Виктор Точинов - Твари, в воде живущие (сборник)

От навязчивого эколога он отделался, пообещав позвонить после изучения папки.

Труднее было отделаться от впечатления, что в рассказе про канувший в озеро спутник имеется какая-то несуразность, пока не замеченная… Или даже не в рассказе, а в попытке Лукина принять его за объяснение и причину всех загадок.

И еще один момент. Плесецк расположен от озера почти точно на восток… Ракеты, насколько знал Лукин, взлетают не вертикально и не произвольно, они все отклоняются в одну сторону… что-то там связано с вращением Земли… вот только куда: на восток или на запад?.. он не помнил… школьный курс, элементарщина, но все напрочь позабылось…

Лукин сидел в кабине уазика с неработающим двигателем и пытался восстановить в памяти основы космической баллистики; потом плюнул на безнадежную затею и поехал разыскивать районное общество рыболовов и охотников.

Разместившиеся в крохотной и обшарпанной одноэтажной халупе три комнаты охотобщества изнутри выглядели вполне прилично. Но их владельцы под прикрытием невинной вывески явно занимались бизнесом самого криминального плана — судя по реакции на появление Лукина симпатичной девушки лет двадцати с небольшим, из которой состоял весь наличествующий на данный момент штат администрации общества.

Девушка испугалась так, что сразу стало ясно: тут речь идет не о банальных “левых” путевках на охоту и не о растрате членских взносов… Охотничьи боссы, читалось в глазах девушки, по меньшей мере выписывали рекомендации для приобретение нарезных карабинов с оптикой на имя столетних пенсионеров, а поступали те стволы в арсеналы киллеров мафии. Вполне возможно, этим преступная деятельность местных охотников не ограничивалась, широко охватывая и другие статьи уголовного кодекса.

Лукин понял, что его костюм и дипломат сыграли роль, обратную задуманной. Гораздо больше сейчас пригодились бы сапоги и прожженная у костра ветровка — девушка приняла его за проверяющего из какой-то грозной конторы, мгновенно замкнулась и на вопросы отвечала почти односложно: председателя общества нет — в отпуске; и заместителя нет — в отъезде;. и бухгалтер тоже в отпуске; и вообще никого нет, она тут одна, но ничего не знает; а все документы и печать в сейфе, ключей от которого у нее тоже нет…

Лукин, импровизируя на ходу, изложил почти правдивую легенду: он — столичный писатель и журналист, пишет о реликтовых монстрах и хотел бы поговорить с кем-нибудь из знатоков здешних отдаленных озер о бытующих, по его сведениям, в народе рассказах про разных живущих в воде чудищ. Легенда не сработала — девушка ее, похоже, просто не услышала.

Писательское удостоверение Лукина тоже не произвело ни малейшего впечатления — его напуганная собеседница осталась в убеждении, что рядом в кармане может лежать и другая корочка… Налоговой полиции, например.

Все понятно — лето, межсезонье, разъехались кто куда, бросив дела на ничего не понимающую и боящуюся ответственности девчушку — помощи отсюда ему никакой не дождаться.

Распрощавшись и направившись к выходу, он остановился, привлеченный чучелом гигантской щучьей головы, висевшим над дверью.

Неизвестный таксидермист создал прямо-таки трагическую композицию: широко распахнутая пасть, усеянная огромными зубами, готова ухватить гуся-казарку (тоже, понятно, чучело); казарка навеки застыла в позе взлета — шея, голова, тело и лапы вытянуто в струнку, крылья напряженно раскинуты — и совершенно непонятно, успеет птица спастись или спустя долю секунды станет добычей алчного чудища…

Табличка под композицией сообщала, что чудо-щуку весом сорок шесть килограммов с какими-то граммами изловили четырнадцать лет назад в водах Порос-озера. О снасти табличка деликатно умалчивала — уж не удочка и не спиннинг, понятное дело…

«Вот так оно и было, — подумал Лукин. — Хап — и нету… Сорок шесть кило, почти три пуда. Для щуки не предел, есть исторические свидетельства и куда более крупных экземплярах… Щуки, как и все рыбы, растут всю жизнь… правда, с каждым прожитым годом все медленнее и медленнее… А если какой-то внешний толчок сломает природный регулятор роста? И рыбка будет прибавлять в весе и размере с той же скоростью, что и в первые годы жизни? Тогда, товарищ Лукин, можно спокойно перестать ломать голову, как здесь, на севере, мог оказаться сом-гигант, типичный для южных рек… Неужели все-таки спутник с ядерной начинкой?.. Или редчайшее, один шанс на миллион, проявление теории вероятности?»

Ладно, поймаем — посмотрим…

Говоря девице про легенды о местных озерных чудищах, Лукин не кривил душой.

Такие легенды в его архиве действительно хранились. Таинственные обитатели водных глубин (по одному на каждое озеро) именовались Водяными Хозяевами, в других вариантах — Чертушками.

Чертушка имел облик либо гигантской рыбы, либо человекообразного существа со многими рыбьими чертами и повадками. К обитателям суши Водяные Хозяева вражды не питали, больше заботясь о благоденствии рыбьего населения озер; но порой люди, слишком хищнически истреблявшие водных обитателей, в один злосчастный день не возвращались с рыбалки…

Старые рыбаки, чтящие традиции, старались на новом месте лова всегда бросить в воду какой-либо подарок — задобрить Чертушку. И сети их после этого всегда были полны…

У Лукина такие легенды проходили по пятому разряду — фольклор и откровенные байки, в своих построениях он их в расчет не принимал. Но теперь, в свете последних событий, подумал, что, может быть, зря поспешил отбросить старые сказки…

Теоретически, почему бы одной рыбине не избегнуть всевозможных превратностей жизни и не достигнуть мафусаиловых лет и, соответственно, невиданных размеров? В любой сказке, как известно, лишь доля сказки…

«Хватит копаться в рыбацких байках, — подумал Лукин. — Потому что в тех историях поймать Чертушку никому и никогда не удавалось. И даже любая попытка завершалась печально… А утренний эксперимент показал, что здесь просто животное — пусть огромное, пусть пока непонятное — но, безусловно, смертное и никак не сверхъестественное…»

Теперь предстояло отыскать Пашиного не то друга, не то коллегу… вроде по фамилии Ковалев… где-то лежал тут в бардачке блокнот с телефонами.

Слава К. — так он был обозначен в Пашиной записной книжке — действительно оказался тем самым коллегой Ковалевым, которого он искал; и спустя час после телефонного разговора Лукин сидел на крохотной кухоньке его двухкомнатной квартиры.

Разговор пошел легко, вопреки первоначальным опасениям — Слава оказался в курсе всего, что произошло с Ларисой, Валерой и Пашей — но почти сразу Лукин понял, что не пойдет с Ковалевым ни в горы, ни в разведку. Ни на охоту за ТВАРЬЮ.

Ковалев вполне годился Лукину в сыновья — лет тридцать, или даже чуть меньше — был умен и прагматичен, даже особо и не стараясь свой прагматизм замаскировать.

В озерного монстра он, насколько понял Лукин, абсолютно не верил, не стоило и стараться, приводя теоретические выкладки и практические доказательства — такое , надо понимать, лежало вне его представлений о жизни. Ларису, впрочем, он тоже ни в чем не обвинял, даже намеками не касался просшествия на озере…

Игорю Евгеньевичу был готов помочь всем, чем мог — и совершенно, с какой-то провинциальной непосредственностью, не скрывал, что ждет в свое время ответной помощи — оставаться звездой районного масштаба никак не соответствовало его планам на жизнь, а завоевывать столицу лучше всего, опираясь на связи таких людей, как Лукин.

«Ну что же, Слава К., все понятно… Отчего бы и не помочь тебе в Москве… у меня записная книжка ломится от телефонов людей, до которых самостоятельно ты бы добирался ой как долго. Но за это, дорогой друг, я постараюсь вытянуть из тебя все, что может иметь отношение к моему делу… а знаешь ты, похоже, немало…»

Действительно, в отсутствии Пашки Ковалев оказался бесценным источником информации о районе и, к тому же, хорошим рассказчиком — излагал конкретно и сжато, оставляя только необходимые подробности, а если чего-то не знал, то адресовал к безусловно компетентным в вопросе людям.

Первым делом Лукин постарался прояснить вопрос об экологе-одиночке Завьялове и таинственном спутнике, упавшем в озеро. И тут его подозрения полностью оправдались.

Завьялов слыл личностью в районе известной, можно сказать одиозной, питавшей не избалованную сенсациями местную прессу своими экзотичными выходками. То прикуется наручниками к проходной деревообрабатывающего комбината в знак протеста против сокращения зеленых легких планеты, то вообще изобразит фарс с самосожжением на площади перед администрацией.

Лет пятнадцать назад был он записным диссидентом и неоднократным клиентом областной психушки; потом старательно боролся за демократию, драл глотку на митингах и сжигал чучела гекачепистов; а не так давно подался в зеленое движение, благо представился удобный случай.