Джон Гришэм - Пора убивать

— Значит, вы поверили тому лекаришке, который свидетельствовал в его пользу? — задала вопрос Рита Мэй Планк.

— Да. Он говорил не менее убедительные вещи, чем эксперт обвинения.

— А мне понравились его сапоги, — вставил Клайд Сиско. Никто даже не улыбнулся.

— Но его же судили. Он изворачивался, пытался это скрыть. Ни единому его слову нельзя верить.

— Он занимался любовью с девчонкой, которой не было восемнадцати, — сказал Клайд. — Если это называть преступлением, тогда половину присутствующих следовало бы отдать под суд.

И опять шутка ничуть не разрядила атмосферу. Клайд решил на время воздержаться от всяких реплик.

— Но ведь потом они поженились, — напомнила колебавшаяся вчера Донна Лу Пек.

Разговор шел по кругу: высказывались мнения, задавались вопросы, выслушивались ответы. Табуированное слово особенно тщательно избегалось теми, кто вчера признал Карла Ли виновным. Постепенно позиция каждого принимала все более четкие очертания. Похоже было, что большинство неопределившихся склонны считать Хейли абсолютно нормальным человеком, лишившим жизни двух других. Спланированность его акции, знание маршрута и времени передвижения жертв, наличие «М-16» — все это говорило о том, что убийство готовилось. Другое дело, если бы Хейли застал их на месте преступления и покончил с ними там же — тогда все было бы ясно. Но человека, который в течение шести дней вынашивает в себе план мести, никак не назовешь умалишенным.

Ванда Уомэк, Сью Уильямс и Клайд Сиско готовы были оправдать обвиняемого, но остальные считали его виновным. Барри Экер хранил полную невозмутимость.

Эйджи развернул огромное бело-голубое полотнище с надписью «Свободу Карлу Ли!». Позади него, футах в пятнадцати, собирались священники, поджидая, когда люди выстроятся за ними в колонны. Марш должен был начаться здесь, на Джексон-стрит, прямо напротив входа в здание суда. В рупор Эйджи выкрикивал какие-то инструкции. Тысячи людей вставали плечом к плечу. Стоявшие в первых рядах начали двигаться вперед. Огромная змея медленно поползла вниз по Джексон-стрит, свернула на Кэффи — западную границу площади. Во главе шел преподобный Олли Эйджи, ведя за собой демонстрантов, время от времени подбадривая их призывным кличем «Свободу Карлу Ли! Свободу Карлу Ли!». Толпа подхватывала мощным, многоголосым хором. Чем дальше продвигалась колонна, тем больше вливалось в нее людей, тем грознее звучал призыв.

Кожей чувствуя разлитое в воздухе напряжение, торговцы закрывали свои лавочки и возвращались под защиту домашних стен, где начинали искать свои страховые полисы, чтобы увериться в том, что в них внесен пункт об ущербе, причиненном общественными беспорядками. Зеленая форма гвардейцев затерялась, растворилась в людском море. Исходящий по́том от волнения полковник приказал своим людям оцепить здание суда и стоять насмерть. Когда Олли Эйджи уже сворачивал на Вашингтон-стрит, шериф приблизился к крошечной группке куклуксклановцев. Дипломатично и вежливо он объяснил им, что ситуация в любой момент может выйти из-под контроля, а значит, он уже не в состояния гарантировать им личную безопасность. Он сказал, что признает за ними право на свободу собраний, добавил, что право это им уже удалось реализовать, и попросил убраться с площади до того, как случится нечто непредвиденное. Его просьба была беспрекословно и быстро выполнена.

Когда бело-голубое знамя демонстрантов проплывало мимо здания суда, все двенадцать человек прилипли к окнам. От исторгавшегося из тысяч глоток клича с надсадным звуком вибрировали стекла. То и дело слышалось рявканье жестяного рупора. Присяжные с изумлением смотрели на толпу — черную толпу, переполнявшую улицу и выплескивавшуюся за ее пределы. Демонстранты несли в руках самодельные плакаты и флажки с единственным требованием — освободить этого человека.

— А я и не знала, что у нас в округе столько ниггеров, — проговорила Рита Мэй Планк.

У остальных одиннадцати членов жюри присяжных в голове была та же мысль.

Бакли задыхался от гнева. Вместе с Масгроувом он стоял у окна библиотеки на третьем этаже. Поднимавшийся снизу глухой рев прервал их спокойную беседу.

— Не знал, что в округе Форд столько ниггеров, — заметил Масгроув.

— А столько и нет. Сюда их согнали, как стадо овец. Хотел бы я знать кто.

— Возможно, Брайгенс.

— Да, возможно. Уж больно это выгодно для него — устроить ад под окнами совещательной комнаты. Да ведь здесь тысяч пять черномазых.

— По меньшей мере.

Нуз и мистер Пейт наблюдали за происходящим из окна расположенного на втором этаже кабинета судьи. Никакого душевного подъема его честь не ощущал — он волновался за жюри.

— Не представляю, как они могут на чем-нибудь сосредоточиться, когда под окнами творится такое.

— А четко все рассчитано, правда, судья?

— Да уж.

— Никогда бы не подумал, что у нас в округе столько ниггеров.

Пейту и Джин Гиллеспи понадобилось двадцать минут, чтобы разыскать прокурора и адвоката и призвать зал к порядку. Когда все были готовы, свои места в ложе заняли присяжные. Улыбок на лицах присутствовавших видно не было.

Нуз откашлялся:

— Леди и джентльмены, близится время обеда. Полагаю, пока вам сказать нечего?

Барри Экер отрицательно покачал головой.

— Так я и думал. Давайте сделаем перерыв до половины второго. Я знаю, что вы не можете покинуть здание суда, но мне бы хотелось, чтобы за едой вы отдохнули, забыв о вердикте. Приношу вам свои извинения за неспокойную обстановку, в которой вам приходится работать, но, честно говоря, тут я ничего не могу поделать. Объявляю перерыв до половины второго.

В кабинете судьи Бакли отбросил в сторону приличия.

— Это же просто дикость, судья! Присяжные не в состоянии шевелить мозгами в таком хаосе. Это же явная попытка запугать жюри!

— Мне и самому это не нравится, — отвечал Нуз.

— Это было запланировано! Без умысла здесь не обошлось! — распалял себя окружной прокурор.

— Выглядит некрасиво, — кивнул Нуз.

— Я почти готов подать протест о нарушении законности в ходе процесса!

— Вряд ли я смогу его принять. Что скажешь ты, Джейк?

Джейк улыбнулся и после секундной паузы бросил:

— Свободу Карлу Ли!

— Очень остроумно, — прорычал Бакли. — Похоже, это ваших рук дело.

— Нет. Если вы вспомните, мистер Бакли, я пытался не допустить этого. Несколько раз я подавал заявление о переносе места процесса. Неоднократно говорил, что суд не должен проходить в этом здании. Но вы настаивали, чтобы он был здесь, мистер Бакли, а вы, судья, поддерживали эту идею. Жаловаться теперь с вашей стороны неразумно.

Джейк и сам удивился уверенности, с которой говорил. Бакли буркнул что-то и уставился в окно.

— Вы только посмотрите на них. Черные дикари. Их тут тысяч десять.

После полудня их стало уже пятнадцать. Проехавшие сотни миль машины — некоторые из них были с теннессийскими номерами — стояли вдоль обочин дорог даже за пределами города. Их пассажиры пешком шли две, а то и три мили под палящим солнцем, чтобы присоединиться к своим собратьям, окружившим здание суда.

Настроены все были очень мирно. Эйджи дал команду обедать, и люди начали открывать корзинки с провизией, термосы, стали делиться и угощать друг друга. Они старались держаться в тени, но на всех ее никак не могло хватить: слишком мало вокруг было деревьев. В поисках воды и туалетов участники марша заполнили здание суда. Они прохаживались по тротуарам, заглядывая в витрины закрытых магазинов и лавок. Опасаясь неожиданностей, кафе и чайная на обеденный перерыв вовсе закрыли свои двери. Очередь к Клоду растянулась на полтора квартала.

Джейк, Гарри Рекс и Люсьен сидели на балконе и наслаждались представшим перед ними зрелищем. На столике рядом с ними стоял кувшин с холодной «Маргаритой», медленно, но неуклонно убывавшей. Временами вся троица начинала вторить толпе внизу: «Свободу Карлу Ли!» или же подтягивала мелодию «We Shall Overcome», слов которой никто, кроме Люсьена, не знал. Люсьен выучил их еще в славные шестидесятые, когда борьба за равноправие вступала в силу. Он хвастался тем, что был единственным белым в округе, знавшим каждую строку каждого куплета. Между глотками коктейля он пояснил своим друзьям, что ходил в те годы в негритянскую церковь, поскольку его собственная церковь отказалась пускать в храм чернокожих. Подтолкнуло его к такому решению то, что во время последней трехчасовой проповеди с ним случился прострел в пояснице. Нет, сказал себе Люсьен, такой жертвы религия белых от него не дождется. Тем не менее деньги на счет своей старой церкви он продолжал перечислять регулярно.

Время от времени у офиса останавливалась группа телевизионщиков, принимавшихся забрасывать Джейка вопросами. Тот делал вид, что не слышит их, а под конец на все вопросы стал отвечать упрямым: «Свободу Карлу Ли!»