Миккель Биркегор - Через мой труп

— Франк? — Голос Вернера прозвучал неожиданно жестко.

— Да-да, — поторопился ответить я.

— Что будем делать?

Я тряхнул головой:

— Не может этого быть. Наверняка это простая случайность.

— Она мертва, Франк. И это уже не случайность.

— Но книгу-то ведь только-только напечатали, — попытался было возразить я. — Она еще даже не поступила в продажу.

Вернер поспешил закончить разговор, сославшись на то, что работа не ждет. Он служил патрульным в полиции Копенгагена — занимался борьбой с проституцией и прочими мелкими правонарушениями. Убийства были не его профилем. Поэтому во время своего первого звонка он не располагал никакими деталями. Благодаря своим обширным служебным связям Вернер легко добывал для меня разного рода сведения — о процедурах задержания, транспортной обстановке в городе, подробностях убийств, — которые я потом использовал в своих книгах. Перед тем как повесить трубку, он заверил меня, что в течение дня проследит за развитием событий и будет держать меня в курсе.

Сейчас, когда я оглядываюсь назад, мне кажется довольно странным, что в тот момент мы так и не решились рассказать кому-нибудь о наших предположениях. В течение ряда лет Вернер снабжал меня конфиденциальной информацией и, по всей видимости, опасался серьезных неприятностей в случае, если все это когда-нибудь выплывет наружу. Я же, признаюсь, был тогда настолько обескуражен, что даже как-то не подумал об этом. Хотя у меня и мелькнула мысль, что подобного рода совпадение, вероятно, могло бы благоприятным образом сказаться на продаже выходящей книжки. Тем не менее я сразу же ее прогнал. С той же долей вероятности можно было предположить, что полиция запретит продажу всего тиража, принимая во внимания чувства родственников жертвы или интересы следствия. Я же в этот момент отчаянно нуждался в деньгах. На протяжении последних десяти-двенадцати лет я каждые полтора года выпускал по книге. Эта регулярность вошла у меня в привычку и позволяла планировать бюджет. Речь шла вовсе не о том, что я привык к роскоши. С момента развода я круглый год жил на даче. Это было не совсем законно, да и сам дом, если уж на то пошло, несмотря на еще вполне неплохое состояние, по большому счету не вызывал у меня какого-то особого восторга.

Моя так называемая «Башня» находится на третьей линии одного из старейших дачных районов — Рогелайе — на северном побережье Зеландии.[2] Весь участок состоит из внушительных размеров лужайки, окруженной высокими березами и елями. Оттуда до Гиллелайе всего каких-то десять километров. Я регулярно бываю там — покупаю свежую рыбу в ларьках у пристани.

Именно тот факт, что местность была мне прекрасно известна, и заставил меня сделать бухту Гиллелайе местом преступления в романе «В красном поле». Теперь, разумеется, я уже жалел об этом. Сложно было представить себе, как я в очередной раз отправлюсь сюда за покупками. Да и вообще, у меня в голове не укладывалось, как в этой крохотной, сонной рыбацкой деревушке могло произойти такое громкое преступление.

Чтобы хоть как-то отвлечься, я машинально начал заниматься хозяйственными делами, изо всех сил пытаясь забыть о том, что кого-то убили. Это было нелегко. Дело в том, что с мыслями о смерти мне доводилось иметь дело практически ежедневно. Не проходило и часа, чтобы я не начинал обдумывать какой-либо новый вид умерщвления или не изобретал очередной нестандартный способ причинить человеку боль. В моих фантазиях самые обычные инструменты и предметы домашнего обихода превращались в орудия изощренных пыток.

И вот теперь все это стало реальностью.

Итак, в тот день я так и не сгреб листву и не выполнил свою обычную дневную норму в две с половиной тысячи слов. Когда по истечении часа стало ясно, что мысли о произошедшем убийстве не собираются покидать мою голову, я решил подкрепиться виски. Усевшись со стаканчиком на террасе, я принялся наблюдать, как низкое осеннее солнце тщетно пытается пробиться сквозь бегущие по небу огромные тучи. На лужайке громоздились груды опавшей листвы, сильный ветер раскачивал высокие деревья. Время от времени в такт порывам ветра с берез срывалась целая россыпь крохотных семян-чешуек и накрывала террасу. Некоторые из них попадали в мой стакан. Там они медленно плавали, складываясь на золотистой поверхности виски в разные причудливые узоры. Долгое время я сидел неподвижно, внимательно наблюдая за тем, как, напитавшись влагой, чешуйки постепенно опускаются на дно стакана.

Человека, который копирует «чужое» убийство, принято называть по-английски copycat.[3] Я никогда не понимал этого термина. Причем здесь какой-то кот? По-датски мы бы сказали, что один убийца обезьянничает с другого, и в этом сравнении, на мой взгляд, гораздо больше смысла. Я сразу же представляю себе обезьяну, которой, как ребенку, нравится подражать чужим движениям. Интересно, что для передачи одного и того же понятия в разных языках упоминаются два столь непохожих друг на друга зверька. Почему? Чем дольше я размышлял об этом, тем более абсурдной казалась мне данная ситуация.

Виски было выпито, и я сходил за новой порцией, прихватив заодно один из авторских экземпляров «В красном поле», которые мне доставили пару недель назад прямо из типографии. Вернувшись на террасу, я отыскал в тексте то место, где описывал убийство. Сцена занимала семь страниц и была расположена примерно в начале последней трети книги. Как правило, убийство в моих романах является кульминацией — тем моментом, который я наиболее тщательно продумываю и от которого отталкиваюсь, выстраивая все остальное повествование.

Жертву в триллере «В красном поле» зовут Кит Хансен. Это красивая девушка двадцати восьми лет, рыжеволосая, стройная, с хорошо тренированным телом и полной грудью. Страх перед водой — больше всего на свете она боится утонуть — имеет в ее случае вполне логичное объяснение. Однажды она отправляется со своим дружком в Шарм-эль-Шейх,[4] где они учатся плавать с аквалангом. И всего несколько дней спустя после получения сертификатов дайверов с ними происходит несчастье под водой. На дне они попадают в рыбацкую сеть и запутываются в ней. Кит удается выбраться, и она лихорадочно пытается освободить своего бойфренда, но безуспешно. Он гибнет прямо на глазах у подруги. Обуреваемая чувством вины, Кит возвращается на родину в Данию, где ей приходится рассказывать родственникам своего друга об обстоятельствах его гибели. Из-за этого девушка испытывает сильнейший нервный срыв, который приводит ее к полному выпадению из реальной жизни. Она теряет свое место в рекламной фирме, отгораживается от окружающего мира и начинает злоупотреблять антидепрессантами. По прошествии некоторого времени в нее влюбляется сосед. Он — единственный, кто заботится об одинокой девушке, от которой все отвернулись, и в конце концов Кит замечает его любовь и отвечает взаимностью. С помощью нового друга она преодолевает медикаментозную зависимость. Он заставляет ее обратиться к психологу, некоему Венстрёму, который в итоге ее убивает. История заканчивается тем, что соседу удается покончить с Венстрёмом, однако лишь после того, как тот, зная о фобии молодого человека — боязни игл, — подвергает его жестокой пытке.

Я полистал книгу в поисках описания внешности Кит Хансен и стал размышлять над тем, насколько она похожа на ту, реальную, убитую женщину. Или, скорее, наоборот. Если это и впрямь было имитацией описанного убийства, то какого цвета были волосы у жертвы? Рыжие? Есть ли у нее, как и у Кит, шрам на голени — в том месте, где сеть впилась ей в тело, разрезав мясо чуть не до кости, во время отчаянных попыток освободиться на дне египетского рая для ныряльщиков? Насколько сильно убийца старался подобрать себе жертву, точно подходившую под мое описание?

Между тем начало сказываться действие алкоголя. Тело постепенно стало наливаться тяжестью, контролировать свои мысли становилось все труднее и труднее. Я вновь перечитал сцену убийства. Мало-помалу события утра стали представляться мне какими-то нереальными, поэтому в конце концов я начал думать, а действительно ли Вернер мне звонил? Может, все это — лишь мои необузданные фантазии, подсознательная попытка найти оправдание несделанной дневной работе.

Мне необходимо было съездить в Гиллелайе, чтобы самому все разузнать. Следовало выяснить, действительно ли там произошло убийство, и если да, то определить, правда ли, что его обстоятельства напоминают историю, описанную мной, или же Вернер попросту страдает паранойей.

Когда я повернул ключ в замке зажигания, стоявшая на дворе несколько месяцев «тойота» отчаянно зачихала и закашляла. В конце концов она все-таки уступила и завелась. Я двинулся вдоль побережья по направлению к Гиллелайе. Почти на всем его протяжении шоссе окружали дачи и хвойные деревья, однако кое-где в просветах между ними просматривалось море. Начинался прилив. Гребни накатывающихся на берег волн украшали белые барашки, а пляж представлял собой небольшую — три-четыре метра шириной — полоску, усеянную голыми камнями с клочьями морской пены.