Дин Кунц - Дьявольское семя

Она повернулась к контрольной панели на ночном столике и на ощупь нашла выключатель. От ее прикосновения ожил и засветился неярким призрачным светом жидкокристаллический экран-матрица. Россыпь небольших значков на нем обозначала различные системы управления домашним оборудованием.

Сьюзен ткнула кончиком пальца в иконку с изображением сторожевой собаки с разинутой зубастой пастью и торчащими вверх ушами. На экране возникло меню управления охранной системой, и Сьюзен ткнула пальцем в строку «Состояние».

На экране появилась надпись: «Система активна. Все спокойно».

Слегка нахмурившись, Сьюзен выбрала опцию «Наблюдение — наружные камеры».

На десяти акрах прилегающей к особняку территории было расставлено двадцать видеокамер, подключаясь к которым Сьюзен могла вызвать на экран изображение любой из стен дома, любого уголка сада, внутреннего дворика, лужайки перед фасадом и восьмифутового забора, отгораживавшего участок от внешнего мира. Сейчас на крестроновом экране, разделенном на четыре части, появилось изображение сразу с четырех разных камер. Если бы Сьюзен заметила что-то подозрительное, она могла бы увеличить этот сегмент экрана, чтобы подробно рассмотреть то, что ее насторожило.

Камеры видеонаблюдения были такого высокого качества, что даже в темноте давали четкое, резкое изображение всего, что происходило в саду и вокруг дома. Внимательно рассмотрев картинки на экране, Сьюзен переключилась на следующую группу камер, потом на следующую, но ни одна из двадцати камер не зафиксировала ничего подозрительного.

Несколько дополнительных скрытых камер были установлены внутри дома. С их помощью можно было установить точное местонахождение вора, если ему удастся пробраться в дом.

Камеры внутреннего наблюдения использовались и для того, чтобы отслеживать и периодически регистрировать на пленке поведение домашней прислуги. Когда же в особняке собирались гости — полузнакомые и совсем незнакомые, приглашенные лишь по необходимости, в связи с тем или иным событием, — то камеры помогали сохранить в неприкосновенности антикварный фарфор, хрустальные статуэтки, старинное столовое серебро и прочие мелкие предметы, столь притягательные для тех, кто не чист на руку. (Ибо, как известно, мелкие воришки и откровенные клептоманы во множестве встречаются даже в самых высших слоях общества.)

Сьюзен переключилась на систему внутреннего наблюдения и внимательно просмотрела то, что показывали установленные в доме камеры. Для их современной светочувствительной оптики царившая в доме темнота не была помехой, но Сьюзен снова не увидела ничего, что могло бы вызвать у нее подозрение.

В последнее время она сократила количество домашней прислуги до минимума, а оставшиеся уборщики и экономы работали только днем. На ночь они отправлялись по домам, и Сьюзен оставалась в особняке одна.

Кроме того, в последние два года — с тех самых пор, как Сьюзен развелась с Алексом, — в особняке не проводилось ни благотворительных приемов, ни даже вечеринок для ближайших друзей. Да и на предстоящий год она не планировала никаких шумных сборищ. Единственное, чего она хотела, это остаться одной, совершенно одной, чтобы в блаженном одиночестве предаться своим любимым занятиям.

Даже если бы Сьюзен осталась единственным на земле человеком, окруженным одними лишь послушными машинами и автоматами, она бы нисколько не скучала. Она была по горло сыта человеческим обществом, по крайней мере на ближайшее время.

Глядя на экран, Сьюзен убедилась, что коридоры, холлы и лестницы особняка тихи и пустынны.

Ничто не двигалось. Тени были просто тенями, и ни одна из них не напоминала своими очертаниями притаившегося злоумышленника.

Сьюзен вышла из меню охранной системы и снова прибегла к голосовым командам:

— Альфред, общий отчет.

— Все в порядке, Сьюзен, — ответил ей дом через систему встроенных динамиков, подсоединенных к музыкальному центру, охранной сигнализации и внутреннему интеркому.

Блок распознавания голосовых команд включал в себя и синтезатор речи. Разумеется, возможности последнего были весьма ограничены, однако воспроизводимые им звуки были до странности похожи на приятный мужской баритон, располагающий к себе своим тембром и звучащей в нем уверенностью.

Слушая его, Сьюзен не раз представляла себе высокого, широкоплечего мужчину со смуглой кожей и упрямо выпяченной челюстью, с легкой сединой на висках, с ясными и чистыми серыми глазами и согревающей душу улыбкой. Этот воображаемый персонаж, встававший перед ее мысленным взором каждый раз, когда она слышала доносящийся из динамиков голос, весьма напоминал ей того Альфреда, которого она когда-то знала, но вместе с тем он был и другим. Во всяком случае, Сьюзен могла быть уверена, что этот Альфред никогда не предаст и не подведет ее.

— Альфред, объясни причину тревоги, — требовательно сказала она.

— Все в порядке, Сьюзен.

— Черт побери, Альфред, я слышала сигнал!

Домашний компьютер не откликнулся. Он был запрограммирован на то, чтобы распознавать до полутора тысяч поданных голосом команд и приказов, но только если они начинались с пароля «Альфред» и входили в стандартный набор. Компьютер понял приказ «Объясни причину тревоги!», однако фраза «Я слышала сигнал» ничего ему не говорила, да и эмоциональное «Черт побери» перед словом-паролем помешало ему адекватно интерпретировать желание хозяйки. В конце концов, ее домашний компьютер не был мыслящим существом — он был просто сложным электронным устройством, управляемым мудреной, но совершенно недвусмысленной программой.

— Альфред, объясни причину тревоги, — повторила Сьюзен.

— Все в порядке, Сьюзен.

Все еще сидя в темноте на краю кровати, освещенная лишь призрачным голубоватым светом жидкокристаллического экрана, Сьюзен беспокойно пошевелилась.

— Альфред, проверь систему охранной сигнализации, — проговорила она.

После десятисекундной паузы дом отозвался:

— Система охранной сигнализации функционирует нормально.

— Не приснилось же мне! — сварливо проговорила Сьюзен.

Альфред молчал.

— Альфред, какая температура в комнате?

— Семьдесят четыре градуса, Сьюзен.

— Альфред, отрегулируй температуру в комнате.

— Хорошо, Сьюзен.

— Альфред, объясни причину тревоги.

— Все в порядке, Сьюзен.

— Дерьмо!

Программа речевого модуля предусматривала кое-какие типовые фразы, введенные исключительно для удобства пользователя, однако ограниченная способность компьютера распознавать нестандартные реплики владельца и адекватно на них реагировать порой раздражала безмерно. В такие минуты сложная машина казалась Сьюзен тупой грудой железок, непомерно дорогой игрушкой, предназначенной не для нормальных людей, а для психов, помешанных на современных компьютерных технологиях.

Она и сама не могла бы объяснить, почему выбрала именно это кодовое слово. Должно быть, Сьюзен получала подсознательное удовольствие от возможности приказывать кому-то по имени Альфред. И от сознания того, что этот Альфред должен беспрекословно ей подчиняться.

Если именно в этом было все дело, то у нее имелись все основания беспокоиться о состоянии своей психики. Возможно, Сьюзен не помешал бы курс психоанализа, однако она старательно гнала от себя эти мысли. Думать об этом ей не хотелось.

И она продолжала сидеть в темноте.

Она была так прекрасна!

Прекрасна!

Она сидела в темноте обнаженной. И она была совершенно одна. Она даже не подозревала, как скоро и как сильно изменится вся ее жизнь.

— Альфред, включи свет! — скомандовала она.

Ночники по углам комнаты нерешительно мигнули и зажглись, постепенно разгораясь. Просторная спальня возникала из темноты не сразу, а частями, словно объемное черно-серое изображение на протравленном кислотой серебряном подносе под куском жесткого войлока. Ночное освещение было совсем тусклым, но если бы Сьюзен потребовала больше света, компьютер повернул бы регулятор реостата и включил дополнительные лампы.

Но Сьюзен молчала, и освещение в спальне оставалось приглушенным.

Сьюзен всегда чувствовала себя уютнее в полутьме. Даже ярким весенним днем, когда воздух снаружи звенел от десятков птичьих голосов, когда ветер нес с собой запахи трав и цветущего клевера, а солнечный свет, напоминающий золотой дождь, освещал сад, делая его похожим на земной рай, она предпочитала тень и приказывала опустить жалюзи.

Сьюзен встала с кровати и выпрямилась во весь рост. Она была совсем худенькой, подтянутой и гибкой, точно подросток, но вместе с тем — вполне оформившейся и бесконечно женственной. Когда серебристый свет от ламп упал на ее гладкую кожу, он сразу стал золотистым, и ее тоненькая фигурка, казалось, сама засветилась в темноте, словно где-то внутри Сьюзен скрывался свой собственный источник энергии.