Эдоб Джеймс - Дорога к Миктлантекутли

«Это — идиотизм,— подумал он,— человек может оказаться бандитом, вооруженным ножом, которым ловко воспользуется, в то время как я сконцентрирую свое внимание на дороге».

Фигура священника росла в свете фар. Он не повернулся к машине. Можно было подумать, что он абсолютно не отдавал себе отчета в том, что она приближалась.

Морган проехал, не сбавляя скорости; силуэт тотчас же затерялся в пыли и темноте мексиканской ночи.

Вдруг, как будто где-то раздался щелчок в его мозгу, инстинкт Моргана забил тревогу. Что-то было не так — совсем не так. Он чувствовал какую-то западню. Морган хорошо знал это предчувствие, потому что попадал в западню и раньше. Он скорчил гримасу, вытащил пистолет из кармана и положил его рядом с собой на сиденье, на всякий случай.

Следующие пять километров показались ему бесконечными, потому что он почти с нетерпением ждал, чтобы ловушка захлопнулась. Так как ничего не происходило, Морган почувствовал, что его охватывает раздражение, и он начал проклинать свое предчувствие. Запах горячего масла и пара становился гнетущим, а мотор стал тянуть с трудом. Морган бросил взгляд на термометр и увидел, что стрелка уже давно находилась в красной зоне.

Именно в этот момент, когда его внимание было отвлечено, переднее левое колесо наехало на острый, большой камень, который разорвал боковую часть шины. Машину начало заносить то в одну, то в другую сторону дороги, ее движение стало напоминать бег дикого раненого зверя, охваченного яростью. Морган со всей силой нажал на тормоза, прекрасно понимая, что уже было слишком поздно. Машина скользнула по булыжникам, сделала резкий поворот вправо, задержалась мгновение на откосе, затем — почти как на пленке, которую медленно крутят,— покатилась бочкой вниз по склону.

Последнее, что увидел Морган, была огромная скала, напоминавшая в ночи гигантский кулак Бога.

Долго еще, после того как он пришел в себя, Морган лежал с закрытыми глазами. Кто-то вытер ему лоб и говорил с ним. Человек! Может быть... священник? Он слышал его тяжелое дыхание. Это был единственный шум. Они были одни.

Морган открыл глаза. Было темно, но не так темно, как прежде. Луч луны проникал через высокий и тонкий слой облаков. Священник — с темным лицом, в черной одежде — был рядом с ним.

— Senor, все хорошо?

Морган согнул ноги, пошевелил ступнями, плечами и покачал головой из стороны в сторону. Никакой боли, никакого страдания, он чувствовал себя удивительно бодрым. Нет нужды, чтобы другой догадался об этом, тем более что священник думает, будто Морган ранен в спину и неспособен быстро двигаться. Таким образом, когда ему надо будет вскочить, для того это окажется полной неожиданностью.

—Спина. Я ранен.

—Можете ли вы подняться?

—Да... думаю. Помогите мне.

Священник протянул ему руку; Морган схватился за нее и с громким стоном выпрямился.

—Вам повезло, что я проходил здесь.

—Да, я вам признателен.

Морган пощупал карман. Бумажник был на месте; пистолет исчез, но разве он был в кармане? Он вспомнил, что положил его на сиденье. Невозможно найти его в такой темноте... В конце концов у него будут другие способы защищаться.

—Куда вы направляетесь?—спросил его священник.

—В Линакулан.

—А, да... приятный город.

Священник стоял рядом с американцем и внимательно его изучал. Луна появлялась и исчезала за облаками. На какое-то мгновение стало светлее в ночи, но этого было достаточно.

Внезапно, впервые за многие годы, Морган испугался... испугался глаз священника; они были слишком черные, слишком пронзительные, слишком горящие для священника.

Морган отошел назад на три шага — достаточно далеко для того, чтобы эти глаза исчезли в темноте.

—Не надо меня бояться,—спокойно сказал священник.— Я не сделаю вам ничего плохого. Я могу вам только помочь.

Он был слишком искренен. Морган немного расслабился. И снова сработал инстинкт. Запах ловушки оставался витать в воздухе — но, однако, на этот раз он был не таким сильным.

Немного спустя к нему вернулся его обычный апломб. «Надо убираться отсюда»,— подумал Морган. Он не был на полпути к Линакулану, надо идти по этой дороге, если только... не найдется какого-нибудь транспорта. Морган спросил:

—Линакулан — самый близкий город отсюда?

—Да.

—Вы идете туда?

—Нет.

Затем с проблеском надежды:

—У вас здесь церковь поблизости?

—Нет. Но я часто ходил по этой дороге.

—Ради Бога! Зачем ходить по такой скверной дороге?

—Вы сами ответили на вопрос. Ради Бога.

Морган совершенно расслабился. Священник был абсолютно безопасен. Тронутый, но безопасный.

—Хорошо,— сказал Морган почти небрежным тоном.— У меня длинная дорога впереди. До свидания.

Моргану почудилось, что взгляд священника смягчился, когда он стал ему отвечать:

—Я пройду часть пути вместе с вами.

— Как хотите, мой отец. Меня зовут... Дан Морган. Я — американец.

—Да... я знаю.

Несколько секунд Морган был в замешательстве. Затем в нем снова зародилось подозрение. Несомненно, священник обыскал его, когда он был без сознания... этим объяснялось, наверное, и исчезновение пистолета.

Сначала они шли молча. Луна —этот странный шар белого, и холодного цвета — победила в своей битве с облаками и блестела теперь за их спинами. Длинные, тонкие тени бежали по дороге перед мужчинами. Складки сутаны священника шуршали при каждом его шаге, сандалии хлопали по серой пыли дороги.

Морган сделал попытку завязать разговор:

—На каком расстоянии находится Линакулан?

—Далеко.

Морган взорвался:

—Я думал, что остается приблизительно пятьдесят километров.

—Огни Линакулана находятся в пятидесяти четырех километрах от места вашей аварии.

Все-таки это важно было узнать. Если повезет, Морган сможет дойти туда завтра после полудня... и уже детской игрой будет достать там новую машину. Он ускорил шаг; священник шел, не отставая от него.

В какой-то момент луна спряталась за холмами, и тени исчезли. Темнота, которая их объяла, была чем-то осязаемым, теплым, волнительным, наводящим ужас, как внутренняя часть закрытого гроба. Морган бросил взгляд на часы. Они показывали восемь часов восемнадцать минут; что-то сломалось, вероятно в механизме в момент аварии. Он не знал, сколько времени он оставался без сознания, но шли они уже часа два. Должно было быть около полуночи.

Они шли, тяжело ступая, два черных силуэта, почти как тени, по унылой дороге.

Они вскарабкались на возвышенность и вновь оказались залитыми лунным светом. Морган почувствовал себя лучше. Эта темнота была слишком густой; ему казалось, что в ней прятались... нереальные вещи... недосягаемые этим лунным светом.

Они начали спускаться, и темнота вновь обволокла их...

—Неужели здесь нет никакого освещения, в этом районе, забытом Богом? — спросил Морган раздраженным тоном.

Священник не ответил. Морган повторил свой вопрос; его голос выдавал скрываемую угрозу.

Никакого ответа. Морган пожал плечами и сказал себе:

—Пошел к черту, зловещий католик. Я займусь тобой позже.

Дорога привела их к подножию другого склона. Ночь — одна из тех, которые оказывают ужасное гнетущее действие на людей, страдающих клаустрофобией,— сомкнулась над ними, угрожающе давя.

Они долго шли, одолеваемые депрессией, прежде чем достигли следующего холма — и на этот раз лунный свет не встречал их; только слабый свет исходил от низких облаков на горизонте. Однако этого было достаточно, чтобы различить разветвление дороги.

Морган заколебался. Он спросил:

—Какая из дорог ведет в Линакулан?

Священник остановился. Его темные зрачки увеличились. До такой степени, что можно было подумать, что белки глаз полностью исчезли. Он вытянул руку, чтобы поправить сутану, и этот жест сделал его похожим на дьявольски коварную женщину, готовую разорвать свою жертву. Даже в полутьме от него падала тень... черная и вытянутая в виде креста тень.

Тогда Моргана охватил инстинкт потенциального убийцы.

—Отвечайте,— прорычал он,— в какую сторону Линакулан?

—Маловерующий человек...

Голос Моргана дрожал от ярости:

—Слушайте меня, проклятый священник! Вы не хотели мне отвечать... даже разжать свои зубы. При чем здесь вера? Скажите мне только, на каком расстоянии находится Линакулан. Это все, что я у вас прошу. Я не хочу ни славословий, ни проповедей! Понятно?

—Вам еще долго идти...

Голос его потерялся, и Моргай заметил изменение в поведении священника. Немного позже Морган услышал... отдаленный стук копыт.

Луна — как по совпадению — в последний раз прорвала тучи. Сначала это была только какая-то тень на горизонте, но по мере приближения Морган четко различил лошадь. Ее грива и хвост развевались, как черные хоругви. Это было великолепное животное, самое крупное из тех, которые он когда-либо видел,— черное, как ночь, пылкое, как буря.