Майкл Корди - Источник

Монахиня замерла с чашкой в руках, сохраняя абсолютное спокойствие: многообещающие новости бывали и раньше, но в итоге оборачивались пшиком. Она перешла по ссылке, прочла статью целиком и поставила нетронутую чашку кофе на стол. Сердце забилось быстрее, ладони вспотели, она выпрямилась и ослабила завязки чепца, чтобы было легче дышать. Едва сдерживая растущее возбуждение, заглянула еще на пару сайтов и уточнила информацию, а потом отправила нужные страницы на печать. Затем сестра Шанталь зашла на сайт женевского банка и ввела в его закрытой части номер счета и пароль. Остаток на счете был велик, но она даже не посмотрела на него: деньги лишь средство, не более того. Надо купить билет на самолет, а остальное перевести в ближайший банк, что в Джиндже. Наконец монахиня встала, заплатила по счету и вышла, оставив на столе нетронутый кофе.

Когда сестра Шанталь вернулась в хоспис, там царила тишина. Остальные монахини были в церкви или копались в маленьком садике: плодородная красноватая земля давала отличный урожай. В своей по-спартански обставленной комнатке сестра сложила вещи в небольшой чемодан, но прежде чем закрыть его, достала старый деревянный ящик и отперла замок. Из ящика она вытащила небольшую шкатулку с искусной резьбой, открыла ее и заглянула внутрь. Кожаный мешочек был почти пуст. Монахиню охватило ликование. Когда-то мешочек был забит под завязку, однако истощившиеся запасы больше не играли никакой роли. Близился конец ее службы.

В дверь робко постучали и, и сестра Шанталь быстро обернулась, захлопнув шкатулку. В дверях стояли двое невысоких, болезненно тощих мальчишек.

— А что ты делаешь, сестра?

Она улыбнулась ребятишкам:

— Джамбо,[5] Сэмюель и Джошуа.

Близнецы Сэмюель и Джошуа Джаримоги родились уже инфицированными. Их мать тяжело болела и умерла шесть месяцев назад. Мальчикам, по словам врачей, тоже осталось совсем недолго. Сестра Шанталь старалась не слишком привязываться к пациентам: слишком уж много их умерло на ее длинном веку, но Сэмюель и Джошуа были ее любимчиками.

— Давай поиграем, — попросил Сэмюель.

Сестра Шанталь бросила взгляд на чемодан, потом на шкатулку. Следовало уезжать, пока мать-настоятельница или другие сестры ничего не заподозрили. С другой стороны, ее служба подошла к концу, и от счастья хотелось устроить что-нибудь безрассудное, маленький бунт против покорности, терпения и самопожертвования длиною в жизнь.

— Давай. Устроим чаепитие.

Она захватила с собой шкатулку и повела мальчиков на кухню — там было пусто. Сестра Шанталь поставила чайник и велела мальчикам принести две чашки и блюдца. Открыв мешочек, она высыпала почти все его содержимое в шкатулку, оставив себе чуть-чуть — только чтобы справиться с последним испытанием. С годами сестра слабела, и чтобы завершить служение и передать ношу, понадобятся все силы до последней капли.

Слишком многие умерли у нее на глазах. Да и разве теперь от этого будет вред? Закончив приготовления, она наклонила шкатулку, чтобы содержимое собралось в одном углу, и высыпала по половине в каждую чашку, а потом залила кипятком.

Зачарованный необычной резьбой, Сэмюель схватил шкатулку, едва сестра Шанталь поставила ее на стол.

— Можно взять? — спросил мальчик.

Ее первым побуждением было забрать шкатулку, но та была больше не нужна, поэтому монахиня опустила мешочек в карман и кивнула:

— Да, Сэм, бери. Только эта шкатулка ужасно древняя и очень ценная, так что береги ее. — Она добавила в чашки сгущенного молока и подождала, пока те остынут. — А теперь пейте чай.

Рим, три дня спустя.

Вдыхая мягкий аромат сосновой хвои и апельсиновых деревьев, Марко Базин смотрел на купол собора Святого Петра, который возвышался над утренней дымкой, окутавшей Вечный город. В столь ранний час на Авентинском холме не было ни души, и Марко вообразил, будто он один на всем белом свете. Тут вдалеке кто-то показался, и Базин сразу узнал знакомую походку. Готовясь к встрече с братом, Базин оценил горькую иронию произошедшего: еще не было случая, чтобы он, Левая Рука Дьявола, не убил намеченную жертву; но стоило ему три дня назад получить задание, где никто не должен был пострадать, и Марко сразу же провалился.

В голове Базина промелькнула ночь, когда иезуит пришел в его тайное убежище, затем детство: жара и пыль во дворе сиротского приюта в Неаполе. Там пахло не хвоей и апельсином, а потом, страхом и нечистотами. Они, сыновья шлюхи, были абсолютно разные, у обоих никогда не было друзей, и плечом к плечу братья отвоевывали место под солнцем. Лео, который был старше и сообразительнее, помогал ему в учебе, а Марко защищал брата от сверстников, не дававших тому жизни — ведь Лео уступал им в силе.

А потом, после приюта, все резко переменилось.

Иезуиты, впечатленные способностями Лео, убедили юношу вступить в орден и продолжить учебу. Церковь стала его спасением. Марко же терпеть не мог священников, считавших, что он вступил на скользкую дорожку, и предпочел церкви другую итальянскую организацию — мафию, точнее, ее неаполитанскую ветвь — каморру. За долгие годы пути братьев разошлись: один, священник высокого ранга, спасал заблудшие души, а второй, безжалостный убийца, умерщвлял за деньги.

И все же когда Базин узнал, что скоро умрет, он позвонил единственному человеку, который мог спасти его душу, и когда Лео предложил искупить все грехи, ошеломленный и пристыженный Марко был очень ему благодарен. Теперь, увидев в утренней дымке генерального настоятеля Общества Иисуса Леонардо Торино, Марко Базин почувствовал, что не оправдал надежд.

Торино не улыбнулся, не поздоровался, а лишь бросил взгляд на часы.

— Давай сразу к делу, Марко, а то меня, чего доброго, скоро искать начнут. — Он нахмурился. — Что у тебя случилось в Америке? Я думал, это по твоему профилю. Надо было просто войти, скопировать данные и исчезнуть, не вмешиваясь в работу, если доктор Келли ее не закончила. И уж точно никого не калечить и полицию в дело не впутывать.

Базин не мог поднять глаз.

— Лео, но ты же сказал, что они уедут на три недели.

— Я для тебя «генерал», а не Лео. — Он помолчал. — Предполагалось, что они уедут в отпуск. Следовало быть осторожнее.

— Я был осторожен, генерал. Надел маску, следов не оставил. Полиция решит, что я сбежал, не успев ничего забрать. Не вернись они не вовремя, никто бы даже не заподозрил, что я побывал в доме. А так пришлось применить силу, чтобы уйти, иначе вы не получили бы что просили. Да, и еще я захватил пару безделушек — подумают, что это обычная кража.

Какое-то время Торино молчал, разглядывая лицо Базина, который уныло смотрел куда-то вдаль.

— Ты разочаровал меня, Марко. Дурно начался твой путь к спасению. Впрочем, могло быть и хуже. Ты принес?

Базин полез в карман пиджака и достал переносной жесткий диск.

— Успел скачать почти все, что вы просили, — он протянул диск Торино, — но не до конца.

— Молись, чтобы тут оказалось все, что мне нужно. Я сообщу, если еще что-то понадобится.

Торино спрятал коробочку в складках сутаны и, резко повернувшись, пошел прочь.

Базин вспомнил, что ему пришлось сотворить, добывая данные для Торино.

— Скажите, генерал, ведь это правда во имя церкви? — крикнул он. — Так я заслужу спасение?

Инквизитор остановился, и Марко увидел, как тот напрягся, прежде чем обернуться.

— Ты мне еще вопросы задавать будешь? — Лицо иезуита пылало гневом. — Понадобится совет, как кого-нибудь прикончить, обращусь к тебе. А пока дело касается церкви, позволь уж мне судить. — Глаза Торино превратились в щелочки, он подступил вплотную, дыша в лицо Марко ароматом мяты и чеснока. — Ты ведь сам умолял меня, правда?

Не дожидаясь ответа, он вцепился названому брату в промежность.

— Ты что?! — Базин дернул иезуита за запястье, но тот лишь усилил хватку.

— Слушай, Марко. Это ты попросил меня помочь, не забывай! — Он сжал еще сильнее. — Знаешь, почему Бог позволил хирургам отрезать тебе яйцо? Потому что их у тебя два, и жизни — тоже две: одна сейчас, а вторая — после смерти. Одно Господь забрал за грехи, и если хочешь сохранить оставшееся — свою вечную жизнь, повинуйся Ему и его святой церкви! Это Бог держит тебя за яйца, Марко! Говоришь, ты хочешь заслужить спасение. Так вот насколько сильно ты этого хочешь?

— Сказал же. Хочу. Мне нужно.

— В средневековой Англии свидетель в суде клал руку не на Библию, а себе между ног. Отсюда и слово пошло.[6] Я, Марко, держу в руках твое последнее сокровище, и мы свидетельствуем перед Богом. Мы — крестоносцы, судьба церкви в наших руках, и Бог хочет, чтобы ты оказывал его слугам любую помощь. — Он сделал паузу, чтобы слова дошли до собеседника. — Ты больше не работаешь на мафию. Ты больше не Левая Рука Дьявола, не наемник, который убивает за деньги. Ты крестоносец и сражаешься с дьяволом. Ты правая рука Господа, что разит смертных врагов Рима пылающим мечом. Отныне все, что я велю тебе делать во имя Господа, — благородно и справедливо. Ты понял?