Лесли Форбс - Лед Бомбея

В то мгновение, когда он схватился за провода, у меня возникло странное ощущение, что сейчас он должен исчезнуть в клубах дыма, оставив после себя запах серы. Или по крайней мере какой-то признак цианизации. Я узнала это от матери в раннем детстве. Основная химическая реакция при выделении золота из руды.

– При пропускании электрического тока через слабый раствор цианида, – говорила она мне, – золото осаждается на других металлах как на гальваноклише. Эта реакция часто используется для защиты и украшения неблагородных металлов.

Наверное, следы золота должны были проявиться на моей коже. Романтический образ. Какой-нибудь режиссер когда-нибудь обязательно воспользуется этой идеей. Калебу бы она, несомненно, понравилась при его-то любви к мелодраматическим эффектам. Но этого не происходит, когда сквозь вас проходит заряд в несколько тысяч вольт. Вас буквально спекает. И тем не менее на Калебе были заметны определенные признаки электролитического осаждения. На его руках появился золотистый налет, след, остающийся после контакта с высоким напряжением, – классический красновато-желтый древовидный узор. Образ дерева, пораженного молнией во время муссона. Иногда на теле человека, казненного на электрическом стуле, может не остаться вообще никаких следов. Но так как центральная нервная система сама функционирует на основе электрических импульсов, избыток электрического тока полностью выводит ее из строя. Обычный случай перенапряжения сети.

Чего я добивалась здесь? Конечно же, признания. Завязывания узлов и сцепления звеньев в длинной цепи. Я хотела задать прямой вопрос: Эйкрс столкнул Майю или это сделал все-таки ты? Виноват ты в гибели Сами или нет? И если виноват, то в какой степени? Но заключенному удалось сбежать до того, как прокурор открыл дело. Такого в кино тоже не бывает.

Я вернулась в кабинет Калеба и собрала фотографии мертвой женщины, которая, возможно, была матерью Сами. Открыла ящик стола, чтобы забрать оттуда свои семейные снимки – те, что с Проспером, – и обнаружила конверт с негативами и фотографией толпы перед каким-то современным зданием. На конверте стояло имя «Калеб». Единственное, что отличало этот снимок от множества подобных ему любительских кадров, – фигура человека, выходящего из здания. Его лицо закрывала маска Рамы. Больше в нем не было абсолютно ничего примечательного: темные волосы, стандартная хлопчатобумажная индийская куртка, сандалии – вид примерно такой же, как у каждого второго на улицах Бомбея. Я еще раз взглянула на фото – нет, не сандалии, шлепанцы – и сразу же вспомнила пристрастие Эйкрса к «Армани» и «Гуччи». Надпись на конверте была, несомненно, сделана моей сестрой. Я разорвала конверт на мелкие кусочки и выбросила, остальные фотографии положила к себе в сумку и вышла из студии. Как ни странно, никто не остановил меня. Никто не заговорил со мной. Я сделалась невидимой, тенью, способной проходить сквозь предметы.

Я села в автомобиль рядом с Томасом и позволила ему без остановки болтать о кино, поэзии, Шекспире, о чем угодно, лишь бы не было пауз, лишь бы не наступила тишина.

– Вы слышали о фильме «Книги Просперо» мистера Питера Гринуэя? – спросил он и продолжил, не дожидаясь ответа: – Я надеюсь, что когда-нибудь фильм пойдет в кинотеатре, расположенном неподалеку от моего дома, и я смогу увидеть шекспировскую «Бурю», возрожденную с помощью новейших компьютерных технологий. Ведь это же будет чудесно, мисс Бенегал, не правда ли?

Я согласилась, что это будет чудесно. Больше я практически ничего не произнесла за все время нашей поездки.

Двоюродные сестры Томаса жили над старой пошивочной мастерской неподалеку от Атмарам-роуд в благодатном для уличных торговцев районе Бхулешвар. Чтобы добраться до их квартиры, нам пришлось пройти через магазин, владелец которого сидел на фоне громадных фотообоев с изображением Парижа.

– Его семейство начинало свой бизнес с поставки костюмов для фольклорного театра, – прошептал мне на ухо Томас, – но они по-настоящему разбогатели с появлением кино на мифологическую тематику и телесериалов. В особенности же выгодными оказались эпизоды сновидений, без которых не может обойтись ни один индийский фильм. Сейчас он работает над потрясающими нарядами для нового фильма о Белоснежке.

– Это тот самый человек, который делает для нас костюмы?

Двоюродные сестры восприняли мой приход примерно так же, как они воспринимали, по-видимому, почти все. И после нескольких чашек чая и небольшой тарелочки рыбы с рисом и карри по-малайяльски я почти совсем пришла в себя. По крайней мере достаточно для того, чтобы позвонить Рэму по мобильнику Томаса.

– Здесь уже побывали крепкие парни, – сказал он. – Как ты и предсказывала. Они орали что-то по поводу Калеба Мистри. Правда, никаких серьезных проблем с ними не возникло. Но этот твой дружок, Ашок Тагор... Он способен выжать кровь из камня. К счастью, я совершенно искренно не знал, где ты находишься, иначе ему все-таки удалось бы убедить меня, что в твоих же интересах все ему рассказать.

– Ты, случайно, не подал ему никакого намека по поводу того, что мы готовим для Проспера?

– Ну, ты что! Когда он стал давить на меня, я отдал ему те фотографии, что ты оставила, и пленку, которую мы сделали вместе, притворившись, что пошел на это только под его давлением. Но у меня создалось впечатление, что его интересуют какие-то другие снимки, которые, по его мнению, находятся у тебя. Он полагает, что снимки эти могут подпортить репутацию каких-то важных персон в правительстве. И почему-то думает, что именно это ты и замышляешь. Может, тебе стоит позвонить ему и как-то разубедить его выпускать свою тяжелую артиллерию до завтра.

– А как обстоят дела с Проспером? Он продолжает съемки на Элефанте?

– Насколько известно тем людям, с которыми я беседовал, да. Если не будет какой-то особой бури, он продолжит съемку там и завтра со всем своим суперсовременным оборудованием. В его распоряжении имеются взрывающиеся вагоны, летающие корабли, специальный экран величиной с Гайд-парк. И все это соединено с компьютеризированными механизмами, вызывающими ветер, плетущими паутины, напускающими туман. Другими словами, весь набор кинематографических трюков с небольшим дополнением колдовских хитростей из бронзового века.

– Тогда будем надеяться, что твои друзья не подведут.

– Могу я у тебя спросить, где ты поселилась? – спросил Ашок, когда я позвонила ему. – Твой последний гостиничный счет, кажется, оплачен человеком, которого ты, по твоим же собственным словам, видела мертвым несколько дней назад в отеле «Рама».

– С его стороны было весьма предусмотрительно и, в общем, любезно оплатить мой счет прежде, чем отдать концы. А кстати, как тебе понравилась моя запись?

– Весьма оригинально, – ответил Ашок, – но мне показалось, что с той информацией, которую ты оставила у своего друга Рэма, возникла некоторая путаница. Он отдал мне только фотографии давно умершей женщины и книгу по истории индийского искусства. Потом эту пленку...

– Тебе она не понравилась?

– Отнюдь. Она весьма занимательна. Твой молодой коллега, бесспорно, очень и очень талантливый звукорежиссер. К сожалению, на пленке мы обнаружили только запись муссонных шумов и метеорологических комментариев к ним.

– Но за этим я сюда и приехала, Аш. Вычертить путь муссона. Разве на Би-би-си не сказали тебе об этом? И не забудь обратить внимание на те особенно важные данные относительно теории Хаоса, которые я тоже туда включила. Кажется, я припоминаю, что записала большой монолог о формировании кристалликов льда в верхней части тропического грозового облака.

– Ах да, – сказал он, – я могу приблизительно процитировать твои слова с мастерски сделанной пленки: «В противовес сложившемуся мнению, можно сказать, что Хаос служит не разрушению, а созиданию. В ходе кристаллизации жидкости происходит формирование изощренной структуры растущих кристаллов, очень схожее с агрегацией хаотически движущихся частиц... с молниевидным движением электрического разряда».

– На этой пленке не было ничего об электрических разрядах, – возразила я.

– Неужели? В таком случае я, вероятно, неверно истолковал твою концепцию созидания.

Томас разбудил меня задолго до наступления рассвета, похлопав по плечу.

Ну, вот оно и начинается, подумала я. Последний акт. Мое индийское решение. Я пыталась убедить себя, что делаю все ради сестры, и старалась одеваться во взятые напрокат вещи как можно тише, чтобы никого не разбудить.

– Сценарий у вас с собой? – прошептал Томас, когда мы уже уходили. – Ваше удостоверение? Пропуск на съемочную площадку?

Я похлопала по сумочке, заменившей мой традиционный рюкзак, и затем снова все перепроверила, как мы обычно делаем, отправляясь в долгое путешествие, паспорт, билеты, бумажник.