Дмитрий Грунюшкин - Под откос

Леха угнездился за кухонным столиком, и огляделся. Комната была очень чистой, аккуратной, и, мягко говоря, не бедной. Большой двухкамерный холодильник, микроволновка, даже небольшая плоская панелька телевизора на стене. Их дожидался на столе тортик явно не за пятьдесят рублей. В общем, реши они купить гостинцы, то выглядели бы глупо. В такие дома надо ходить с бутылочкой дорогого коньяка, а не килограммом пряников.

Хозяйка подливала им чай, смеялась их шуткам. Она была такой милой и непосредственной! Никифоров долго не мог понять, что держит его в напряжении? Почему Рашид прячет взгляд? Наконец, он уловил это – ускользающую мелочь, которую может заметить только тот, кто ее ищет. В карих глазах Анны сполохами зарниц время от времени просверкивал жгучий, нездешний блеск. Такой блеск выдает внешне вполне нормальных и адекватных людей, у которых глубоко внутри сидит что-то, что другие, благополучные люди, называют безумием.

«Она же сумасшедшая!» – пронзила Леху догадка. Впрочем, она была в той же мере сумасшедшей, как и Рашид. То есть, эта ненормальность лишь отличала их от всех остальных, не делая психами в прямом смысле этого слова.

– Извините, ребята! – встала из-за стола хозяйка. – Я сейчас. Андрюшеньке нужно водички налить. У него, наверное, горло пересохло. Его жажда постоянно мучает, – добавила она извиняющимся тоном.

Никифоров заметил, как Рашид вздрогнул всем телом, будто через него пропустили мощный разряд электрического тока. Неужели здесь, в квартире, есть еще кто-то? Неужели все это время, пока они балагурили за столом, в соседней комнате страдал человек, который не может встать и выйти к ним? Этот Андрюшенька – сын Анны, и он не убит, а лишь тяжело ранен? Или вовсе лежит в коме, как растение – он уже встречал подобное. Но почему Рашид не предупредил?

Пока эти мысли ураганом проносились в голове Алексея, хозяйка достала из холодильника бутылку ключевой воды, аккуратно налила в большой стакан, и бережно, как величайшую ценность, понесла в другую комнату. Когда она открыла дверь, Алексей почувствовал, как немеют его руки и ноги, а в голове появляется отвратительный тихий звон. Во всю стену комнаты была большая фотография в полный рост молодого веселого парня в полевом камуфляже. Его смеющееся лицо было неимоверно похоже на лицо Анны.

В узкую щель приоткрытой двери Алексей видел, как Анна аккуратно убирает в сторону стакан с водой, стоящий на небольшом столике перед фотографией, а потом встает на колени и ставит новый, только что наполненный сосуд.

Через минуту она вернулась. В уголках глаз быстро таял, утекал, испарялся тот самый безумный огонек, который заметил Алексей.

Они посидели еще с полчасика. Леха плохо запомнил, о чем они говорили. Остался только гудящий шум ушах, и ощущение одеревеневших, ничего не ощущающих рук.

– Заходите еще, ребята, – провожала их в дверях Анна. – Я всегда так рада, когда ты приходишь, Рашидушка. Ничему на свете я так больше не радуюсь. И ты, Леша, заходи. Вы очень славные ребята. Андрюша был бы рад таким друзьям. Он и сейчас вам очень радуется…

…Никифорова колотило. Его трясло и било. Зажженная сигарета в руках выписывала восьмерки своим горящим кончиком. Он нашел в себе силы попрощаться и зайти в лифт. Но как он выскакивал из подъезда – он уже не помнил.

– Ее сын, Андрей, погиб в девяносто шестом, – глухо рассказывал Рашид, нервно тянущий «беломорину» большими резкими затяжками. – Мехводом был. Сгорел в «бэтре». Уводил горящую машину от колонны наливников. Какой-то журналист рассказал матери, как погиб ее сын. В подробностях. Ты сам видел, что с ней стало. Она нормальная. Не то, что я, – горько усмехнулся он. – Но уже много лет несколько раз в день меняет воду в стакане перед фотографией сына. Ведь он сгорел, и ему теперь всегда хочется пить. Там, в горящем «бэтре», он не мог напиться…

Рашид храпнул, будто ему самому не хватало воздуха, но взял себя в руки.

– Муж не смог этого выдержать. Ушел от нее. Не к другой – просто ушел. Ему было страшно жить с той, которая много лет поит водой того, кто давно умер. У нее хорошая работа, она ни в чем не нуждается. Но она никого не пускает к себе домой. Чтобы никто этого не увидел. Чтобы никто не взял воду, которую она носит своему сгоревшему сыну.

Алексей посмотрел на сигарету в своей руке, и сжал ее в кулаке, так, что посыпались искры. Ожог, укол боли – только это могло вернуть его назад, убедить, что он еще жив, что все это не снится ему в кошмаре.

Рашид хмыкнул, и вытянул вперед руку. На запястье красовались многочисленные шрамы от старых ожогов.

– Раньше я тоже делал так. Теперь перестал. Боль не излечивает от боли.

– А что излечивает?

– Ничто. Даже время. Даже водка. Но после водки ты, хотя бы, начинаешь дышать.

Он протянул Лехе обычную армейскую фляжку. Алексей, не задумываясь, свернул ей голову и запрокинул в рот, не заботясь о том, что закуски нет. В груди полыхало пламя. Его нужно было залить…

Водяной первым вошел в купе, скептически его осмотрел, и бросил сумку на верхнюю полку. Он демонстративно вальяжно измерил в два шага новое пристанище, цыкнул зубом, и уселся на диван, задрав на него ногу в ботинке.

Его старший товарищ молча сел напротив. Он казался спокойным, и только вспухающие желваки выдавали степень его раздражения. Лупоглазый поерзал на своем месте, устраиваясь поудобней, но тяжелое молчание не давало расслабиться. Макар был старшим в их паре, но Водяной по жизни не умел никому подчиняться. Его можно было заставить что-то делать силой или угрозой, но никак не приказом или распоряжением.

Макар был сильнее. Он мог сделать с Водяным все, что угодно, и при этом бы даже не запыхался. Но он не выпячивал свою силу, не пыжился, выставляя ее напоказ. И это расслабляло Водяного. В его мире сила, а, главное, готовность пустить ее в ход, должна была быть на виду, чтобы пресечь сами попытки проверить человека на крепость.

Сила без готовности – пустой пузырь. Сколько он повидал на своем веку здоровенных качков, а то и спортсменов-рукопашников, которые были непобедимы в спортивном зале или на ринге. А в реальной жизни шкет-распальцовщик одним своим напором, угрозами и отчаянной решимостью подчинял бугаев своей воле.

Тут был другой случай, но привыкший к совершенно определенным правилам поведения, Водяной постоянно забывался, и начинал относиться к своему товарищу пренебрежительно. Вот и сейчас он, пытаясь разрядить обстановку, жеманно пожаловался:

– Эх, зря мы оттуда свалили. С девками завсегда веселее. Хоть марамойки, хоть кто – не обязательно же перепихнуться. Главное – побазарить есть с кем. Без баб мужик чахнет.

Макар ожег его взглядом так, что Водяной поперхнулся словами.

– Слышь, ты, босота! – процедил Макар, в испепеляющем презрении раздавив, как окурок, высокое звание «босяка». – Ты забыл, щегол, что мы здесь делаем? Напомнить?

– Ты кого щеглом назвал? – попробовал возмутиться лупоглазый.

– Тебя, недоносок! – Макар даже не привстал и не повысил голоса, но от его интонации повеяло холодом могилы, так, что Водяной чуть не подпустил в штаны. – Хрен знает, зачем Хозяин сказал тебя с собой взять? Никакого толку от тебя нет, один геморрой.

– Да я на зоне знаешь, кем был?! – вскинулся обиженный Водяной. – Да я, если хочешь знать…

– Не хочу, – отрезал Макар. – Потому что и так знаю. Что думаешь, я кого-нибудь взял бы с собой, если бы все про него не узнал? Да про тебя, шпана, даже в ментовке столько не знают, сколько я знаю.

– Тогда в курсе, что за работа у меня на зоне была? – обиделся уже совершенно натурально Водяной.

– Да какая работа, – издевательски усмехнулся Макар. – Торпедой ты был, обычной Гориллой. У таких одно дело – завалить, кого пахан скажет – и все. Ни мозгов, ни разума. Одно слово – гориллы. Даже обставиться не умеете. Ткнул заточкой – и еще десятку подцепил, если охрана на месте не привалит. Хуже собак.

– А чего же я тогда на свободе? – прищурился Водяной.

– Да потому что повезло, сдернули тебя с кичи. Тут отработать одно дело. А потом опять на зону. А еще верней – на кочкарник, червей кормить. Не заслуживаешь большего.

Водяной зло хмыкнул, не зная, что возразить, откинулся к стенке, и раздраженно стукнул кулаком по верхней полке.

– А теперь слушай сюда, романтик криминального мира, – обнажил крепкие белые зубы в недоброй улыбке Макар. – То, что мне тебя Хозяин навязал – мне плюнуть и растереть. Для меня главное работу сделать. Если мне только покажется, что ты со своим быдлячеством представляешь хоть какую-то помеху делу…

Макар замолчал, пристально глядя в глаза напарника. Тот нервно усмехнулся.

– И че? Что сделаешь? Завалишь?

– Угадал, – растянул губы в холодной улыбке старший.