Шейла Куигли - Беги домой

Сейчас Робби слушал, как молодой скинхед в новеньком «найковском» тренировочном костюме беззастенчиво рассказывал о том, что ограбил пожилую женщину. Робби с отвращением вспомнил, как несколько месяцев назад нарвался на неприятности, когда остановил Стиви и его шестерку Пердуна-Мартуна. Робби не дал им ограбить пожилую миссис Холланд, когда она возвращалась с почты, получив пенсию. Поняв, что Стиви и Мартин затеяли. Робби, не задумываясь, встал между ними и миссис Холланд. Пожилая женщина в толстенных очках медленно прошла мимо в счастливом неведении, что ее вот-вот собирались ограбить. Робби же оказался лицом к лицу с матерящейся парочкой. Будь на его месте Керри, она сначала бросилась бы на хулиганов, а потом стала бы разбираться, что они собирались натворить. Керри проделывала это с тех пор, как научилась ходить. Робби никогда так не умел.

Он в растерянности смотрел, как медленно надвигались Стиви и Мартин. И вдруг, словно кто-то там услышал его мольбы, откуда ни возьмись явился огромный негр со сверкающим золотым зубом и сбил пару придурков с ног.

Робби улыбнулся. Ему было приятно видеть, что все встало на свои места. Мужчина тряс хулиганов, как терьер крыс. Затем, стукнув их головами друг об дружку, спаситель отшвырнул незадачливых грабителей в сточную канаву, словно стряхнул грязь с ладоней.

— Ну, ступай, — сказал он Робби и улыбнулся, глядя, как Стиви и Мартин копошатся в канаве.

Тому не надо было говорить дважды. Он припустил в сторону дома с такой скоростью, что уж точно побил рекорд Керри. С тех пор ни Стиви, ни Мартин не беспокоили Робби, но ему казалось, что момент истины когда-нибудь настанет. От них исходила какая-то непонятная, молчаливая угроза.

— Да уж, — пробормотал Робби вслух, прежде чем вернуться к телевизору, — могу поспорить, что Килрой сможет прожить на тридцать девять фунтов в неделю. — Он усмехнулся. — Он-то сможет, черт его подери.

— С кем это ты разговариваешь?

Робби поднял глаза и увидел, что мать вползла в комнату.

— Сам с собой, о Килрое, — сказал он, окинув ее взглядом.

— Он что, ответил тебе или нет?

Робби наблюдал за тем, как мать прикурила сигарету и тут же зашлась грудным кашлем. Банный халат на ней, когда-то белый, был грязно-серого цвета и в нескольких местах заблеван остатками ужина. А ведь это его подарок, он купил его у магазинных воров на прошлое Рождество.

Робби любил мать до беспамятства, но Керри права — Ванесса Лэмсдон выглядела просто кошмарно.

Он вздохнул в глубине души, но мать явно почувствовала его презрение.

— В чем дело, бедняжка? — Ванесса завязала пояс на халате потуже, затем затянулась сигаретой. На этот раз ей удалось сдержать кашель. — Ну? — вопрошала она.

Не хотелось вступать с ней в объяснения, но он не смог отмолчаться.

— Что толку от разговоров, мам? Ты всё спрашиваешь, мы всё отвечаем, но ничего от этого не меняется. Что бы ни говорили тебе я или Керри, ты прекращаешь пить максимум на неделю, а потом опять за старое. Вот как сегодня.

Сказав это, Робби увидел обиженный взгляд матери и почувствовал себя отвратительно. Он стал рыться в куче грязного белья, лежавшей рядом с ним, ища пульт от телевизора. Найдя пульт, Робби наставил его как пистолет и выстрелил в Килроя, избавился наконец-то от него. Робби сам не знал, кто в данный момент беспокоил его больше: Килрой или мать.

Если она не перестанет пить, это в конце концов убьет ее. Когда-то она была красива, его Мама, но теперь… Какого черта, он больше не мог выносить ее взгляда. Робби вскочил, побежал наверх, наскоро вымылся, переоделся в слегка запачканные джинсы, немного потер пятно на синей рубашке, пока оно не стало практически незаметным, потом спохватившись, бегом спустился вниз. В последний раз, когда он оставил зарплату на кофейном столике, она непонятным образом исчезла, а в комнате тогда никого не было, кроме матери.

К его облегчению, конверт все еще лежал там, где он его оставил. Мама сидела в гостиной, лениво выдувая дымовые кольца.

— Э-э-э, сынок…

Робби нахмурился. Он знал, что следует за таким началом, это повторялось каждую неделю. И все же ждал продолжения, все еще чувствуя себя отвратительно из-за того, что сказал несколькими минутами ранее.

— Я… Мне надо немного наличных. До пятницы, пока не получу деньги. У меня мало осталось, и детям нужно… — Ее голос был таким льстивым.

Робби ненавидел мать за то, что она довела себя до такого состояния, за то, что ему приходилось присматривать за ней, словно она была ребенком, а он взрослым. Но она проделывала это постоянно, словно это случилось в первый раз. И он каждый раз реагировал одинаково.

— Мам, ты же знаешь, что я куплю тебе чего-нибудь.

Робби подошел к ней и похлопал по плечу. Он коснулся ее длинных, засаленных, давно не чесанных волос. Он едва удерживался, чтобы не расплакаться. Выпивка и сигареты, которые, казалось, срослись с ее пальцами, сделали свое черное дело. Ванессе можно было дать лет на двадцать больше, чем ей было на самом деле. Самое обидное, что еще не поздно все исправить, будь у нее хоть капля воли.

— Послушай, мам, я принесу тебе сигарет и полбутылки от контрабандистов. Наверное, партия Дикси уже пришла. Но…

Мать взглянула на него, догадываясь, о чем он собирается сказать. Он понимал, что ей это явно не понравится.

Нужно быть решительным, иначе ее деградацию не остановить. Робби сделал глубокий вздох и попытался быть строгим.

— Мам, я… то есть мы хотим, чтобы ты привела себя в порядок. — Он посмотрел в ее темные глаза и на еще более темную кожу под ними. Казалось, будто у нее настоящие кровоподтеки. И вдруг, словно кто-то, например Керри, поселился у него голове и начал подсказывать ему, что говорить, Робби закричал: — Ради бога, мам, ты сама-то видела, в каком ты состоянии? Кто тебя не знает, может решить, что тебе уже сто десять лет. Ты выглядишь как бродяжка. Старая, грязная бродяжка, у которой никого нет. Но ты же не одна, мам, у тебя есть мы.

Отчаявшись образумить мать, Робби оставил ее, побежал наверх и вернулся через секунду с осколком зеркала из ванной.

— Посмотри! — Он сунул зеркало ей в руки.

Его руки тряслись, когда он взял Ванессу за подбородок и повернул ее лицо так, чтобы она смотрела на него.

— Если ты не выйдешь из этого состояния, мама, ты умрешь и оставишь всех нас сиротами. Думаешь, мы с Керри сможем управиться с детьми? Как? Их заберут от нас. Отправят в разные дома, и мы больше не увидимся. Ты можешь себе представить, что Сьюзи придется жить среди толпы незнакомых людей? Можешь, мам? Она не выживет! — Робби затряс в отчаянии головой, из-за чего его голос стал еще громче. — А что будет с Эммой, а? Сколько она еще проживет? И нам-то с ней тяжело, а если вокруг будет незнамо кто, чужие, даже не семья… А Даррен, представь, что он будет далеко отсюда, в новой школе, когда у него уже появились друзья. Подумай об этом, мама.

Он хотел потрясти ее, сделать хоть что-нибудь, чтобы она поняла. Он не привык к таким вспышкам гнева, но каждое слово, которое он сказал, было правдой — эти слова он хотел сказать уже давно, но ему не хватало ни силы духа, ни мужества — Робби практически шептал, когда говорил:

— Ты хочешь, чтобы это произошло, мам? Хочешь?

— Но, но… — пыталась возразить Ванесса.

— Не может быть никаких «но», мама! — Робби ударил кулаком по кофейному столику и сразу же почувствовал себя ублюдком, когда мать дернулась от испуга. Пути назад уже не было, сейчас, когда все зашло так далеко. — Все, мам. Если ты не начнешь сегодня, то ничего больше не получишь от меня. Мы больше не можем так жить. Получается, что нам, детям, приходится смотреть, как ты сводишь себя в могилу… Словно это самоубийство или что-то еще. На этот раз я говорю серьезно, мам. Мы все уже просто дошли до ручки, хватит.

Лицо Робби горело, он часто заморгал, чтобы не расплакаться, потом повернулся и ушел. Он сказал то, что должен был сказать, все это копилось долго, но легче ему не стало. Робби очень хотелось сильно хлопнуть дверью, как это часто делала Керри, но у него не было ни ее характера, ни сил, чтобы так поступить.

Ванесса долго смотрела в зеркало после того, как Робби ушел.

Он прав, подумала она, вглядываясь в черты своего лица. Она видела, как алкоголь разрушил ее. Ванесса попыталась разгладить глубокие морщины, которые начинались в уголках глаз и заканчивались у рта. Ее лицо было таким худым. Боже, у нее всегда были высокие скулы, но теперь они просто выпирали. Руки Ванессы затряслись, и она уронила зеркало на пол, на одну из игрушек Сьюзи — красную обезьянку, которая жила под телевизором.

Ванесса прикусила губу, чтобы не расплакаться, и все равно слезы полились ручьем. Он прав. Боже, он прав. Посмотрите на меня, посмотрите на эти чертовы седые волосы. Боже, мне всего тридцать девять, а я выгляжу, как будто мне пятьдесят девять. Сколько я пила в этот раз? Неделю? Две?