Уоррен Мерфи - Последний порог

Вонзив указательные пальцы в головы наемников – вернее, в то, что от них осталось – Римо ощутил, как фаланги пальцев входят в мозг, в котором до этой секунды еще теплилась жизнь, после чего трупы, перелетев через зал, приземлились рядом с лужей блевотины на полу холодильника.

Римо взглянул наверх. Чиун, стоя на галерее, с интересом взирал на Чарли, которого била мелкая дрожь. Глаза Римо встретились со взглядом старого корейца, и что-то такое увидели они друг у друга в глазах... то было уважение сына к мудрому отцу, и гордость отца за взрослого сына.

Этого момента и ждал Чарли Ко. Мгновенно выпрямившись, он с силой направил острие смертоносного ногтя в то самое место, где под подбородком Чиуна виднелась светлая полоска незащищенной плоти. Адреналин словно взорвался в мышцах Чарли Ко – от сознания того, что через секунду голова старика навеки отделится от его тела.

Если бы только не эта секунда... Именно ее хватило фигуре в желтом кимоно, чтобы словно растаять в воздухе – ноготь Чарли поразил пустоту. Затем что-то с силой дернуло его за запястье, и он с трудом удержался на ногах, едва не свалившись через перила.

Кисть его правой руки, однако, продолжала движение. Все еще сжатая в кулак, с поднятым указательным пальцем она перелетела через балкон, подпрыгнула на краю металлического настила и упала на пол разделочного цеха.

Из обрубка правой руки Чарли хлынула кровь; вспрыгнув на балкон, Римо обхватил одной рукой шею Чарли Ко, другой сжал предплечье – кровь прекратила течь, но сам Чарли ничего не чувствовал из-за невыносимой, ослепляющей боли.

– Ну, приятель, – произнес Римо. – Поговорим сейчас – или предпочитаешь подождать до обеда?

Чарли судорожно выдохнул, понимая, что это конец – но вместе с тем почему-то чувствуя, что, если он заговорит, адская боль пройдет быстрее.

– Нас нанял тот старик... чтобы убить в стране всех, кто ест мясо.

– Каким образом?

– Яд... особый, из двух компонентов... он нам сам его дал. Одна часть должна была идти в мясо, а другая – в специальный газ...

– Для чего?

– Если бы любой из компонентов оказался ядовитым, власти обнаружили бы его и придумали бы противоядие. Яд в мясе сам по себе не представляет ничего – а газ активизирует его, делает смертельным.

– А как вы умудрились отравить мясо?

– Эдди... тот, который был на лестнице... он работал правительственным инспектором на этом заводе. И добавлял яд в чернила, которыми на тушах ставили клеймо... Министерства сельского хозяйства...

Значит, Смит был прав. Римо снова перенес внимание на стонавшего Чарли.

– Где Мэри?

– Отправилась с докладом к главному.

Чиун взглянул на Римо.

– А главный где?

– Отель “Шератон”, номер 1824.

– Надо же... Ничего не забыл?

– Нет, еще... Мэри потом поедет в аэропорт, чтобы с самолета распылять газ над городом...

Римо с отвращением убрал руки. Боль в теле Чарли стихала, но из обрубка правой вновь хлынула кровь.

– Идем, папочка, нам пора, – сказал Римо.

– Нет, сын мой, ты сам должен убить его.

Римо нетерпеливо обернулся к нему.

– Это почему же?

– Так сказано – ты нанесешь удар, который снимет с моего отца бремя позора.

– Ну скажи на милость, где это сказано?

– Ты делай, что тебе говорят, – досадливо покривился Чиун. – Отчего ты всегда, всегда со мной споришь?

Римо подошел к бьющемуся в судорогах телу Чарли.

– И долго еще это будет продолжаться? – устало спросил он. – Каждый раз, как мы получаем новое задание, выясняется, что здесь написано то, там написано это – а делать все должен я один. Нельзя нам просто уйти отсюда?

– Так сказано, – упорствовал Чиун. – Нанести удар должен сын сына опозоренного.

– Никогда ничего такого не читал, – заявил Римо. – Или это опять было написано мелким шрифтом, а, папочка?

– П... пожаЁ – захрипел на полу Чарли Ко.

– Ну, раз так... – пожал плечами Римо. – Ладно.

Шагнув к Чарли, он одним ударом навеки прекратил его страдания.

Чиун низко поклонился.

– Я горжусь тобою, сын мой.

– Мной? – поразился Римо. – Гордишься мной? Мной, потомком белых людей, бледным огрызком поросячьего уха?

– Ну, горжусь – это, пожалуй, преувеличение, – закивал Чиун. – Терплю до сих пор – так, пожалуй, будет вернее. К тому же прошло уже много дней – а моя рукопись еще не появилась на телевидении. О самой важной из своих обязанностей ты забыл – как всегда.

Римо вздохнул.

– И кроме того... когда ты наносил удар, я видел – ты опять согнул локоть правой руки.

– О Боже, снова-здорово, – поморщился Римо. – Он ведь все-таки мертв, не правда ли, папочка?

– Смерть есть смерть, а ошибка – ошибкой, – сварливо возразил Чиун. – Почему, хотел бы я знать, ты снова согнул локоть?

– Объясню по дороге в аэропорт, – с этими словами Римо направился к выходу.

Погода в этот день была самая что ни на есть летная. Чистое небо, видимость – миль пятьдесят; на западе медленно остывало раскалившееся за день солнце.

Золотые лучи заката еще лишь тронули горизонт, когда мисс Мэри Брофман запросила по радио разрешение на взлет у диспетчерской службы аэропорта.

Доложив главному об успешном устранении двух агентов Дома Синанджу, она начала готовится к полету, несшему миллионам ее соотечественников Последний порог.

Она заполнила до отказа бак своего новенького, белого с оранжевым двухместного “Пайпер Кьюба”, которому сама дала кличку “Годжо” – в воздухе он чрезвычайно напоминал неизвестно по каким причинам полетевшую оранжевую крышу ресторана “Говард Джонсон”. Проверила закрылки, шасси, двигатель, особенно тщательно – моторчик от мотоцикла, приделанный к здоровенной защитного цвета канистре в хвостовой части.

Все было в полной готовности. К ночи миллионы мясоедов во всем Техасе протянут ноги. К утру паника начнется по всей стране. Улицы будут сплошь завалены трупами. Правительство... может, даже и не уцелеет; огромные концерны останутся без своих лидеров. Производство замрет. Фундамент, на котором десятилетия покоилась страна, треснет и начнет разваливаться.

Оставшиеся в живых будут беспомощно бродить по пустым городам. А у нее... до того, как объявят карантин во всем полушарии и утратит действие газ, до того, как первая из соседних стран предпримет первую военную экспедицию на умирающую державу – у нее будут бесценных несколько дней. За эти несколько дней она станет обладательницей несметных богатств. Сокровищ, каких еще никто никогда не видел.

А потом пересядет в другой самолет – и направится к берегам другой страны, где обладание секретом неизвестного яда из двух частей даст ей самое главное – высокий пост и безграничную власть над ближним.

А этот старый дурак доверил секрет отравы своим “последователям”. К утру он сам умрет – уж она позаботится об этом. И тогда не будет никого и ничего между ней и ее заветной целью. Неплохо для никому не известной девчонки со Стейтен-Айленда. Да разве она сама бы поверила, если бы пять лет назад кто-нибудь сказал ей, к чему приведет ее случайная беседа с незнакомым китайцем в публичной библиотеке, где она писала работу по китайской истории?

А вот, однако же... Всего несколько минут отделяют ее от полной, абсолютной свободы.

– “Пайпер Кьюб” Зет-112, ваша полоса – номер три. Счастливого пути. Конец связи.

– Спасибо. Готова к взлету с полосы три. Всего хорошего. Конец связи.

Мэри запустила мотор. Мощный фольксвагеновский двигатель в брюхе самолета плюнул, кашлянул и наконец пробудился. Она почувствовала, как завибрировала рукоятка управления между ее ног; это ощущение всегда наполняло ее почти эротическим возбуждением. Пропеллер погнал колеблющиеся волны по траве; позади взметнулось и росло облако пыли.

Старый, почти слепой китаец в библиотеке – и богатая девица, которой просто нужно было получить ответы на пару вопросов для выпускной работы – до окончания школы оставалось два месяца. Но между отчаявшимся стариком и скучающей девицей установилась странная связь. Впереди замаячило захватывающее приключение на грани жизни и смерти. А результат – вот он. Умопомрачительная возможность одной держать в руках судьбу огромной страны, спрятанную в зеленой канистре с мотоциклетным мотором.

Бело-оранжевый самолет вздрогнул и тронулся. Мэри двинула рукоятку от себя, выруливая по асфальту поля к полосе номер три.

Спускались сумерки, и ей пришлось включить красно-белые бортовые огни, чтобы на нее не напоролся по случайности какой-нибудь садящийся лайнер. Огни полосы мигали неподалеку; над полем вспыхнули прожектора.

Мэри развернула самолет носом к полосе, чтобы набрать скорость для взлета. И вдруг увидела, как на краю поля, попав на секунду в яркие лучи прожекторов, перемахнула через забор человеческая фигура.

Мэри двинула “Пайпер” вперед, не отрывая взгляда от темного силуэта, который явно двигался в ее направлении. Самолет набирал скорость; протянув руку, она включила микрофон.