Роберт Самерлот - «Вечер, проведённый в доме Блэка» и другие «чёрные» новеллы

Собака начинала проявлять нетерпение, и Малькольм, подумав о Виржинии, заторопился. Он заплатил за банку «Криско» и в сопровождении Макса вновь пошел по дороге из белого песка; уже темнело. Он не знал, что можно предпринять и где выход из создавшегося положения.

Дойдя до своей двери, он замер, понимая, что надо постучать. Когда Виржиния вышла открыть ему, он увидел, что она переоделась: теперь она была в шортах и бюстгальтере, словно собиралась загорать.

— Хелло, — сказала она, прежде чем отойти в сторону, чтобы пропустить его с Максом.

По-юношески сидя на краю одного из стульев, полковник поднял голову:

— А, господин Лоуренс, вы немного задержались, но я находился в столь приятной компании, что мне казалось, что у времени выросли крылья!

Малькольм посмотрел на Виржинию. В течение двух-трех последних лет она немного растолстела в бедрах, но ноги у нее оставались длинными и стройными. Полковник Ритчи улыбнулся Малькольму:

— Так как сегодня довольно душный вечер, я сказал госпоже Лоуренс, что она может не соблюдать формальности и покинуть меня на какое-то время, чтобы переодеться.

Малькольм почувствовал, что Виржиния должна была бы прикрыться, но она этого не сделала.

— Вот ваша банка «Криско», — сказал он. — Сдача в пакете.

— Большое спасибо. Вы их предупредили насчет поставок?

Малькольм качнул головой.

— Не помню… Кажется нет. Я так был занят тем, что слушал ее рассказ о том, как вы стали владельцем их дома и их капитала…

— О, это не важно. Вы сможете их предупредить об этом завтра.

— Я буду делать покупки ежедневно в одно и то же время, полковник? Или вы свистнете мне, как только вам что-нибудь понадобится?

— Ах, да, конечно…. Вас беспокоит возможный перерыв в вашей работе. Госпожа Лоуренс мне объяснила, что вы в каком-то роде артист… Кстати, почему вы не побрились сегодня утром?

Полковник выждал время, затем снова заговорил резким тоном:

— Я уверен, что мы сможем все организовать самым лучшим образом. Необходимо несколько дней, чтобы индивиды интегрировались в группу. Но затем все пойдет своим чередом: регулярные функции, обычные заявления и так далее. Час, чтобы встать и умыться; час, чтобы работать; час, чтобы лечь спать. Каждый и каждая вещь в своем «отсеке», подходящем для него. Не беспокойтесь, господин Лоуренс, вы будете удивлены, когда сможете констатировать, насколько полезными становятся эти привычки. Для многих людей это — открытие.

Какое-то мгновение взгляд полковника был устремлен вдаль:

— Конечно, есть упрямые люди, которые; кажется, родились на другой планете, совершенно чуждые человеческой природе. Когда сталкиваешься с таким типом людей, нужно отказаться от мысли их изменить; будучи в лагере, я понял, что абсолютного успеха можно достичь только при условии учета возможности провала на уровне отдельного индивида. Да, упрямцы встречаются. Но у нас нет нужды особенно останавливаться на таких случаях: будущее покажет, с чем мы имеем дело.

Глаза Ритчи заблестели:

— Я уже имел дело с людьми, наделенными творческим воображением. Большинство из них испытывает необходимость трудиться руками, выполнять тусклые и глупые виды работ, которые позволяют их воображению распрямиться. Но лишенные возможности заниматься своим делом, они находятся в постоянном напряжении, которое постепенно становится просто невыносимым.

Полковник сделал жест в сторону недостроенных домов:

— Здесь предостаточно работы. Если вы не умеете пользоваться пилой или молотком, я найду способ, как научить вас этому. И когда, наконец, я увижу, что вы достигли подходящего уровня артистической фрустрации, тогда я вам предоставлю время, которое я найду нужным для вашего артистического поиска. Вы будете удивлены, я думаю, тем чувством удовольствия, которое вы испытаете, когда вновь вступите на дорогу, ведущую к вашей мастерской. Судя по тому, что я узнал от вашей жены, это должно стать благоприятным экспериментом для вас.

Малькольм, взглянув на Виржинию, сказал:

— Да. Это уже давно гнетет ее. Я счастлив, что она нашла, наконец, кого-то, кого она может слушать с симпатией.

— Не спорьте с вашей женой, господин Лоуренс. Это — лишняя трата энергии и создает серьезные моральные проблемы.

Полковник встал и подошел к двери.

— То, что никто из нас не мог бы терпеть в своем товарище, так это жалкий ум. Мы всегда принимали радикальные меры по отношению к таким индивидам. Сюда, Макс… Сюда, Мориц… Доброй ночи!

Ловя себя на мысли, что он смотрит, не отрываясь, на лифчик своей жены, Малькольм отвел глаза. Виржиния смутилась и покраснела.

— Я хочу только, чтобы ты знал, что все произошло именно так, как он тебе рассказал. Ритчи сказал мне, что он не будет против, если я его оставлю на какое-то время в гостиной и пойду переоденусь. И я ему не говорила о наших бедах. Мы только беседовали о том, чем ты занимаешься, чтобы зарабатывать на жизнь, и ему было нетрудно сделать вывод, что…

— Я не требую никаких объяснений, а только прошу тебя помочь мне решить эту задачу.

— Как ты собираешься ее решить? Он не брезгует никакими средствами и никогда не признает себя побежденным! Что может сделать против него такой человек, как ты?

«После стольких лет, — подумал Малькольм, — в столь неподходящий момент она решилась, наконец, вылить свою злобу».

Виржиния сказала, что пойдет спать, а Малькольм продолжал шагать по комнате с задумчивым видом, не произнося ни слова.

Уход жены даже обрадовал его: сейчас, когда он лихорадочно выстраивал в голове план действий, Виржиния могла быть только помехой.

Как только она закрыла за собой дверь спальни, Лоуренс прошел в мастерскую, в углу которой находилась картонная коробка со всеми принадлежностями для живописи. Он в задумчивости подошел к ней. Из этой комнаты были хорошо видны зажженные прожекторы и лужайка. Ритчи совершал ритуал обхода владения, а одна из собак стояла на страже и следила за другой стороной улицы. Сегодняшняя мизансцена в точности повторяла ту, что была накануне вечером. «Настоящая мизансцена», — подумал Малькольм, подбрасывая в руке бутылку коричневого растворителя. Он испытал удовольствие, ощущая мускулистую силу своей руки, от плеча до запястья, до самых кончиков пальцев.

Прошло целых пять минут, как Ритчи вернулся к себе, Малькольм громко и твердо сказал себе: «Сначала действуй, анализируй потом». Распахнув настежь входную дверь, он сделал два шага наружу, разбежался и швырнул бутылку с растворителем, которая, очертив полукруг, натолкнулась на металлическую решетку.

«Сейчас упадет», — подумал Малькольм. И бутылка со звоном разбилась, ударившись об один из покрашенных известью камней и обрызгав веером коричневой и липкой краски соседние камни, сетку и собаку, которая отпрыгнула назад, но, не получив приказа атаковать, осталась на месте, издавая жалобное тявканье. Малькольм вошел в проем своей двери и остановился. Когда открылась дверь Ритчи, он закричал изо всех сил:

— Guten Nacht, Herr Kommandant! — Затем быстро вбежал в дом, хлопнул дверью и закрыл ее на засов. Собака уже пересекла улицу, и ее передние лапы царапнули по другой стороне двери, доносилось ее тяжелое дыхание, напоминающее иногда кудахтанье.

Малькольм подошел к окну. Собака тотчас же отошла от двери и подпрыгнула, стараясь заглянуть в окно. Сделав крутой- поворот всем туловищем, она предприняла еще одну попытку. Малькольм внимательно наблюдал за ней.

Животное потерпело неудачу. Ее губы прилипли к стеклу, которое задрожало под действием удара, но окно слишком высоко поднималось над землей, и собаке не удавалось соединить угол прыжка с силой удара. Если бы ей удалось разбить стекло, у нее не хватило бы сил пронести свое туловище, и она упала бы на осколки стекла в оконной раме. Часть этих осколков вонзилась бы ей в шею, и полковник лишился бы одной из своих собак. А одной собаки ему недостаточно: разрушилась бы вся его система.

Собака вновь упала на землю, оставив на стекле влажную коричневую полосу.

Малькольм проигрывал в уме возможные варианты вторжения полковника в дом: разбить окно, бросив камень, он явно не сможет; дверь заперта на засов — ему придётся поразмышлять несколько дней, чтобы найти рациональное решение. За это время Малькольм тоже что-нибудь придумает.

Тем временем Ритчи уже подозвал к себе собаку. Когда животное подошло к хозяину, он, подняв один из своих костылей, сделал усилие, чтобы встать на колени и погладить по голове добермана. В этом жесте было что-то, напоминающее привязанность. Затем полковник выпрямился и отдал команду. Вторая собака вышла из дома и заняла позицию на углу двора. Ритчи вернулся в дом.

Малькольм улыбнулся, погасил свет, проверил задвижки на окнах, на дверях, затем через переднюю вошел в спальню. Виржиния сидела в кровати, глядя туда, откуда до этого слышался шум.