Насу Киноко - Граница пустоты (Kara no Kyoukai) 03

– Работа ее отца?.. Так это было лечение или медикаментозная обработка?

Конечно же, она отметила разницу – и я утвердительно кивнул.

– Обработка, конечно. Если верить старому лекарю, отец Фудзино занимался вовсе не лечением болевой невосприимчивости – да ведь она ей тогда и не страдала. Большую часть медикаментов, которые из-под полы раздобыл врач, составляли аспирин и индометацин, а еще стероиды. Симптомы, которые он заметил, говорили о прогрессирующем оптикомиелите.

– Нейромиелитис оптика… болезнь Девика?..

Болезнь Девика. Разновидность миелита, нарушающая работу нервной системы. Основные симптомы проявляются как онемение конечностей, особенно ног, и стремительное ухудшение зрения. Вполне вероятна полная слепота. Лечение требует применения стероидов на ранних стадиях. Тех самых стероидов, которые Тоуко-сан упоминала гораздо раньше. Кажется, лекарь назвал их адренокортикостероидами.

– Они использовали индометацин, который подавил работу нервной системы. Понятно. Еще бы, такой курс без труда мог превратить ее в то, что мы видим сейчас. Это не была ни наследственность, ни результат заболевания. Асагами Фудзино искусственно заставили утратить болевую восприимчивость. Полная противоположность Шики!

Тоуко-сан снова засмеялась – зловеще, в точности, как профессор, с которым я вчера консультировался.

– А что такое этот индометацин, Тоуко-сан?

– Мощное болеутоляющее. Не имеет значения, о какой боли идет речь – периферийной или гетеротопической, фантомной, это важнейший компонент защитной системы организма, поскольку сигнализирует о внешнем или внутреннем воздействии, которое угрожает его целостности или даже существованию. Периферийные рецепторы вырабатывают болевые импульсы, передаваемые по нервам в мозг. Так мозг получает сообщение о том, что тело может пострадать или погибнуть, если не предпринять каких-либо действий, чтобы поддержать гомеостазис. Ты же знаешь, что за передачу болевых импульсов отвечают нейротрансмиттеры? Полипептиды, подобные кининам и аминам, а также важнейшая для всего метаболизма и передачи клеточных сигналов арахидоновая кислота. Такие препараты, как аспирин и индометацин контролируют простагландины – гормоны, которые входят в состав арахидонина. Прием внутрь больших доз индометацина эффективно подавляет болевые проявления.

Тоуко-сан с удовольствием смаковала все эти медицинские термины.

Если честно, то для меня эти арахидоны и кинидоны звучали как имена каких-то демонов.

– Значит, это лекарства для снятия боли?

– Не напрямую. Чтобы снять боль, эффективнее использовать опиоиды. Потом есть еще такая вещь, как эндорфины, ничуть не хуже. Их, собственно и вырабатывает мозг для облегчения болей. Действие на центральную нервную систему приблизительно таково же… так, но я удалилась от темы. Главное, что теперь стало ясно – отец Асагами Фудзино решил запечатать сверхъестественную силу дочери, изолировав ее нервные рецепторы. Какая ирония – семейство действовало в полностью противоположном направлении по сравнению с кланом Рёги. Те так старались культивировать отпрысков с подобной силой. Хм, что самое интересное, Асагами, сами того не желая, добились противоположного эффекта – способности наследницы лишь увеличились. Неспроста же маги в древнем Египте зашивали себе глаза, чтобы удерживать ману внутри. Так получилось и с Асагами Фудзино.

Слова Тоуко-сан не стали для меня полным откровением, но я все равно внутренне содрогнулся. Да, я уже знал, что в семье Асагами рождались дети с необычными способностями, подобные Асагами Фудзино – те, кто от рождения воспринимал иные каналы. Члены семейства презирали их и боялись, стараясь подавить их силу любыми возможными и невозможными средствами. Результатом и стала болевая невосприимчивость. Отключение канала, ответственного за «сверхъестественную силу», означало также нарушение функционирования обычных человеческих органов чувств. Именно поэтому Фудзино смогла вновь воспользоваться своей подавленной силой только тогда, когда к ней вернулась боль, то есть задушенные медикаментами человеческие чувства.

– Ужасно. Единственный способ, которым она может чувствовать себя нормальным человеком – выпустить на волю нечеловеческую мощь.

В самом деле. До сих пор она жила тихо и незаметно, тщательно пряча свою врожденную ненормальность. Ценой стала нечувствительность к боли… но ведь не только к боли! Асагами Фудзино не чувствовала ничего, не получала от жизни и сотой доли ощущений, в которых, не замечая их, купаются обычные, нормальные люди. Она была подобна бесплотному призраку, которому позволено уныло странствовать в мире живых.

– Если бы ее не мучила эта боль, она не стала бы никого убивать.

– Хм. Сама по себе боль вовсе не плохая вещь. Наоборот – она приносит огромную пользу. Нельзя подменять понятия – то, что причиняет нам вред, не боль, а вызвавшая ее рана. Какой бы неприятной или мучительной боль ни была, для человека она абсолютно необходима. Организм узнает, что с ним что-то не в порядке, замечает опасность только через болевые ощущения. Разве мы сторонимся огня потому, что он обжигает пальцы? Нет, ожог причиняет руке боль, которая становится сигналом. Если бы не он, человек не убрал бы руку прочь, пока она не обуглилась бы до костей. Если бы не он, мы не узнали бы, что огонь опасен. Раны обязаны болеть, Кокуто. Мало того, человек, не обладающий восприимчивостью к боли, не может, как следует, разобраться в намерениях других людей. Асагами Фудзино ударили по спине, и болевая восприимчивость неожиданно вернулась к ней. В следующий же момент она попыталась защититься от насильников – впервые за то время, что они над ней издевались и мучили. До этого момента девушка даже не понимала, что они делают с ней, не чувствовала опасности с их стороны – потому что раньше ей было не больно. Хотя, убивать их всех – это было чересчур.

Нет, я не согласен. Незнакомая с болью Фудзино не умела и сдерживаться, не понимала, какие муки причиняет своим врагам. Да, она убила насильников, но это была самозащита – особенно, если вспомнить, что они с ней творили. Несправедливо взваливать всю ответственность на нее.

– Тоуко-сан, ее можно вылечить?

– Не существует ран или болезней, которые нельзя излечить. Единственная неизлечимая болезнь – смерть. Это как раз такой случай.

Не понял. Выходит, Тоуко-сан считает рану Асагами Фудзино смертельной? Подождите, но ведь причиной всех этих ужасов стал удар ножом в живот. Но она выжила, так почему же ей нельзя помочь?..

– Кокуто, ее рана не заживет. Она продолжит болеть.

– Почему?

– Все дело в том, что никакой раны не было с самого начала, Кокуто.

Вот этого я совершенно не ожидал. Тоуко-сан мастерски вогнала меня в ступор.

– Н-но… что это значит?..

– Подумай своей головой. Если тебя пырнут в живот, заживет ли рана сама по себе всего за пару дней?

Ну, это правда, конечно, но…

Пока я пытался разобраться в противоречии, которое она поставила передо мной, Тоуко-сан с трудом подавила довольный смешок.

– Пока ты копался в прошлом Асагами Фудзино, я исследовала ее настоящее. Она не зарегистрирована ни в одной больнице, начиная с двадцатого числа. Фудзино не появлялась и у частного врача, к которому довольно часто заглядывала – втайне от всех.

– Частного… врача?..

Тоуко-сан просто лучилась удовольствием.

– У тебя талант, когда дело касается поиска, но общий взгляд на проблему все еще нужно потренировать. Нетрудно догадаться, что для человека, страдающего болевой невосприимчивостью, самое страшное – заболевания, которые он вовремя не заметит. Поскольку боль не может сигнализировать ему о нарушениях нормального состояния тела, требуется довольно часто проходить профилактические осмотры у доктора.

Я кивнул – она была совершенно права. Но… не может жебыть, что нынешние родители Асагами Фудзино и понятия не имели о заболевании дочери?

– Затравкой для всего этого стало тривиальное недоразумение, Кокуто. На Фудзино набросился насильник с ножом, и она решила, что ее сейчас заколют. Я уверена, ее действительно чуть не убили. К этому моменту восприятие боли, а вместе с ним и сила вернулись, и она в панике стала защищаться. Или удар ножом, или магическая мясорубка. Фудзино успела первой. В результате, она открутила главарю голову, и его кровь щедро хлынула на нее, как на бойне. Бедняжка наверняка подумала, что он успел ее ударить.

Представив себе эту кошмарную сцену, я поежился.

– Но это звучит странно. Если ее болевое восприятие вернулось, она не должна была бы, по логике, ошибиться. Раз он не успел ее ударить, то и боли неоткуда было взяться.

– Фудзино мучилась от боли с самого начала.

…Что?!

– Ее нынешний врач показал мне медицинскую карту. У Фудзино был хронический аппендицит. Надо думать, поэтому она и ходила к нему. Мучившая ее боль в животе была не результатом ножевого ранения, а внутреннего воспаления. Болевая чувствительность, возвращенная ударом бейсбольной биты, появлялась и исчезала. И если она вернулась как раз перед тем, как подонок набросился на нее с ножом, Фудзино элементарно могла быть уверена в том, что ее действительно пырнули. Учитывая, что она выросла, не зная, что такое боль, неудивительно, что она ошиблась. И даже когда через некоторое время Фудзино смогла осмотреть себя и не увидела раны, неопытная девушка решила, что та просто зажила.