Поцелуй через стекло (СИ) - Воронина Алина

— Лука, мы нашли… — приглушённым голосом начал светленький с ещё детской округлостью щёк. Рауль?

— Мы нашли мертвяка! — подхватил тёмненький с вздёрнутыми бровками. Рауф?

— Заходите! Быстро! — скомандовал племяш, отзеркалив выражение, с каким пассажиры смотрят на стюардессу, когда что-то на борту идёт не так.

От меня осталась одна голова. Как у того профессора. Как его там? Доуль? Впрочем, неважно.

Голова моя пока выполняет свои функции. А вот всё остальное… Где оно?

Вместо ответа- на тёмном фоне возникает зелёное пятнышко.

Спустя некоторое время оно даёт потомство.

Похоже на ряску- там, на нашем озере.

Но вот пошли волны. Ряска моя заколебалась. А потом стала исчезать-пятнышко за пятнышком!

Эй, возьми меня с собой!

Итак, имелась криминальная колода. А в ней — джокер. Иначе откуда бы взялась маска с лицом скандальной шведки?

Вилен снова и снова просматривает публикации дела «Русская Грета Тунберг». Так окрестила серию нападений пресса. Как всегда не до конца точно, но в память врезается. Вообще-то Адаев чуждается всякого рода желтизны, хотя и мог бы погреть на ней руки. Но брезгует. Советское воспитание не позволяет. Этакая метка.

Он делает усилие и прерывает поток размышлений, чтобы выглянуть в окно. А там очередная картинка с натуры. К мусорным контейнерам приближается молодой очкарик. Да не один, а со свитой из десятка собак разных размера и масти. Первым делом молодой человек роется в мусоре в поисках угощения для животных. Затем запускает руку в ящик с макулатурой. Выловив оттуда газету или журнал, погружается в чтение. Стая устраивается неподалёку. При виде этого зрелища мысли журналиста обращаются к его собственному псу. Который не лаял.

Верный дружок ЗОЖа подвергался постоянным нападкам Капитолины, ибо то ли по возрасту, то ли по вздорности не дотягивал до кустиков. А его хозяин ещё не усвоил правила европейских собачников и спецпакет с совочком с собой не носил. В итоге отношения между разноглазой псиной и дворничихой (Капа впрягалась тогда в любую работу) сложились натянутые. Каждая встреча сопровождалась оглушительным тявканьем. — С обеих сторон. Но в тот вечер, когда нападению подверглась девушка, расстреливавшая озеро пластиковыми бутылками, заклятые враги никакой реакции не выдали. Со стороны преступницы это понятно: маска мешала. Но почему не лаяла псина? И как перестать думать про это?

Участникам эксперимента в США поставили цель — всячески избегать воспоминаний о белом медведе. Но как не старались, ничего не вышло. Для Вилена Владимировича таким «белым медведем» стала смерть Капитолины. Пришлось прибегнуть к собственному методу избавления: он сконцентрировался на запретной мысли, чтобы, по его собственному выражению, израсходовать горючее в баках. А там было, что сжигать.

Он мысленно перенёсся к началу своей журналистской карьеры. К школе юного корреспондента при газете «Вести Мирного».

В те времена газеты делались старым дедовским способом, а потому существовала такая профессия как метранпаж. Капитолина была метранпажем. Не частый для женщины профессиональный выбор. Юный Вильчик во время ознакомительной экскурсии в типографию первым делом увидел почти детские пухлые пальчики, покрытые какой-то отвратительной черной смазкой. Как они ловко орудовали инструментом! По виду — большое шило. А на самом деле? Нет, не вспомнить. Так вот этим шилом они расставляли в столбики металлические пластины с выбитыми на них словами.

Могли ли эти ручки взять и замахнуться приспособлением для отбивания мяса?

Нет, никак в это не верилось.

Не делала этого Капа. Потому и разноглазый пёсик не подавал голоса.

Маска скрывала другого человека. Того самого-джокера! Почему следователи его не вычислили? Даже в затылках на сей счёт не почесали. Да потому что изначально повелись на убедительно выстроенную версию.

Русская Грета Тунберг. Громкое дело раскрыто в кратчайшие сроки!

Адаев перевёл взгляд в окно. Предводитель собачьей стаи, что-то жуя, по-прежнему читал прессу.

«Вот она сила печатного слова!» — не без самодовольства подумал Вилен Владимирович.

«Молчаливый, сонный, пугливо глазеющий окнами домишко». Такое описание выдал бы литературно одарённый наблюдатель. Но Лука обошёлся без комментариев.

Он прислушался- ни включённого телевизора, ни звяканья посуды, ни шагов. От этого дом казался ещё мрачнее. Мальчишки тянули его за рукава толстовки и при этом переминались с ноги на ногу, точно им срочно требовалось в туалет. А потом все трое вступили на крыльцо, сквозь прогнившие доски которого проглядывала молодая травка.

Входная дверь больше соответствовала бы сараю. Раньше она запиралась, но сейчас нужда в этом отпала. Лука перешагнул порог и оказался в помещении, где имелась лестница. Её перила из стальных тросов походили на леера. А может такими, снятыми с какого-нибудь судна, и являлись. Ступеньки вели на чердак. Но туда им было не нужно.

Внезапно спохватившись, что вторгаются в чужую собственность, Лука постучал в следующую дверь. Никто не отозвался. выждав некоторое время, он с силой нажал на дверное полотно. В образовавшемся проёме возникло трюмо с зеркалом. Мазнув взглядом по своему отражению в мутном стекле и не заметив в нём ничего кардинально нового, молодой человек перешагнул через следующий более высокий порожек.

Вся здешняя обстановка — это стол с тремя табуретками, буфет с куда-то подевавшимися дверцами и диван с вытертой до дыр обивкой.

Внутри ещё витает запах лекарств, что подтверждает шприц на столе и валяющаяся на полу ватка с красной точкой. Бросив взгляд на брошенное у дивана одеяло, Лука бросает взгляд в закуток, судя по всему выполняющий функцию кухни. Здесь его ожидает натюрморт в духе «Memento mori»: давно уже мёртвая селёдка, надкусанный ломоть хлеба, яичная скорлупа.

«Но где труп обвитый червями?» — Он бросает вопрошающий взгляд на братьев, гуськом, по старшинству следующих за родичем. Те синхронно тыкают указательными пальцами в пол, покрытый домотканой полосатой дорожкой, и шёпотом, словно их могут услышать, выдыхают:

— Та-а-ам!

— Где?

Одарив столичного родственника снисходительными взглядами, Рауль и Рауф вцепились в его рукава-один справа, другой слева- и потащили в пристройку.

К одной из половиц там приделано колечко.

— Тяни! — повелел Рауль. Лука повиновался, отметив про себя, что дядья у него не робкого десятка.

Крышка подполья откинулась со звуком, прозвучавшим, как выстрел, что заставило жавшуюся к сундуку рыжую кошку ретироваться.

Вниз вела лестница, всем своим видом внушавшая опасение сверзиться в темень при первом же шаге.

Призвав на помощь всю свою решительность, Лука осторожно поставил ступню на верхнюю ступеньку. Она не издала ни звука и вообще оказалась довольно устойчивой. Второй шаг дался легче.

Преодолев ещё две ступеньки, молодой человек осторожно впустил в себя воздух. Тянуло сырой землёй, овощной гнильцой и канализацией.

— Держи! — К нему потянулась рука с фонариком. Успевшие вспотеть пальцы взрослого с трудом нащупали кнопку включения. — Луч метнулся по стенам.

Судя по кирпичной кладке, к подвалу у строителей изначально были высокие требования. А жильцы захламили его донельзя. Какие-то металлические штуковины неизвестного назначения, разобранная мебель, оконные рамы- всем тем, что в преизбытке наполняло двор. Однако было кое-что и новенькое: кучи старой одежды. Лука снова опасливо втянул в себя воздух, отчего его тонко вырезанные ноздри нервно затрепетали.

Луч фонарика продолжил исследовать внутренности помещения. И троица последовала за ним.

Стало заметно светлее. Здесь имелось оконце- мутное, подёрнутое паутиной с остовами насекомых, но это было окно, говорившее в пользу цокольного этажа, а не подвала. Замаячила надежда, что пацанам померещилось, привиделось, почудилось. — Всё то, что взбадривает взрослых, когда они оказываются в подобных ситуациях.