Валерий Прохватилов - Снайпер должен стрелять

Первое, что захотелось сделать Чарлзу, — это встать и помочь физиономии Гобста обрести симметрию за счет правого глаза. Он сдержал себя, потому что тут же сообразил, что художником, разукрасившим его агента, был не кто иной, как Городецкий. Он понял и оценил веселость секретаря.

— На каком основании я должен принять такое решение, Гобст? — спросил он.

— Разве вы не видите, сэр?

— Не вижу, дорогой.

— Он изуродовал меня, сэр, при исполнении моих служебных обязанностей.

— Гобст, — отечески проговорил Маккью, — служба у нас суровая, и агенту ФБР не пристало жаловаться на синяки. А потом, прости меня, ты один весишь столько, сколько четыре Городецких. Он же по сравнению с тобой — цыпленок. Зачем мне, Гобст, агент, которого цыпленок может, как ты выразился, изуродовать?

Чарлз лукавил. Он не только кое-что слышал о возможностях Городецкого. В последней своей командировке он не терял времени даром, — в частности, в порядке обмена опытом попросил Доулинга организовать совместную тренировку оперативников. Не против Руди, цену которому Маккью уже знал, а против Городецкого его попросили выставить лучшего своего бойца, по габаритам едва ли уступающего Гобсту. Когда на этого бойца стали напяливать специальную защитную форму, лишь кое-где оставлявшую тело незащищенным, фэбээровец начал было возмущаться.

— Чарлз, — успокоил его Доулинг, — не кипятись. Тут будет на что посмотреть.

И Чарлз посмотрел. И теперь, упрекая Гобста, он лукавил. Но его агент не мог предполагать, что шеф ставит ему ловушку.

— Сэр, — заявил Гобст, — он использовал запрещенные приемы с явным намерением оскорбления личности.

— Ах, вот как? — Чарлз казался пораженным. Зная чуть ли не наизусть досье Андрея, он еще раз вспомнил фразу, характеризующую Городецкого как агрессивного оперативника. Физиономию Гобста вполне можно было рассматривать как иллюстрацию к этому утверждению.

— Хотелось бы только уточнить, Гобст, какие служебные обязанности ты выполнял, когда Городецкому вздумалось оскорбить твою личность?

— Я следил за ним, сэр, — с достоинством произнес агент.

И здесь Маккью сдержался. Общение с Мондом и Доулингом явно пошло ему на пользу.

— Кто-то поручил тебе следить за ним? — вкрадчиво спросил он.

— Личная инициатива, сэр. Он казался мне подозрительным еще с тех времен, когда мы устроили на него облаву в прошлом году. И я решил…

— Все ясно, Гобст, — перебил его шеф, — ты следил за ним, и это ему не понравилось.

— Так точно, сэр.

— Понятно. Теперь, будь любезен, подробнейшим — понимаешь? — подробнейшим образом опиши мне, как все произошло. — Он сел поудобнее, чуть прикрыл глаза и приготовился слушать…

Слова Хантера о том, что некто Гобст объявил ему и Моне о гибели Городецкого, накрепко засели в голове Андрея. Какое впечатление произвело на них это сообщение, он легко себе представил. Гобста ему показали. И вскоре он обнаружил, что именно Гобст следит за ним. Он было подумал, что это опять какая-то каверза со стороны Чарлза, но тут же отбросил эту мысль — ситуация слишком кардинально переменилась. И вдруг — слежка! Нетрудно было сообразить, что имеет место творческая инициатива. И Гобсту на собственной шкуре пришлось проверить верность утверждения о том, что инициатива наказуема.

Местом казни Андрей выбрал городской парк. Поводив Гобста вокруг памятника Вашингтону, он заманил его в опустевшие ночные аллеи и неожиданно возник перед ним на хорошо ухоженном вечнозеленом газоне.

— Иди-ка сюда, куль вонючий, — поманил он его пальцем.

Фраза показалась Гобсту оскорбительной. Этого было достаточно, чтобы наказать наглеца на законном основании. Гобст гордился своей силой, утверждая, что во всем Массачусетсе нет человека, способного выдержать удар его кулака. А тут перед ним поплясывал цыпленок, которого он мог пришибить одним пальцем.

— Это вы мне, мистер? — добродушно спросил он, зная, что нельзя давать волю гневу, иначе можно ненароком и зашибить этого слабака.

— Тебе, поганец, — последовал неуважительный ответ, — я тебе покажу, как хоронить меня раньше времени.

— Понятно, — сказал Гобст, боясь, однако, что противник его может кинуться в бега, поэтому стараясь раньше времени не обнаруживать своих намерений. Он неторопливо двинулся в его сторону. Городецкий не проявлял желания убегать. Когда до него оставался шаг, Гобст поднял руку, чтобы схватить его за шиворот, а уж потом…

Чарлз слушал Гобста, и ему казалось, что он видит и парк, и газон, и вытоптанную на нем площадку, по которой кружат двое. Мысленно он пытался представить себе нарастающий ужас этого огромного человека, который стоял сейчас перед ним и которому он не собирался предложить сесть. И когда Гобст упомянул о глазах Андрея, мурашки побежали по спине Маккью. Взгляд Городецкого он легко мог себе представить.

Наконец Гобст замолчал. Чарлз, довольный, словно посмотрел захватывающий боевик, в котором порок по справедливости был наказан, вглядывался в его физиономию, будто еще раз хотел оценить мастерство Андрея, проявившееся таким неожиданным образом. На минуту он опять прикрыл глаза, пытаясь стряхнуть с себя наваждение, вызванное рассказом агента.

— Напомни-ка мне, Гобст, — попросил он, — это ты проверял, что именно доставила «скорая помощь» из клиники Митаси в морг?

— Так точно, сэр.

— С тобой все ясно. — Чарлз перестал сдерживать себя. — С этой минуты ты больше не являешься агентом ФБР, Гобст. И моли Бога за то, что Городецкий оставил тебя в живых. Если бы он отправил тебя на тот свет, — слышишь, ты, бывший агент? — я бы сделал все, чтобы это сошло ему с рук. А теперь — убирайся.

Почти год Марк Брук занимался бандой Крюка. Информация, полученная в свое время от Городецкого, казалось, давала надежное направление поиску. Главное же, в руках Марка не только побывали три оболтуса, задержанные при попытке нападения на Лоуренса и Андрея, он выяснил, кто были те четверо, явившиеся в «Сноуболл», чтобы расправиться с Кидом и Лотти. Но ни это, ни описания бандитов, в том числе Крюка и Мельника, данные Андреем, так и не позволили выйти на банду. Ни в архивах полиции, ни в архивах ФБР не было ничего, что давало бы возможность представить, с кем Марку Бруку предстоит иметь дело.

Крюк после неудачной попытки покушения на Андрея бесследно исчез. Обнаружение останков Стеллы и Киппо явилось лишь криминалистическим фактом, в сущности ничего не добавив к представлению о том, кто же стоит во главе банды и что собой представляет она сама.

Дело не двигалось до тех пор, пока не начал фантазировать Дик Чиверс. И тут стали прорисовываться детали весьма необычные. Дик утверждал, что Крюк, настоящего имени его он и сам не знал, не кто иной, как бывший сотрудник разведки, вычищенный из ее рядов по подозрению в причастности к весьма темным делам, проворачивавшимся на Ближнем Востоке.

На Крюка, не называя его имени, Дику совершенно случайно указал сослуживец. Рассказанное им звучало как ведомственная сплетня. Считалось, что в разведке Крюк занимался организацией мокрых дел, и весьма умело. Болтали, что, выкинутый из разведки, он не оставил свое занятие. Сослуживец Дика Чиверса даже назвал ряд дел, за которыми, по его мнению, мог стоять только один человек, а именно Крюк — чувствовался его почерк, его рука.

Услышанную сплетню Дик Чиверс пропустил было мимо ушей. Но вскоре случайно наткнулся на Крюка, неизвестно зачем взялся проследить за ним и, ничего еще не подозревая, проводил бывшего разведчика до одной из его явок. Тут ему взбрело в голову предложить Крюку навербовать людей для охраны научного центра Кадзимо Митаси. Глупость приносит иногда неожиданные удачи. Позвонив по установленному адресу и перечислив имена, названные ему сослуживцем, Дик, как ни странно, попал в самую точку. Крюк посчитал, что имеет дело с человеком, хорошо знающим его подноготную. Но не это решило дело, а то, что человеком этим оказался Чиверс, — имя сыграло решающую роль. Вероятно, отношения их и дальше складывались бы благополучно, не начни Дик заметать следы и убирать свидетелей по делу Пауля Кирхгофа. Тут-то, наткнувшись на Андрея, Крюк впервые засветился. Не желая рисковать, он временно прикрыл дело и ушел в глухое подполье. Попытки Марка так или иначе вычислить его результатов не дали.

Андрей полагал, что найти Крюка — дело техники. И прямые, и косвенные улики имелись в распоряжении Марка Брука. Но когда, разобравшись со «зверинцем», они с Вацлавом знакомились с этой частью дела Пауля Кирхгофа, то обнаружили, что до ликвидации банды Крюка еще далеко.

— Первое впечатление такое, — с удивлением заметил Крыл, — что фэбээровцы целый год валяли дурака.

— Первое — да, — согласился Андрей, — хотя работа, признай, проделана немалая.