Хуан Марторель - Маска майя

Жан улыбнулся. Он заказал себе филе на сковородке, и у него не было таких проблем, как у Николь, хотя он слегка хмурился.

— Ты заметила, — он искал глазами ее взгляд, — что они почти не обращают на меня внимания? — Он поднял руку, не позволяя девушке ответить. — Я понимаю, что я чужой в экспедиции и не отношусь к вашему миру, но даже когда говорят о чем-нибудь, что непосредственно тебя не касается, у меня порой возникает ощущение, что я не существую. В особенности при общении с Лаландом…

Николь решила на время оставить борьбу со своим сэндвичем и посмотрела на жениха.

— Ну нет же, Жан! Мне кажется, ты не прав. Ривера, а позже и его помощник были в восторге… от тебя и от меня. Вполне логично, что они чаще обращаются ко мне, — в ее глазах заискрилась ирония, — в конце концов, я более знаменита… и более красива, чем ты. Но на самом деле, говоря серьезно, я так не думаю. Я уверена, ты станешь большим другом доктора Риверы. У вас есть много общего.

— Надеюсь, ты говоришь не о возрасте… — Жан криво усмехнулся. — Прости, я полагаю, ты права: приглашенная звезда — это ты.

— Очень хорошо. Прекрасно, что ты это признаешь и обходишься со мной соответственно. В конце концов я посвящу тебя в рыцари.

— Но Лаланд… Возможно, это он виновен в том, что мне постоянно мерещится пренебрежение. Речь идет о чем-то большем, нежели смутные ощущения; я уверен, что он старается не замечать меня. Как будто мое присутствие здесь ему неприятно… или он этого не одобряет.

— Ги — сложный человек, это так. Ладно, дай мне то, что у тебя осталось от филе, а я взамен поделюсь с тобой сэндвичем. Вот так, чудесно. — Николь некоторое время молчала, с довольным видом глядя на блюдо, стоявшее теперь перед ней, и с любопытством наблюдая, как Жан справляется с сэндвичем. — Возможно, ты отчасти прав, — продолжила она. — Если честно, лично мне он не сказал о тебе ничего. Ни да, ни нет. В любом случае, это тебя не должно волновать. Нас не должно волновать. Ну его!

— Да, но это неприятно.

— Скажу тебе, Жан, он так ведет себя не только по отношению к тебе. Еще в Париже, на собраниях, которые мы вместе посещали, мне показалось… как бы так выразиться? Словно он хотел что-то скрыть от меня. Когда я спросила его об иероглифах, он очень невнятно изъяснялся и дал мне не всю информацию. Даже местонахождение храма он указал довольно приблизительно. А после того как я стала настаивать, он заявил, что предоставит все данные в Мексике. Он что-то пробормотал о том, что есть много желающих получить эти сведения, и о необходимости хранить молчание.

— Ладно, похоже, в конце концов нервничать придется ему. А он тебе еще что-нибудь рассказал?

— В том-то и дело, что нет. Полагаю, выложит все карты на стол на собрании сегодня вечером. А если нет, я потребую этого. Я не собираюсь ехать в экспедицию в качестве мебели.

— Ладно, пусть тебе он и не обязан ничего рассказывать, — Николь посмотрела на жениха, изобразив радостную улыбку, — но я-то не давала государственной присяги, что буду молчать.

Утром третьего дня их пребывания в мексиканской столице Николь с Жаном завтракали вдвоем в ресторане гостиницы. Предыдущим вечером Николь была на собрании в кабинете Риверы, в то время как ее жених прогуливался по городу. Потом мексиканский археолог пригласил всех на ужин в типичный мексиканский ресторан, где присутствовали и два работника Французского телевидения.

Ужин закончился поздно, и, когда они наконец вернулись в гостиницу, долгий день и выпитое вино дали о себе знать. Хулио Ривера оказался гостеприимным хозяином, однако так получилось, что сидящие за столом разделились на две группы: три археолога в одной, а Жан и два телевизионщика в другой.

— Завтра поговорим… — пробормотала Николь, ложась в кровать. Через несколько мгновений она заснула.

Теперь перед ними обоими дымились яичница-болтунья и кофе с молоком, распространявший неземной аромат; оба выглядели гораздо более непринужденно, чем прошлым вечером.

— Разумеется, они рассказали мне не все, но, по крайней мере, ответили на те вопросы, которые я им задавала, особенно Ривера. Что касается нашего доброго Ги… Не знаю, может быть, это ты меня настроил, но с каждым разом мне становится все яснее, что он еще многого не договаривает. Придется ему раскрываться постепенно.

Жан ничего не ответил, но взглядом показал, что внимательно ее слушает.

— Основное — это надписи в храме; похоже, остальные находки не играют большой роли. Но сегодня мы узнаем самое главное: как я поняла, тексты, переведенные Риверой и Лаландом, могут указать на расположение другого места…

Несколько мгновений Николь хранила молчание, лукаво глядя на жениха.

— …более или менее приблизительно…

Она выпила глоток апельсинового сока.

— …в котором, возможно, находится… — Она посмотрела по сторонам, как будто искала официанта.

— Давай же, Николь, продолжай, пожалуйста!

Девушка рассмеялась от души.

— Да так, ничего. Тайник с подарком богов.

— Что?!

— Подарок богов. Нечто подобное сообщили надписи, которые также повествуют, как мне сказал Ривера, об одной маске… или нефритовом украшении. Хулио думает, что эти вещи, подарок и маска, на самом деле одно и то же. Но наши выдающиеся эксперты еще точно этого не выяснили, и, кроме того, мне кажется, что есть части текста, которые не согласуются между собой.

— Черт возьми, неплохо для начала! А где расположено это место?

— В этом и заключается вопрос, на который они не в состоянии ответить.

— Не в состоянии? — Чашка с кофе в руке Жана замерла на полпути ко рту.

— Возможно, я смогу. Кроме того, есть вероятность, что им известно больше, чем они хотят признать. Они рассказывали мне об астрономических обсерваториях майя, о направлениях, на которые указывает Венера, о равноденствиях… Не знаю… какая-то путаница.

— Вспомни об этом обломке керамики, надписи на котором ты расшифровала. В самом начале казалось, что в нем тоже нет особого смысла. — Жан подмигнул ей, улыбаясь. — И вдруг сезам открылся!

Николь ответила ему улыбкой, взяла стакан с апельсиновым соком и слегка приподняла его, как будто намереваясь произнести тост.

— Ты совершенно прав. Если они прекратят нести чушь и выложат нам все, что знают, тогда мы сможем помочь им.

Город майя Караколь, 626 год н. э.

Балам с улыбкой наблюдал за девушкой, поднимавшейся по каменным ступеням. Синяя Цапля уже приближалась к храму, находившемуся на самом верху пирамиды. Она была одета в тунику красного цвета — цвета востока, откуда приходят дожди. На голове у нее был сложный головной убор из цветов и початков кукурузы. В руках она несла большую миску, что сильно замедляло ее подъем, поскольку девушка прилагала много усилий, чтобы сохранить равновесие.

Балам стоял рядом с Чальмеком. Они оба были зрителями, как и тысячи других людей, собравшихся на церемонии для того, чтобы умолять богов дать хороший урожай. Действо уже подходило к концу. День начался очень рано, и с восходом солнца жители Караколя двинулись к пирамиде, служившей основанием для храма, воздвигнутого в честь богов дождя. Часть жрецов уже находилась там с предыдущего дня, в то время как остальные утром отправились вместе с процессией из города.

Оба юноши присоединились к шествию, проникнутому праздничным духом, несмотря на серьезность, которую старались придать ей жрецы, шедшие во главе. Вместе с ними шагал и Белый Нетопырь, надевший украшения, отличавшие его как верховного жреца, а также Синяя Цапля, которой предстояло принести в жертву копаль.[21] В процессии также принимали участие четверо детей. Они были одеты в зеленое, и их лица едва виднелись из-под головных уборов, закрепленных на плечах и представлявших собой мастерски изготовленные головы лягушек. Флейтисты и барабанщики замыкали головную часть шествия, а за ними следовала пестрая толпа горожан, влившихся в процессию.

Пирамида находилась примерно в шести «длинных выстрелах стрелы»[22] от Караколя, и прогалина вокруг нее была тщательно расчищена от растительности в течение нескольких предыдущих дней, поскольку ожидалось, что на церемонию придет много людей.

Это были те же самые прогалина и пирамида, где Балам и Белый Нетопырь побывали ночью, когда вместе путешествовали по сельве. Тогда это священное место было безлюдным, залитым холодным светом луны. Теперь, под утренним солнцем, пирамида казалась еще более массивной, однако магическое ощущение, переполнившее в ту ночь его душу при одном лишь взгляде на нее, исчезло.

В этот момент Синяя Цапля подошла к последней ступени длинной лестницы. Два жреца выдвинулись вперед, чтобы поддержать ее, в то время как остальные ожидали возле огня, горевшего напротив входа в храм. Король К’ан прибыл несколько раньше и находился на высоком помосте, установленном рядом с пирамидой. Белый Нетопырь, стоя на вершине самой пирамиды, немного в стороне, был немым свидетелем происходящего.