Джон Тренейл - Шпионы «Маджонга»

— Вы блефуете, Саймон Юнг.

Саймон в ответ на это просто улыбнулся.

— Вы так не считаете? Хорошо, давайте разберемся. Я угрожал вам Чаяном. Сейчас я покажу вам Чаян в ином свете: не как угрозу, но как стимул.

— Я не понял вас.

— Чаян — это сущность Китая, Саймон Юнг. Там находится сердце Поднебесной Империи. Но он нуждается в модернизации. Он нуждается в деньгах, таких деньгах, которые может предоставить только Гонконг с его богатством. Скажите мне, пожалуйста, вы считаете себя прагматиком?

Саймон секунду подумал:

— Да.

— Как я уже сказал, все мы прагматики. — Сунь обратился к Цю. — Расскажи ему об опиуме.

Глаза Красного Дракона широко раскрылись от удивления.

— Опиум? Это государственная тайна.

Сунь уже потерял терпение.

— Расскажи ему!

Цю нехотя развернул свое кресло, чтобы оказаться лицом к Саймону.

— Мы производим опиум. Конечно, вам это известно. Но вам наверное неизвестно, что в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году бригада «Маджонг» поставила задачу добиться экспорта на Запад тридцати пяти тысяч тонн ежегодно. С тех пор эта задача неоднократно пересматривалась… В сторону увеличения цифр. Это становится важным инструментом нашей внешней политики.

— А дальше? — подтолкнул его Сунь Шаньван. — Какое наказание предусматривается за употребление или обладание опиумом в Китае?

Цю передернуло.

— Смертная казнь.

Сунь снова обратился к Саймону.

— Да, мы прагматики. Мы сделаем все, что понадобится. Мы решим проблему роста населения. Вам известно, что в северных приграничных районах мы сформировали поселения, в которых живут и работают только мужчины и производственные показатели в которых выше средних по Китаю на десять процентов? В таких поселениях невозможно быть счастливым, в обычном людском понимании этого слова, но раз производство риса растет, а численность населения падает, то что из этого следует? Мы заберем назад то, что нам принадлежит, — Гонконг и Тайвань. Мы истощим наркотиками силы вашей молодежи, если мы сочтем, что это нам на пользу в непрекращающейся борьбе. Да, мы убиваем, мы предаем, мы делаем все это. Точно так же, как и вы делаете это на протяжении многих лет, в своем духе, мистер бизнесмен, тайпань Юнг.

— Я? Я никого не убивал.

Сунь рассмеялся: — Своими руками, возможно, и нет. А имя Ао что-нибудь говорит вам, товарищ Юнг?

Цю был поражен, увидев, как изменилось лицо англичанина за время его жизни в Чаяне. Его глубоко посаженные глаза загорелись злостью. Цю почти боялся этого нового Саймона Юнга.

— Ао был пиратом, — продолжал Сунь Шаньван. — Его тело выловили из гонконгской бухты. Кто отправил его туда?

Саймон пристально разглядывал свои ладони, ничего не отвечая. Цю попытался заглянуть ему в глаза, но сейчас эти глаза были словно закрыты — между веками виднелись только две узкие белые полоски.

Сунь повторил вопрос, подчеркивая каждое слово:

— Кто… отправил… его… туда? Вы хорошо упрятали все концы в воду, мы никогда не узнаем всю историю целиком, если вы только сами не пожелаете рассказать ее нам. Но мы уверены, что вы причастны к смерти Ао… Каким-то образом.

— Ах, — тихо прошептал Цю. — Господи…

До этого момента Сунь не повышал голоса. Сейчас, однако, он неожиданно откинул голову назад и заорал.

— Да, мы прагматики! Все мы! Мы должны заполучить обратно эти акции, но мы не можем сделать это, не отправив вас сначала в Гонконг живым и невредимым! Поэтому назовите вашу цену!

Он встал, подошел к телефонам, снял трубку с одного из них и протянул ее Саймону.

— Но сначала… сделайте звонок!

Саймон несколько секунд смотрел полуприкрытыми глазами на Суня. Потом наконец выбрался из кресла и направился к нему через зал. Но, вместо того, чтобы взять трубку, как ожидал от него китаец, он внезапно оттолкнул его руку и сказал:

— Нет.

— Почему?

— Сначала условия. Потом звонок.

— Говорите.

— Первое, и самое важное: моя жена должна быть освобождена от всяких обязанностей перед вами.

— Конечно. Она сослужила свою службу. Нам больше нет необходимости иметь свои глаза и уши в вашем доме.

— Дальше. Вы сделаете все то, что уже обещали раньше: гарантируете в письменном виде привилегированный статус «Дьюкэнон Юнг», с подписями, которые бы обеспечивали неоспоримость этого документа.

— Да.

— Вы восстановите мой опреснительный завод, камень за камнем, за ваш собственный счет, а потом вы будете управлять им и поддерживать его и дальше.

— Договорились.

— И, наконец… наконец, Сунь Шаньван… за все это вы дадите мне залог.

— Залог?

— Неоспоримый банковский чек, заверенный банком Китая, чек на сто миллионов фунтов стерлингов, который я буду хранить в течение всей моей жизни, в комплекте с документом, в котором будет сказано, что я могу использовать этот чек как залог должного выполнения ваших обязательств передо мной.

— Нет.

— Пожалуйста, подумайте еще раз.

Сунь прикусил нижнюю губу.

— Я должен сообщить об этом, — сказал он наконец. — Даже если это и будет принято, в чем я лично сомневаюсь, все равно это вызовет задержку.

Наступила долгая пауза. Наконец Саймон сказал:

— В таком случае, чтобы продемонстрировать свою добрую волю, я позвоню своему адвокату в Гонконг. — Увидев, как просветлело лицо заместителя начальника, он предостерегающе поднял руку. — И это все. Пока у меня на руках не окажется чек и документ, моя память будет закрыта. Именно это я и скажу судье в Гонконге: я не помню событий, о которых идет речь. — Он опустил руку и мрачно улыбнулся. — Тогда разбирательство приостановится и сертификат испарится. На время. Пока не найдется покупатель, или пока Роберт Чжао не будет готов использовать его против вас. Скажите мне, Сунь Шаньван, — ибо ваше мнение очень для меня ценно, — если Чжао решит продать акции, то кто станет их покупателем?

Очень долго двое мужчин стояли молча лицом к лицу, не сводя друг с друга глаз. Наконец Сунь Шаньван спокойно произнес:

— Я думаю, что это еще больший блеф, Саймон Юнг. У вас нет намерения обменять все, что может предложить Гонконг, на жизнь, точнее на существование в Чаяне?

— Может быть, вы и правы, Сунь Шаньван, — задумчиво ответил Саймон. — Но, по крайней мере, я уверен, что в Чаяне меня примут доброжелательно. В то время как при моем возвращении в Гонконг неминуемо возникнут проблемы.

— Какие проблемы?

Саймон рассмеялся.

— Неужели вы и в самом деле думаете, что я смогу начать жизнь заново в том же месте, где я ее кончил? Вы же помните: было судебное разбирательство, скандал? Окончательный разрыв с моим отцом… Многое, очень многое произошло, Сунь Шаньван.

— А неужели вы, в свою очередь, думаете, что мы не приняли все это во внимание? Заместитель комиссара Рид уже помогает нам: оказалось достаточно легким делом уговорить его начать распространять историю, которую мы ему разработали, а именно: у вас было сильное нервное потрясение — шок после покушения на убийство, взрывы на заводе… Все эти события расстроили работу вашего мозга…

Саймон не пожелал скрыть свое удивление.

— Вы говорите о Питере Риде так, словно он работает на вас, но ведь это не так.

— Разве не так? — Сунь Шаньван рассмеялся. — Когда я говорил, что «все мы прагматики», то я определенно имел в виду и британское правительство. — Он перестал смеяться. — Вас использовала ваша собственная сторона, Саймон Юнг. Они заставили вас танцевать под нашу дудку, если я могу так выразиться.

— Но это же абсолютно непостижимо…

— Глупости. Любое правительство сделало бы то же самое. Нет, не похоже, что вас будут осуждать в Гонконге. И есть еще кое-что, о чем вам следовало бы помнить.

— Что именно?

— Вы участвовали в операции по уничтожению русского банка. Множество людей будут готовы простить очень многое такому человеку.

— Да? А что со вкладчиками этого банка? Или понимание политических реалий моим правительством распространяется так далеко, чтобы уничтожить всех вкладчиков вместе с банком?

— Конечно. Не позволяйте вашему альтруизму заводить вас чересчур далеко. Есть пределы тому, что мы можем простить вашему альтруизму. Нет, я повторяю, мы не намерены менять вашу комфортабельную жизнь в Гонконге на что-либо другое.

— И я тоже повторю: возможно, что намерен. Как любопытно было бы это выяснить… — Саймон взглянул на часы и сказал: — Пора звонить, Сунь Шаньван.

Армия Сунь Шаньвана тихо вступила в Гонконг и растворилась в нем, словно волна, ушедшая в песок.

Инспектор иммиграционной службы Тун уже почти закончил свою девятичасовую смену в аэропорту Кай Так. У него был только небольшой перерыв на обед, но, поскольку весь остаток ночи прошел без особых происшествий, инспектор ощущал себя вполне в силах еще и пофлиртовать с Алисой Чань, сидевшей с ним за одним столом. Алиса была помолвлена с офицером таможенной службы, который, казалось, не торопился со свадебной церемонией, так что эта красивая молодая и здоровая женщина не видела причин, которые помешали бы ей провести отрезочек свободного времени с Рикки Туном. Правда, Рикки женат, и жена его недавно родила ему первенца — девочку… но почему бы и нет, — считала Алиса. Всегда надо платить за то, что находишься в хороших отношениях с коллегами… Особенно с таким симпатичным парнем, получающим по высшему разряду.