Валерий Прохватилов - Снайпер должен стрелять

Нехитрая интрига Доулинга забавляла Лоуренса. Однако, наблюдая за успехами дочери, он все больше убеждался в том, что ее профессионализм вовсе не причуда и пришла пора серьезно думать о ее карьере. Собственное агентство, к которому он придет через это вот внезапное и отчасти даже спешное включение в подозрительное дело о заокеанском двойном убийстве… Современное агентство, где всегда найдется место и Мари, и ему самому, и Доулингу, перестанет быть утопией. Через столько лет вновь сменить кабинет ученого на непредсказуемое поле сыскной работы — значило теперь для Монда заново испытать себя. Именно поэтому с легким сердцем он и откликнулся на это пахнущее авантюрой предложение лететь в Бостон.

Предположение Доулинга о том, что в деле замешаны «высшие сферы» с их собственной логикой жизни и что это само по себе опасно, он принял в расчет, и сопровождающий его Рудольф, один из самых надежных сотрудников территориального управления полиции, в определенном смысле гарантировал снижение риска до уровня, обычного в их деле.

Более серьезным, однако, казалось ему то, что безымянному напарнику, с которым, как он понял, ему предстояло работать, может быть отведена роль овцы, предназначенной на заклание. Кем бы он ни был, этот нанятый иммигрант, пусть даже самой обычной пешкой в чьей-то закулисной большой игре, но чтобы так вот просто пустить человека в расход ради сохранения чьих бы то ни было жутких тайн, — это не укладывалось в его сознании. Впрочем, сейчас фантазировать на эту тему не имело смысла, и Монд решил, что разберется во всем на месте.

Эта встреча была как символ, как какой-то странный сюрприз, приготовленный судьбой через столько лет. Как это нередко бывает, жизнь оказалась фантастичнее самых разных предположений. Когда ему вскоре после прибытия представили его будущего напарника и тот, протянув свою сухую цепкую руку, тихо сказал: «Андрей», — Лоуренс Монд, не подавая вида, что прекрасно знает, кто такой Андрей Городецкий, демонстрируя академическую вежливость, посчитал для себя нужным лишь уловить, как поведет себя сам Андрей, пожелает ли он показать Маккью и его помощникам, что знает Монда.

В этом смысле Городецкий повел себя безупречно, словно опытный конспиратор, умеющий все просчитать на десять шагов вперед. В таких случаях говорят: ни один мускул не дрогнул на его лице. Это означало, что по каким-то своим причинам Андрей не хочет, чтобы об их знакомстве стало в этом кругу известно.

Познакомились они с Андреем Городецким пять лет назад, на научно-практическом семинаре, организованном. МПА — Международной полицейской академией для криминалистов — выходцев из стран Восточной Европы. Семинар по количеству участников был небольшим, всего четырнадцать человек, но это были люди, отобранные через иммигрантские службы из огромного числа кандидатов и затем еще и еще раз проверенные при помощи специальных тестов. Каждый из них был изгоем, отринутым родиной, каждый нес в себе пусть замкнутый, но достаточно цельный мир. Акция эта рассматривалась как гуманитарная, ее целью было, с одной стороны, помочь иммигрантам найти новую свою судьбу, с другой — использовать наиболее одаренных криминалистов в борьбе с преступностью. Для работы с ними на семинаре привлекались мировые знаменитости и светила юриспруденции, среди них и Лоуренс Монд. Кое с кем из участников семинара Монд продолжал поддерживать связь. Городецкий, один из самых талантливых его слушателей, почти сразу исчез из поля зрения. И в течение пяти лет Монд ничего не слышал о нем.

Маккью нервничал, во-первых, потому, что круг участников расследования продолжал расширяться. Появление в их компании Рудольфа, ни на шаг не отходящего от Монда, явно не предполагалось. Это был сюрприз, преподнесенный ему Доулингом. Во-вторых, Андрей продолжал молчать, требуя информации по «Спринг-бод» и результатов криминалистического анализа. Времени прошло еще слишком мало для того, чтобы всю работу проделать качественно, но его это словно не интересовало.

— Дайте то, что есть, — требовал он, и опять в глазах его мелькал странный волчий огонек, ничего хорошего не суливший окружающим.

Впятером — Чарлз Маккью, Марк, Андрей, Рудольф и Лоуренс Монд — они расположились в рабочем кабинете Чарлза, в его резиденции, находящейся в одном из домов, мало чем отличающемся от сотен других, лишь тем, что войти и выйти из него можно было и двумя, и тремя, и четырьмя способами.

Маккью, опустив информацию об инсценировке аварии, коротко ввел гостей в курс дела, заявив в заключение, что последние оперативные данные поступят в ближайшие пятнадцать минут, и демонстративно уставился на Андрея.

— Вам не терпится, Чарлз? — проворчал тот. — Хорошо, может, вы и правы. Во всяком случае, пока мы ждем результатов, я покажу вам, как лыжник попал в шале. Хотя предупреждаю, что история совершенно невероятная и, сколько я ни ломаю над ней голову, достаточной ясности у меня нет. Все те же странности, о которых я говорил.

Он достал папку и выложил на стол пачку фотографий:

— Это результаты аэрофотосъемки, которую я сделал с вертолета. Фотографии, как вы видите, несколько необычны, но и сделаны они необычным способом. Смотрите сюда — сначала общий план. Вот шале, домик сторожа, отель. Распадок, по которому ушел преступник, — вот он, уходит на восток. Вот дорога, ведущая к городку. — Он поднял голову, оглядел всех. — Пока все понятно. Так?

Все молча кивнули. Вопросов не было.

— А теперь смотрите сюда. — Андрей взял фотографию. — Видите тоненькую ниточку? Она тянется на запад и прерывается в трех местах. Начинается она почти у шале, а кончается вот где. — Андрей ткнул карандашом в фотографию и поставил на ней кружок. — А это, — продолжал пояснять он, — дорога, по которой можно проехать к отелю. Это горная дорога. Метров триста она идет в сторону северо-запада, потом резко сворачивает на север, проходит высоко над городком и где-то там дальше выбирается на магистральное шоссе.

Вероятно, вы уже поняли, к чему я клоню. Если по этой дороге двигаться к отелю, то вот от этого самого поворота до той точки, которую я обвел кружком, всего метров четыреста. — Андрей прочертил карандашом прямую линию. — Здесь лес, вполне проходимый. Преступник вышел на дороге из машины, прошел через лес и вот из этой самой точки, — он опять ткнул карандашом в кружок, — начал спуск к шале. Прерывистая линия — не что иное, как след от лыжни.

— А почему, собственно, он прерывается? — сразу спросил Монд.

— Прерывается он потому, что в этих трех местах пропасти, — ничего больше не поясняя, ответил Андрей, ожидая вопросов.

— Получается, что через них лыжник должен был перелететь? — продолжал спрашивать Монд.

— Совершенно верно.

— И что же тут невероятного?

— Невероятно здесь то, — вмешался Маккью, — что даже совершеннейший идиот не решится на такой спуск. Это же надо видеть глазами, — нет там и не может быть никакого спуска. А потом, Андрей, с чего вы взяли, что эта линия, которую вы нам показываете, — лыжня? Марк, — обратился он к своему помощнику, — скажите вы, но, по-моему, или я, или мистер Городецкий не в своем уме.

— Я склонен согласиться с вами, шеф, но, может быть… Не знаю, что и сказать. Предположение совершенно невероятное. Хотя Андрей сам говорил об этом.

— Мистер Городецкий, так что дает вам основание утверждать, что это лыжня? — спросил Монд.

— Ну, начну с самого простого. Чарлз, Марк, вы обратили внимание, что когда Кид расчищает дорогу к шале, по ее сторонам образуются вертикальные срезы?

— Ну да, — откликнулся Чарлз.

— Что вам они напоминают?

— А нельзя ли ближе к делу? И без загадок, — поторопил его Маккью, которому боковые срезы дороги ничего не напоминали.

— Хорошо, — усмехнулся Андрей. — А мне этот срез напомнил вафлю — этакая мякоть с колючей прослойкой. Колючая прослойка — это наст, успевающий все же образоваться, несмотря на еженощные снежные заряды. Наст этот я почувствовал и тогда, когда спускался к шале с горы, предназначенной для фристайла. Утром на другой день я попытался найти свой след. Снизу его не было видно, но гора заслоняла и те пропасти, что были за ней, да я на какое-то время и забыл про них. Тогда-то я и увидел нечто вроде просеки, поднимающейся высоко в горы. Я на подъемнике опять добрался до домика-раздевалки. Пропасть была на месте, но за ней начинался подъем, уж очень напоминавший трамплин. С него можно было разогнаться, перепрыгнуть пропасть и уже практически без риска спуститься к шале.

— Если я вас правильно понял, — перебил его Монд, — вы ведете к тому, что преступник воспользовался как бы каскадом трамплинов?

— Да, — сказал Андрей, — и, когда эта безумная мысль пришла мне в голову, я решил проверить, а нет ли на нашей горе еще какой-нибудь лыжни, кроме моей. Ведь прошло-то всего две ночи. Тут мне и вспомнился срез дороги, так сказать, «эффект вафли». Я еще раз поднялся на подъемнике, прихватив с собой лопату, вырыл поперек горы небольшой окопчик, начиная примерно с того места, где спускался сам. Нашел сначала свою лыжню, а потом еще одну под снегом, оставленным двумя снежными зарядами. Продавленный наст очень хорошо ее сохранил. Я уже не сомневался, что убийца попал в шале именно таким путем. Оставалось выяснить, действительно ли существует каскад трамплинов, которыми можно было воспользоваться? С вертолета я увидел и сфотографировал этот каскад. Снимки — это уже специальная съемка — показали мне и лыжню по всей длине трассы, которую выбрал преступник.