Наль Подольский - Расчленяй и властвуй

— Вот и отлично, прямо сейчас и езжайте. Операция будет ночью, так что успеете еще и отдохнуть, и поужинать… Хотя пусть сегодняшний день пойдет на мой счет: можете его исключить из вашего срока.

«Да ведь он нас в открытую шантажирует», — возмутился мысленно Александр Петрович: последняя реплика означала, что украденная почка в настоящее время находится у Багрова.

Словно желая подтвердить догадку адвоката, полковник, перехватив взгляд, которым обменялись Самойловы, бесцеремонно ухмыльнулся.

«Если он так развязно открывает карты, — подумал Александр Петрович, — значит, у него сильная игра».

Должно быть, план ночного налета на поликлинику уже полностью созрел в голове Багрова, потому что он уверенно назначил пункт встречи и время: полночь.

После секундного колебания адвокат ворчливо посоветовал:

— Прихватите с собой графолога.

— Вот видите, что бы я без вас делал, — не скрывая удовольствия в голосе, нахально оскалился полковник.

Самойловым ничего не оставалось, как последовать его рекомендации и продолжить прерванный путь в Чертаново. Сделав по пути короткую остановку, чтобы перекусить, они явились по указанному им адресу. Вопреки их опасениям, Велесов оказался дома и сам открыл дверь.

Адвокат, теперь уже зная о судьбе Бадмаева, уверенно разыгрывал мемориальную карту. Их цель — восстановление исторической справедливости, выяснение причин гибели Бадмаева и в конечном счете его реабилитация.

Хозяин дома являл собой тип интеллигентного процветающего ученого либерального толка. Соответственно этому образу он был гостеприимен и общителен, представил посетителей своей жене, и дальнейший разговор происходил за кофе с коньяком.

Нынче Велесов работал в университете, на биофаке, Институт физиологии стал для него далеким прошлым, и вспоминать о нем ему неприятно.

— Почему? — не удержалась Карина.

— Очень душная была атмосфера, приходилось следить за каждым своим словом. Дегтярев был человеком хитрым и подозрительным, он требовал от каждого постоянного подтверждения лояльности по отношению к нему. Мы все чувствовали себя как на минном поле.

— Я понимаю вас, ох как понимаю. Мы тоже обращаемся к тем временам с огромной тяжестью в сердце, — сказал Александр Петрович прочувствованным голосом, — но ведь это наш долг, защитить доброе имя тех, кто уже не может сам этого сделать, — его глаза увлажнились, а Карине пришлось довольно основательно прикусить нижнюю губу.

— Да, да, конечно, — грустно согласился Велесов, — я готов ответить на ваши вопросы.

— Нас интересуют в основном два аспекта: чем занимался Бадмаев, и в чем смысл его конфликта с Дегтяревым.

— Это, по сути, один и тот же вопрос. Во-первых, Бадмаев увлекался тибетской медициной. Как видно, имея фамилию Бадмаев, невозможно избежать этого. — Он виновато улыбнулся, словно извиняясь за то, что позволяет себе шутить в беседе на столь печальную тему. — Он даже организовал семинар в университете, который и послужил формальной причиной его ареста.

— А что, была и неформальная причина? — осторожно ввернул адвокат.

— Точно сказать не берусь. Но мне кажется, была. — Велесов помолчал и, в ответ на какие-то свои мысли, досадливо мотнул головой.

— Извините, что перебил. — Александр Петрович решил к этому вопросу вернуться позже.

— Дегтярева тибетская медицина тоже привлекала, я думаю, из-за нее он и взял в аспирантуру Бадмаева. Публично он называл ее шарлатанством, шаманством и мракобесием и утверждал, что любопытство его — исключительно негативное, с целью разоблачения. На самом деле интерес был явный, цепкий и, пожалуй, какой-то даже практический. Больше всего его интересовало вот что. По Бадмаеву, точнее, по тибетским понятиям, человек в некотором смысле подобен часам. Каждый наш орган имеет в течение суток определенный, присущий исключительно ему час активности. Человек непрерывно получает космическую или божественную — терминология тут зависит от философии — информацию, и активность органа следует понимать как приоритетную роль в восприятии этой информации. Так мне объяснял сам Бадмаев. И вот Дегтярев хотел, чтобы Бадмаев обнаружил и изучил это явление на животных.

— На животных? — изумилась Карина.

— Вот, вот, в том-то и дело. Бадмаев находил это бессмыслицей и ссылался на свои источники, а Дегтярев кричал на него и обзывал мракобесом. Он был воинствующим материалистом и считал возможным любое явление исследовать с помощью примитивных экспериментов. При блокаде определенных отделов головного мозга происходит возбуждение периферийных центров, и Дегтярев хотел получить подтверждение, что в разное время суток возбуждаются разные центры. Он заставил все-таки Бадмаева этим заняться. В результате они извели массу живого материала и ничего не получили.

— А зачем ему все это было нужно? — Александр Петрович попытался направить разговор в интересующее его русло.

— Трудно сказать. Он иногда намекал, что по каким-то делам связан с «большими людьми». Одно время он стал обкатывать идею о возможности распределения и перераспределения человеческого сознания по различным частям тела, и будто бы на свете существуют племена, у которых это реализуется на практике. Откуда у верного павловца такие крамольные мысли? Не исключено, что с подачи тех самых «больших людей» или их окружения… Вот странно, мы с вами говорим больше о Дегтяреве, чем о Бадмаеве, — сделав вид, что поправляет манжет рукава, он украдкой взглянул на часы. — Чем еще могу быть полезен?

Поняв, что несколько переоценил простодушие ученого, адвокат заговорил учительским тоном:

— Дело в том, что прошло немалое время, и сейчас мы просто не имеем права писать о тех временах на уровне «такого-то посадили напрасно в таком-то году». Мы обязаны обрисовать контуры и обозначить суть той чудовищной черной тучи, которая обрушивала на нас смертоносные дожди.

— Да, да, конечно, — покорно согласился Велесов, а Карина опять прикусила губу.

Чтобы взбодрить приунывшего ученого, Александр Петрович решил оживить драматургию беседы:

— Есть ли основания думать, что сам Дегтярев написал донос на Бадмаева?

— Никто из нас в этом не сомневался.

— Чем ему был опасен Бадмаев?

— Бадмаев, в сущности, был консультантом Дегтярева по вопросам тибетской медицины. Не исключено, что в процессе консультаций ему стало известно о делах шефа больше, чем полагалось. Однажды они вышли из кабинета Дегтярева и на ходу продолжали разговаривать. Ситуация была явно конфликтная. «Вынужден повторить, — тихо, но очень зло сказал Бадмаев, — всякого, кто использует эти знания в любых целях, кроме лечебных, постигает жестокое наказание». «Все слышали? — закричал Дегтярев. — Этот человек мне угрожает!» Потом у Дегтярева появилась сыпь на всем теле, и он заявил, что Бадмаев напустил на него порчу. Оказалось — скарлатина, — он замолчал и еще раз, уже вполне демонстративно, поглядел на часы.

— Последний вопрос: есть ли у вас догадки, чего хотели «большие люди» от Дегтярева с Бадмаевым?

— Не представляю, — устало сказал Велесов. — Наверное, чушь какую-нибудь.

Домой ехали молча: сегодняшний день измочалил обоих. А ведь еще предстояла ночная прогулка, тоже достаточно нервная.

Скомпенсировав затраты энергии обильным ужином, они заставили себя на пару часов лечь вздремнуть, хотя спать совершенно не хотелось. Но главное было достигнуто: к одиннадцати вечера оба пребывали в хорошей форме.

По указанному полковником адресу они приехали без пяти двенадцать и, в соответствии с требованиями техники безопасности, остановились за два дома от поликлиники. Как только они вышли из машины и Александр Петрович запер ее, от стены отделилась темная фигура и приблизилась к ним: это был Коля. Он провел их к входу в здание, и женщина-вахтер впустила их внутрь, Коля же остался на улице — сегодня ему выпала роль наружного охранника.

Адвокат уловил в глазах жены некоторое разочарование: должно быть, она надеялась, что сию цитадель здравоохранения полковник будет брать штурмом.

На самом же деле все было организовано просто и грамотно. После закрытия поликлиники, с восьми вечера в вестибюле обычно дежурил ночной сторож, сотрудник вневедомственной охраны. Сегодня им оказался старичок-пенсионер, отставной прапорщик. В девять в дверь позвонила женщина в домашней вязаной кофте, с чайником в руках. Безошибочно опознав в ней коллегу, и отметив, что несмотря на очевидный пенсионный возраст, лицо ее не было дряблым и даже сохранилась кое-какая фигура, бывший прапорщик, в нарушение должностных инструкций, открыл ей дверь. Она отрекомендовалась вахтером из расположенного по соседству детского сада и попросила разрешения вскипятить чайник, поскольку у нее перегорела электроплитка. Профессиональная солидарность, а также частично сохранившаяся фигура гостьи не позволили старому вояке отказать в ее просьбе. За кипячением чайника последовало совместное чаепитие, а затем и распитие спиртного. Вовремя уроненная в стакан прапорщика крохотная таблетка сделала свое дело: он скоро погрузился в мертвецкий сон. Его взгромоздили на каталку и отвезли в приемный покой.