальность.

— А как насчет кино или телевидения? Любишь что-нибудь, где есть насилие? Триллеры, например?

Джейсон удивился. Он любил триллеры, но не до такой степени, чтобы сходить от них с ума. В этих вопросах подразумевалось, что он относится к насилию со своего рода фанатизмом, когда ему в руки попадает что-нибудь описывающее насилие.

— Мне нравится и многое другое, например, приключения — такие, как «Индиана Джонс» или «Звездные Войны».

— В них также присутствует насилие, не так ли?

— Не знаю, — он находил их мультфильмами, сказками, не имеющими отношение к реальной жизни. — Все это — нереально.

— Но эта нереальность тебя увлекает?

«Меня?» — удивился Джейсон, он никогда над этим не задумывался.

— Ты находишь какой-нибудь конфликт между реальным и нереальным?

Джейсон смутился, заерзал, пытаясь не показать свою неловкость и иссякающее терпение.

— Я не знаю, о чем вы, — сказал он.

Он почувствовал себя как в классе на уроке, когда учитель объясняет нечто из того, с чем он не согласен или, что он не хочет понять, нечто не помещающееся в его сознании. Именно это произошло в разговоре о реальном и нереальном.

— Думаю, что мы всегда отдаем себе отчет о том, насколько реально то, что произошло с тобой в тот или иной момент, или о том, что не может быть реальным, а всего лишь вымыслом, как во сне. Но ты никогда не отрицал того, что могло произойти с тобой на самом деле?

— Нет, — ответил он четко и выразительно. К чему он об этом спрашивает?

Тренту нужно был продолжать. Мальчик уже не был спокоен как раньше. Его руки устремились к лицу. Он начал чесать локти. Все говорило о его невинности и удивлении. Но его диспозиция в отношении фильмов, содержащих насилие, теперь была на магнитной пленке, и в дальнейшем могла быть использована.

Не желая больше доставлять этому мальчику дискомфорт, Трент поменял тактику.

— Теперь перейдем к тому, что было в понедельник. В тот день вы с Алисией трудились над пазлом, — он постарался избежать факт, что это был день ее смерти.

Джейсон кивнул чуть ли не изо всей силы.

— Расскажи, что было в тот день, Джейсон, чем в основном ты занимался, а затем мы перейдем к особенностям, и я помогу тебе вспомнить то, о чем, ты думаешь, не помнишь. Обрати внимание на игру, ладно?

— Конечно, — ожил голос Джейсона.

И Джейсон рассказал ему, как прошел тот день с момента, как он проснулся и позавтракал, съездил с матерью в район «Уай», о полднике и чисбургерах, о том, как после этого днем он пришел к Алисии, и они вдвоем выкладывали пазл, а затем вернулся домой. Он рассказал в точности все то, что уже рассказывал детективу.

Трент слушал, его глаза и уши приклеились к голосу мальчика. Его поза и наклон, его замечания, тело, наклоняющееся вперед, а затем заваливающееся назад в зависимости от словесных комментариев к уже сказанному. Каждый допрос, проводимый Трентом, заканчивал полным истощением, как сознания, так и тела. Он забывал обо всем, чтобы сконцентрироваться на допрашиваемом субъекте, впитывая и накапливая все детали, все нюансы и впечатления.

Также и сейчас на новом месте для допросов.

— Как ты себя чувствовал в понедельник?

— Как я себя чувствовал? — снова удивился Джейсон.

— Да. Тебе было весело, грустно, был ли ты чем-нибудь расстроен?

Джейсон снова почувствовал себя обеспокоено и тревожно, будто что-нибудь на самом деле было не так.

— Интересный вопрос, — ответил он. — Как я себя чувствовал… я думаю… наверное, в зависимости оттого, что видел и слышал в тот день.

В мозгу Трента зажегся красный свет. Мальчик мог только показаться столь простодушным и наивным. На самом деле он уже начал вести себя осторожно.

— Хорошо, например, тебя что-нибудь беспокоило, что-нибудь вызвало твое раздражение. Может, что-нибудь привлекло твое внимание.

— Понимаю, — ответил мальчик. — Но в тот день меня ничего не расстроило, даже наоборот, я был как раз в хорошем настроении, занятия в школе закончились, и больше не было подъемов по звонку будильника, домашних заданий… как вы сказали: весело. Что могло бы меня расстроить?

— Может быть. Посмотрим.

В глазах мальчика снова было подозрение.

- Теперь следуем дальше. Во-первых, ты сказал, что в тот день не видел никого. Сузим время вероятности наблюдения на период с конца ленча и до вечера, разделим этот период на две части: первая часть — вы играли с Алисией, вторая — то, что было после. В первой части ты был у нее дома, а во второй ты уже шел к себе домой. В первый период кого ты видел, а во второй — кого встретил?