Тень твоей улыбки - Мэри Хиггинс Кларк

У Клея Хэдли стало сухо во рту.

— Нет, я об этом не слышал.

Не будучи католиком, он смутно представлял себе, что это в конечном счете может привести к канонизации сестры Кэтрин в качестве святой и поклонению ей верующих.

— Разумеется, это означает, что будет проведено расследование на предмет ее материнства. На поверхность вновь всплывут прежние грязные слухи, и она почти наверняка потеряет шанс пройти беатификацию, — сердито добавила Оливия.

— Оливия, ведь была какая-то причина, почему ни сестра Кэтрин, ни твоя мать никогда не называли имени отца ее ребенка.

— Кэтрин не называла. Но моя мать назвала.

Оливия положила руки на подлокотники кресла, и Клей понял, что она собирается встать. Он поднялся и быстрыми шагами, неожиданными для столь грузного человека, обошел стол. Он знал, что некоторые пациенты называют его «толстый кардиолог». Иногда он, подмигивая, нарочито вздыхал: «Ох, лучше думайте не обо мне, а о том, как самим похудеть. А мне стоит взглянуть на картинку с рожком мороженого, и я поправляюсь на пять фунтов. Таков мой крест». Ему удалось довести этот спектакль до совершенства. А сейчас он взял руки Оливии в свои и деликатно поцеловал старую женщину.

Она непроизвольно отстранилась, почувствовав на щеке прикосновение его короткой седеющей бородки, но тут же, чтобы скрыть свою реакцию, ответила на поцелуй.

— Клей, пожалуйста, не рассказывай никому. Я сама скоро сообщу об этом тем немногим людям, которым до меня есть дело. — Помолчав, она добавила с иронией: — Вообще-то, пожалуй, стоит сказать им как можно быстрее. Может, это и к счастью, что у меня не осталось никого из близких.

Она замолчала, поняв, что сказала неправду.

На смертном одре ее мать рассказала ей, что Кэтрин, узнав о своей беременности, провела год в Ирландии, где родила сына. Его усыновила семья Фаррел, американская чета из Бостона, выбранная матерью-настоятельницей того религиозного ордена, к которому примкнула Кэтрин. Супруги назвали его Эдвардом, и вырос он в Бостоне.

С тех самых пор Оливия была в курсе основных событий его жизни. Эдвард женился лишь в сорок два года. Его жены уже давно не было в живых, и сам он умер лет пять тому назад. Их дочери Монике сейчас тридцать один, она работает педиатром в больнице Гринвич-Виллидж. Кэтрин была кузиной Оливии, значит, ее внучка тоже являлась ей родственницей. «Она единственный член моей семьи и при этом не знает о моем существовании», — с горечью подумала Оливия.

Освободившись из объятий Клея, она сказала:

— Оказалось, Моника очень похожа на свою бабушку, она тоже посвятила жизнь заботе о детях. Ты понимаешь, как ей пригодились бы все эти деньги?

— Оливия, разве ты не веришь в искупление грехов? Вспомни, чем занимался последние годы жизни отец ее ребенка, о том, скольких он спас. А как насчет семьи его брата? Они настоящие филантропы. Подумай о том, как они к этому отнесутся.

— Я и так об этом думаю. Мне необходимо все взвесить. Моника Фаррел — законная наследница прибыли от тех патентов. Ее дед Александр Гэннон завещал все состояние своим потомкам, если таковые будут, и только во второй черед — брату. Я позвоню тебе, Клей.

Доктор Клей Хэдли дождался, пока дверь кабинета закрылась, затем снял трубку и набрал номер, известный лишь узкому кругу людей. Услышав знакомый голос, он не стал тратить время на пустые слова.

— То, чего я и опасался. Я выяснил, что Оливия… она собирается рассказать.

— Мы не можем это допустить, — будничным тоном произнес человек на другом конце провода. — Вам придется этим заняться. Почему вы ей ничего не дали? Если учесть состояние ее здоровья, никого не удивила бы ее смерть.

— Можете мне не верить, но не так-то просто убить человека. А если ей удастся обнародовать все, прежде чем я смогу ее остановить?

— В таком случае нам придется подстраховаться. К сожалению, в наше время молодые привлекательные женщины не так уж редко подвергаются нападению на Манхэттене. Я немедленно об этом позабочусь.