Рондо - Маргарита Гремпель

Она не откусит его, но все-таки сильно зажмет, что он посинеет, и на нем останутся следы – отпечатки ее зубов. Она билась в ужасных судорогах или можно их назвать конвульсиями. Сознание она потеряла. И я понимал задним умом, что лучше вставить бы ей в рот мягкий предмет, чтобы она, не дай бог, не сломала бы зубы о мои ключи, но у меня с собой больше ничего не оказалось. Да и сам я несколько растерялся. Все-таки специфика работы судебного врача совсем иная. Вокруг рта у нее скопилось много пены, что я видел очень часто в своей профессии у людей, утонувших в водоемах. Сила сжатия зубов у эпилептиков такова, что сунь я нечаянно в тот момент ей свой палец в рот, она его откусила бы.

Кто-то на проходной исправительного учреждения все видел, а я еще и сам громко кричал:

– Скорую! Скорую! Вызывайте скорую!

Наверное, дежурный на зоне и вызвали «скорую». Приехавшие врачи вставили девочке роторасширитель, а я сумел забрать свои ключи. Анастасия Петровна уезжала с каретой скорой помощи. В последний момент увидела и узнала меня. Прижалась неожиданно к моей груди и запричитала:

– Миленький Рондов! Прости нас! Прости! Если сможешь! – а когда залезла в скорую помощь, закричала оттуда мне: – Бес он! Бес!

Я перепугался от возможного смысла ее слов и боялся, что она говорит о муже, о здоровом увальне, к которому, как мне казалось, я даже успел за короткое время привыкнуть, потому что часто в последние месяцы думал о нем. Она увидела мой испуг и добавила:

– Сунин – бес!

«Скорая» увезет их обеих, только девочку на носиках, а мать сама залезет в неотложку и поедет сопровождать дочь в больницу.

Я вернулся в машину. А Леха к тому времени успел выйти из учреждения и увидел последнюю сцену. Я невольно ляпнул сущее мракобесие, хотя и не лишенное смысла:

– На моих ключах ее слюни. Можно выделить ДНК. Сунину достаточно будет, чтобы посадить меня за сексуальное домогательство?.. Прости, глупо пошутил.

Потом я увидел, что у дверей проходной нарисовался маленький кругленький мужичонка в черном драповом полупальто, из-под полы которого выделялись форменные синие брюки. Трудно, казалось бы, его не узнать – Мишаню Сестерову. Он вызвал у меня ужасные воспоминания, до жутких болей в сердце. И я опять зачем-то спросил Алексея Игоревича, хотя мог сейчас и не спрашивать:

– А ты не знаешь, что он здесь делает?

– Ну как же, Сергей Петрович! Смерть на зоне! Труп! Погиб заключенный! Этим занимается следственный комитет.

– И он понапишет, что осужденный Маскаев упал на нож и так семнадцать с половиной раз?!

– И Плотников может написать, что смерть наступила от сердца!

– Может! А истыкали труп!

Мы выехали из Пензы, и каждый из нас хотел сказать что-то свое, но не знал, как и с чего начать.

– Не переживай, Сергей Петрович! Мы его не спасли бы! Мы не боги! Мы его слуги!

– Громко!

– Что?

– Люди, не исполняющие гражданских законов, не исполняют и божьих!

– Не живут такие на зоне!

– Рондо!

– Что? Извини! Не понял!

– Рондо – круг! Замкнутый круг! Или движение по кругу! Ракова, Прошин, Хомин создают Сунина, Степашкина, Утешкина, а те, вылепят новых…

– Скорее, круговая порука… А еще «рондо» на молодежном сленге – минет!

– Да? А зачем ты мне сказал? – удивился я.

– Вспомнил последние слова Акатовой в областном суде.

– Они его убили! Они все… его убили! И я думаю, он – не первый и не последний!

– А не сгущаешь ты краски, доктор?

– Я трезво смотрю на наше время! – уходил я в себя, задумываясь о новых жертвах.

Сегодня 22 декабря 2021 года. Я все еще в южной Сибири, и я пишу письмо на родину любимой женщине:

«Дорогая Марина! Любовь моя! Солнце мое! Я люблю тебя так сильно, что сжимаю до боли зубы, оттого, что не могу сейчас быть с тобою рядом! Жители Горного Алтая исповедуют язычество. Но они, как и мы, верят в силу Добра и Справедливости! И я, уповая на Бога нашего, верю, что Он слышит нас, наши сердца и души, и не позволит нам с тобою жить в разлуке!

Отсюда далеко до Поволжья и до Пензы… Но рассвет в Сибири начинается раньше!»