Джеймс Гриппандо - Когда сгущается тьма

— Разумеется. В конце смены я обслужил одну женщину… хм… нет, двух женщин, и самым последним — мужчину. Кажется, так. Впрочем, не помню. Или мужчину, или женщину.

— Что ж, это, несомненно, сужает сферу поисков, — сухо произнес детектив.

Алисия ждала продолжения, но Барбера отвлекло сообщение, пришедшее ему на пейджер. Тогда она снова вступила в разговор.

— Ваши клиенты получают квитанцию или расписываются где-нибудь?

— Нет. Просто платят за час и сразу проходят к компьютерам.

— Может, женщина, арендовавшая у вас ячейку номер три, расплатилась кредитной карточкой?

— Мы не требуем оплаты кредитными карточками, если стоимость услуг не превышает двадцати долларов. Я совершенно уверен, что вчера за весь вечер со мной только раз расплатились карточкой.

Поскольку Барбер все еще читал сообщение, Алисия задала новый вопрос:

— У вас есть в зале камеры слежения?

— Нет у нас никаких камер. Мы уважаем стремление клиентов оградить себя от посторонних взглядов. — Перевод: «Вам бы понравилось, если бы кто-нибудь подглядывал за вами, когда вы просматриваете порносайты?»

Барбер закончил читать сообщение на пейджере и раздраженно забарабанил пальцами по стеклянной поверхности прилавка.

— Желаете спросить что-нибудь еще, детектив?

Алисия смутилась. Хотя у нее и в мыслях не было оттеснить Барбера в расследовании на задний план, последний явно настроился против нее. Как-никак он считался одним из опытнейших детективов убойного отдела, имел в разработке несколько случаев насильственной смерти, требовавших его неусыпного внимания, и взялся за дело о домогательстве только потому, что Алисия была дочерью мэра. Впрочем, ей эта ситуация нравилась ничуть не больше, чем ему. С другой стороны, должна же она что-то делать, если он не проявляет к этому расследованию особого интереса? Хотя она со своими расспросами и впрямь слегка перегнула палку.

— Прошу вас, детектив, продолжайте. Извините, если что не так.

— Можете описать нам внешность этой пожилой женщины, приятель? Арендовавшей у вас ячейку номер три? — вновь включился в работу Барбер.

Клерк поморщился, словно необходимость вспоминать о событиях, произошедших четырнадцать часов назад, вызывала у него физическую боль.

— Я не очень хорошо ее запомнил. Кажется, испанского типа… вроде небольшого роста. Одна из многих клиентов. Если бы вы только знали, сколько их тут у нас за день проходит…

Барбер задал еще несколько вопросов по делу, не представлявших, впрочем, большого интереса, и в заключение передал клерку свою визитную карточку со стандартной просьбой позвонить, если тот что-нибудь вспомнит.

— Надеюсь, я вам помог, — сказал клерк.

— Несомненно, благодарю вас, — заверила Алисия.

Потом Барбер осведомился об успехах у криминалистов, исследовавших ячейку номер три. Как выяснилось, работы им оставалось еще как минимум на час. Не желая мешать, Барбер жестом предложил Алисии следовать за ним и вышел из компьютерного зала.

— Думаете, парень кого-нибудь прикрывает? — спросила Алисия, когда они оказались на улице.

— Нет, — покачал головой Барбер. — Полагаю, его и впрямь не слишком интересует, кто приходит в этот зал и кто из него уходит. Просто для него все это не имеет значения.

— Но вы, надеюсь, не думаете, что мою сумочку похитила пожилая женщина и она же отправила мне электронное послание?

— Электронное послание вполне могла отправить вам и пожилая женщина. Но я ума не приложу, кто украл вашу сумочку…

— Хотите сказать, что в это дело были вовлечены два человека?

— Послушайте, Алисия, вы задаете слишком много вопросов, что, несомненно, приветствуется при нашей работе. Но вся штука в том, что задавать их надо только тем людям, которые имеют на них ответы. Откуда мне, черт возьми, знать, сколько людей вовлечено в это дело?

И он зашагал к своей машине. Алисия последовала за ним, размышляя над словами клерка.

— Что-то у нас не сходятся концы с концами. Кто-то вытащил у меня из сумочки губную помаду, а потом некая пожилая леди отправила по электронной почте письмо, утверждая, что ищет общения со мной из-за большой любви. Как-то это странно, вы не находите?

— Парень мог что-нибудь напутать.

— А если не напутал? Что, если это письмо мне и впрямь послала женщина?

— На свете происходили и куда более странные вещи, малышка.

Алисия забралась на сиденье для пассажира и захлопнула дверцу. Барбер завел мотор и выехал с парковочной площадки.

— Только не со мной, — сказала она, провожая взглядом Ред-Берд-копицентр, и мысленно добавила: «малыш».

Мэру Раулю Мендосе определенно не нравилось то, что говорил ему Свайтек.

— Между прочим, в это дело вовлечена моя дочь, — бросил он в телефонную трубку.

— Я это понимаю, — сказал Свайтек. — И реагировал бы на сложившуюся ситуацию точно так же, если бы в это дело был вовлечен член моей собственной семьи.

Мэр откинулся на спинку большого кожаного кресла, стоявшего в его офисе в городской ратуше Майами-сити-холл. Фелипе, помощник и телохранитель, сидел в кресле у противоположного конца разделявшего их старого тикового стола. Вся принадлежавшая мэру мебель была изготовлена из тика — ценной породы дерева, традиционно использовавшегося для строительства кораблей. И это, и висевший на стене в углу морской пейзаж невольно напоминали ему о том, что у него нет в запасе ни часа, чтобы походить в море под парусом. Времени не оставалось ни на что, кроме работы. Даже на семью — за исключением дочери.

Мендоса всегда выкраивал для общения с Алисией пару-тройку часов еще с тех пор, когда она была девочкой и играла в футбол в школьной женской команде — он не пропустил ни одного матча с ее участием, — и вплоть до ее выпуска из полицейской академии. Он любил свою жену, с которой счастливо прожил двадцать девять лет. Но даже когда женился, мысль, что человек может отдать свою жизнь ради другого живого существа, представлялась ему абстрактной и весьма далекой от реальности — чем-то вроде драматической метафоры, к которой прибегают поэты, живописуя силу чувств. Однако с появлением Алисии все изменилось. Когда в детстве она болела, Мендоса молил Господа, чтобы он наслал эту болезнь на него, а ее избавил от страданий. Когда она плакала, он уходил в другую комнату, не в силах слышать ее рыдания. Ясное дело, он чувствовал себя не в своей тарелке, узнав, что какой-то бездомный извращенец донимает ее своими приставаниями. И даже тот факт, что срок его пребывания на посту мэра подходил к концу и близилось время переизбрания, уже не имел для него решающего значения. Хотя, если разобраться, ему сейчас следовало не сидеть в кабинете, а заниматься фондами, то есть посещать различные светские мероприятия и пожимать руки нужным людям, чтобы получить очередной чек на свою новую избирательную кампанию. Тем не менее все его внимание сосредоточилось на деле Фэлкона. Он очень старался вести себя дипломатично по отношению к адвокату бездомного парня, но, поскольку речь шла о безопасности его ребенка, временами терял терпение. Ему казалось странным то обстоятельство, что адвокат отказывается взглянуть на это дело с точки зрения любящего отца, имеющего молодую красивую дочь.

— Я знаю, что отцу жертвы не пристало апеллировать к адвокату противной стороны, и тем не менее прошу вас внять моим доводам.

— Мне звонят иногда родители жертвы, — сказал Джек Свайтек. — Правда, в более серьезных случаях.

— Значит, вы понимаете, насколько я был разочарован, когда мне позвонил прокурор и сообщил, что вы отказываетесь пересмотреть условия освобождения своего подзащитного.

— В этом деле лично от меня ничего не зависит, — возразил Джек. — Закон требует, чтобы прокурор предъявил судье новые факты, изобличающие моего подзащитного и свидетельствующие, что он представляет большую, нежели предполагалось, угрозу для окружающих.

— Ваш подзащитный продолжает приставать к моей дочери. Разве этого не достаточно?

— Если бы у прокурора имелись факты, подтверждающие его требование, мы уже сейчас находились бы у судьи.

Свайтек коснулся больного места. Он как адвокат защиты мог и не догадываться о слабых сторонах обвинения, особенно на ранней стадии судебного разбирательства, но мэр о них знал, поскольку прокурор лично изложил ему во всех подробностях обстоятельства этого дела. По его словам выходило, что бомж незамеченным проник в бар ресторана Хьюстона, украл у его дочери сумочку, после чего выпотрошил ее в дамской комнате. С другой стороны, сотрудник компьютерного центра показал, что электронное послание Алисии отправила с его компьютера женщина, а не мужчина. Отпечатки Фэлкона там не найдены, а единственный отпечаток пальца, обнаруженный на пудренице Алисии, также ему не принадлежал.