Владимир Орешкин - Рок И его проблемы-4

— Последний раз я тебе говорю, козел, — сказал Федор, занося тесак над головой.

Тут в кармане робы затрезвонил телефон.

Так не вовремя.

— Стой, — сказал Гвидонов Федору, — подожди секундочку.

Открыл аппарат и поднес его к уху.

— Да.

— Я соскучилась без тебя, — сказала Мэри. — Как вы долетели?

— Я тебе перезвоню, — сказал Гвидонов. — Я сейчас занят.

И нажал кнопку.

Федор, заметив, что телефонный разговор закончен, начал опускать свой тесак. Прямо на голову Гвидонову.

Гвидонов посторонился и приподнял руку, чтобы ею встретить, сжавшую кухонное оружие, кисть руки Федора.

Но тот прохрипел вдруг что-то, и всем телом стал заваливаться куда-то в сторону. Вместе со своим тесаком.

Гвидонов даже дернулся, — от неожиданности.

Потом посерел в темноте лицом, перевел дух, взглянул в темнеющую на земле фигуру Федора, и, повысив голос, сказал:

— Иди сюда.

Петька появился откуда-то из темноты, и спросил:

— Да, Владимир Ильич?

— Ты что наделал?

— Я? — удивился, совершенно естественно, он.

— Да, ты… — начал злиться Гвидонов. — Ты… Он мне утром нужен был, трезвый. Ты это понимаешь?!

— Откуда я знал, — растерянно сказал Петька.

— Я тебя что, просил вмешиваться? — все более расходился Гвидонов. — Я тебя просил?!. Отныне я тебе запрещаю. Навсегда. Даже если меня мочить будут, и замочат. Это мое дело, ты понял?!.

— Да. Но…

— Ты понял? Я тебя спрашиваю?!

— Да.

В это время зазвонил телефон. Гвидонов открыл крышку.

— Ты обещал перезвонить, — сказала Мэри. — Я так соскучилась по тебе…

Это — дурдом. В котором он вынужден работать.

Гвидонов уже не помнил себя. Впервые в жизни.

Он сжал этот телефон, размахнулся, и, что есть силы, швырнул его об стену, рядом с которой сидел.

Тот даже не пискнул. Разлетелся на части молча.

Столько силы вложил в свое действие Гвидонов.

Болото, — это вода.

Где вода, там жизнь.

Жизнь, — это вода и движение.

Особенно, когда тепло, и трава на берегу чуть ли не до колен. И пахнет влагой, зеленью и жарким летом…

Утром Гвидонов разбудил профессора, посмотрел сочувственно, как тот недоуменно оглядывается вокруг себя, не в силах поднять, где очутился, а потом жмет ладонями голову, которая, вполне вероятно, раскалывается у него на четыре части.

— Мы ведь приехали сюда работать, — сказал ему Гвидонов.

Профессор лишь жалобно посмотрел на него, и начал искать очки, которые, чтобы он их во сне не раздавил, положили на подоконник.

Очки нашлись.

— Похмелиться, — сказал самому себе профессор.

— Ну, нет, — возмутился Гвидонов.

Крикнул Петьку, — тот появился со своими волшебными таблетками.

— Хуже не будет? — спросил профессор, рассматривая одну из них на свет.

Петька промолчал. Гвидонов мстительно сказал:

— Посмотрим.

Профессор брезгливо взглянул на стакан воды, который ему дали, положил таблетку на язык, и запил ее небольшим глотком.

И прикрыл в изнеможении глаза.

Гвидонов ждал пять минут, пока лицо того не начало светлеть, словно бы и его, наконец-то, коснулось утро.

— Нужно проверить пятерых молодцов, — сказал он профессору. — Довольно срочно. Через час мы вылетаем.

— Вот так всегда, — ответил профессор. — Из-за какой-то ерунды ломается естественный процесс восстановления организма…

С пятью мужиками-лягушатниками было все нормально, — никаких внушенных состояний в них не оказалось. Если, конечно, профессор, с похмелья чего-нибудь не напутал.

Но на всякий случай, когда шли на посадку, Гвидонов подозвал Петьку.

— Оружия пусть с собой не берут, у нас своего хватает. Ножик там, и все. Ничего огнестрельного.

Петька кивнул.

Охрана, с мрачными покрасневшими лицами, — поскольку Гвидонов не забыл, и только что устроил им по пятьдесят отжиманий, — перетаскивала на борт сумки с амуницией.

Пилот тоже принял живительную таблетку, — поэтому выглядел вполне пристойно.

Хорошо выглядел и главный зоотехник, который уже похмелился и пришел проводить их.

Но в основном все молчали, — так что погрузились и взлетели почти без слов.

По-деловому.

Кроме будничного трепа лягушек, лес был полон птичьих звуков, их писка и шороха крыльев.

Вот она, — природа.

Профессор вступил в высокую траву, с которой давно уже сошла утренняя роса, и сказал Гвидонову.

— Жизнь, — непредсказуема. Куда только меня не занесет… Долго здесь пробудем?

— Не знаю, — ответил Гвидонов. — Возможно, до вечера. Или, лучше, до следующего утра. Как пилоту удобней лететь, — ночью или при свете… Если не будет неожиданностей.

— А что мы здесь делаем?

— Ищем следы контрабандистов.

— Они что, из того тибетского села?

— Есть такая версия. Ее нужно проверить… Есть и другие.

— Они что, могут быть где-то рядом?

— Вряд ли. Они были здесь год назад.

— Вы хотите сказать, что год назад в этом месте прошли какие-то контрабандисты, и вам нужно их найти? Просто прошли и все. Год назад?

— Одного из них в этом месте, по всей видимости, убили. Или серьезно ранили… В любом случае, могут остаться какие-нибудь следы. Но могут и не остаться.

— Год назад? В этой огромной тайге?.. Где не ступала нога человека?!

— Именно поэтому и есть небольшая надежда.

— В такой траве?

— Дело не в траве, а в совести, — сказал Гвидонов. — Я тоже считаю, мы вряд ли чего-нибудь здесь найдем. У нас не просто мало шансов, — нет ни одного… Но главное, чтобы совесть была чиста. Чтобы знать, мы сделали все, что могли. Искали, но не нашли. Хорошо искали честно, старались, — но не нашли. Тогда можно будет спать спокойно.

— Я вот думаю, — задумчиво на самом деле, сказал профессор. — Человеческое ремесло, морально или нет? Особенно, когда оно достигает степени таланта?.. Гений и злодейство, они как, — объединяются в дружеском рукопожатии? Или противоположны?..

— Мне бы ваши проблемы, — сказал Гвидонов, улыбнувшись ему. — Когда как следует проплачено, объединяется все.

— Так просто, — удивился профессор, как будто некто взрослый объяснил ему простую истину. — Никогда бы не подумал…

Гвидонов подошел к краю болота.

Вода, сквозь ряску и плавающие по поверхности водоросли, была темна.

А тут еще психотерапевт со своей похмельной философией.

Когда в голове должен быть вчерашний Федор. Которого все утро искали его товарищи, — но не нашли. Который, как сквозь землю провалился. Ушел куда-нибудь в лес, и завалился там спать на мягких прошлогодних листьях. И будет спать, пока не проспится.

Мертвым сном…

Он так нужен был живым, так нужен.

Так нужен. Так нужен. Так нужен… Что хоть головой бейся от досады о стену.

— Вот здесь он лежал. Кажись, где-то в этом месте.

— Да. Точно здесь.

— Откуда они появлялись?.. В каком месте с поляны уходили?

Прошли сначала в одну сторону поляны, потом, обогнув вертолет и охрану, которая ставила палатку, — в другую.

— Павел, — спросил ненароком Гвидонов. — Ничего, что мы здесь так разгуливаем?

— А чего? — не понял тот.

— Ну, гуляем туда сюда, траву мнем, — сказал Гвидонов.

— На то она и трава, чтобы ее мять, — ответил Павел…

Прошел год.

Год, — это такое понятие во времени. Когда миновало лето, потом осень, потом зима, весна, — и снова наступило лето. Природа разок увяла, — и возродилась снова. И новое поколение непуганых лягушек появилось на болотных просторах.