Кирилл Григорьев - Галатея

Вепрь почесал бритую голову.

— Современная наука однозначно утверждает только одно. Любой мертвый субъект остро реагирует на тепло. Все-равно чего… Костра ли, человеческого ли тела. Сами делайте выводы, Виктор…

Гарин выводы сделал немедленно.

Вся группа оказалась в теплоизоляционных костюмах, жарко в которых было неимоверно. Где уж Виктор раздобыл проклятые балахоны никто в конторе понятия не имел, однако привез он их буквально в течении часа. Может, и вправду спер в ближайшей пожарной команде, благо находилась она в квартале от офиса?

Разъяснений Гарин на этот счет никому не представил.

Он, вообще, разъяснений давать не любил.

Железный мужик, подумал Максим. Не нервы — стальные канаты.

Железный мужик, тем временем, оставил, наконец, магнитолу в покое, и, откинувшись на сидение, посмотрел на Максима.

— Как ты?

— Ж-ж-жарко, — пожаловался Максим, с удивлением обнаруживший, вдруг, что его зубы выбивают мелкую нервную дробь.

— Нервничаешь? — с пониманием заглянул ему в лицо Виктор. — Я, честно говоря, тоже… Тошнит меня от всех этих кладбищ, а уж от их обитателей — тем более, — он вытащил из нагрудного кармана комбинезона плоскую металлическую фляжку. — На, — протягивая ее Максиму, сказал Гарин. — Мне нельзя, а тебе — в самый раз будет.

Как тогда, полгода назад, подумал Дронов, с благодарностью принимая флягу и делая несколько глотков. Что-то очень напоминающее первач, обожгло горло.

— Спасибо, — сказал Максим, закашлявшись.

— Не за что, — ответил Гарин, — Виски… Люблю, черт… Меня, если честно, тоже здорово колотит. Но я за рулем.

— Спасибо за то, что поддержали меня на совещании.

— Ах, это… Опять-таки, не за что…

— А кто такой Дима, о котором вы упомянули сегодня?

Виктор помолчал, глядя вперед, в темноту холодной зимней ночи.

— Наш с Тарасом друг. Старый хороший друг, погибший давным-давно. Он так и остался семнадцатилетним…

— Н-да… — произнес Максим. — Простите мое любопытство.

— Простил, — горько усмехнулся Виктор. — И не нервничай ты… Приедем, увидим, победим… Хочешь, я печку выключу?…

Знаменитый телепат Гарина Сергей вместе с заместителем Вепря Геннадием Зиновьевым появились в одиннадцать двадцать, на ходу что-то горячо обсуждая. Они забрались на заднее сидение, и Максим с удовлетворением отметил, что потеть придется не только ему. Вернее, не только им с Виктором.

Гарин одел наушники, вытащил микрофон и немедленно стал похож на персонаж фантастического сериала.

— Первый, — сказал он. — Проверка.

— Все машины вышли, Виктор Петрович, — даже через одетый наушник был слышен громкий молодой голос. — Полный комплект.

— Погодники на местах?

— Да.

— Люди Немченко?

— Выехали.

— Отбой. До связи…

Он посмотрел на Максима:

— Ну, как, полегче стало?

Тот молча кивнул.

Виктор включил ближний свет.

— Тогда поехали, — сказал он.

Одиннадцать пятьдесят.

Глаза Максима раз за разом возвращались к часам. Одиннадцать пятьдесят. Сорок минут до встречи с Андреем. Сорок минут до вероятного знакомства с Тензором. И сорок минут до реализации самых жутких ночных кошмаров. Почему так медленно тянется время?

— Виктор, — произнес сзади Сергей, — а нельзя ли печку совсем выключить? Сил нет, как жарко.

— Окна запотеют, — не отвлекаясь от дороги, сказал Гарин. — Потерпите чуть-чуть…

Геннадий громко вздохнул.

Машина плавно съехала с Кольцевой.

— У меня тетка здесь живет, — произнес Гена. — Уже лет десять.

— И чего? — спросил Сергей.

— Ничего. Так просто. Хороший район.

— И чего в нем хорошего?

— Эко-ло-гия, — по слогам сказал Геннадий. — Виктор, может, все-таки, выключим печку?

— Тихо, — спокойно ответил Гарин.

Фары уперлись в кладбищенскую ограду.

— Прибыли? — шепотом спросил Сергей.

— Да.

Джип медленно въехал в створ покосившихся ворот.

Максим машинально посмотрел на часы. Десять минут первого. Значит там, в темноте страшный Тензор приступил к своему жутковатому ритуалу.

Он передумал в самый последний момент. На кладбище, проинструктированный и подготовленный поехал Костик.

Сам Вадим остался вместе с Димой и найденным Сашком. Того вытащили уже ближе к ночи из большого сугроба, где Саня сидел, трясся от страха и молился. Бедолагу немедля доставили к Немченко.

И вот теперь, Вадим, глядя на его все еще синее лицо, пытался понять кто перед ним: старый друг Саня или чуждое порождение Тьмы, воскрешенное к жизни Тензором. Допрос, в основном вел Стременников. Двое автоматчиков позади Сани выступали безмолвным аргументом на случай, если Тензор все-таки приложил руку к его возвращению.

— Что случилось в машине? — повторил вопрос Дима в двадцатый раз.

— Я пошел проверять Роберта, — наконец, ответил Сашок. — Пощупал пульс, стал вылезать. А он вдруг очнулся и начал меняться.

— Как меняться?

— Кожа на лице, — всхлипнул Саня. — У него все лицо затряслось. Ходуном заходило.

— Как это? — не понял Дима.

— Похоже на эпилепсию? — вмешался Немченко.

— Немного, — согласился Саня. — Но не совсем так.

— А как?

— Ладно, — коснулся Диминого локтя Вадим. — Что было дальше?

— Я плохо помню, — признался Сашок. — Помню, как захлопнул дверь. Побежал, тоже помню. Кричал вроде бы что-то. Потом падал несколько раз. Очнулся уже в сугробе.

— А машина?

— Я видел, — кивнул Саня. — Ее словно бы изнутри вспучило. Все стекла вылетели. А потом вылез Роберт. Походил вокруг, что-то поднял. А потом он сел в машину и уехал.

— Не понимаю, — сказал Вадим. — Что же ты почти сутки в сугробе просидел?

— Меня искал Роберт с каким-то парнем.

— С чего ты взял?

— Я их видел из сугроба.

Немченко посмотрел на Стременникова.

— Что за парень? — спросил Дима.

— Тощий такой. Волосы рыжие. Очень похож на фотку, которую вы нам, шеф, для опознания показывали.

— Рон Уизли? Из кино про Гарри Поттера? — отрывисто спросил Немченко.

— Не знаю, — пожал плечами Саня. — Но похож был точно.

Немченко взволновано вскочил.

— И куда они потом делись? — не выдержал он.

— Ушли налево по дороге.

— Налево? — уточнил Дима, рассматривая карту. — Пешком?

— Да, — ответил Сашок.

— Ну? — нетерпеливо посмотрел Вадим на Стременникова.

Тот поднял от карты голову.

— Вадя, — произнес он. — Судя по карте, от места, где он сидел, налево есть только дачный кооператив. А дальше тупик.

— Кооператив? — нахмурился Немченко. — Ни за что не поверю, что он на даче отсиживается. А мы этот кооператив проверяли уже?

Дима посмотрел на свои заметки.

— Еще не добрались. Он же в тупике.

— Это мы в тупике, — заметил с недовольством Немченко. — Уже вторые сутки, кстати. Сколько у нас здесь людей осталось?

— Три группы.

— Отправь всех к этому гребанному кооперативу. Без меня не начинать!

Дима потер лоб.

— Ты уверен? — деликатно переспросил он.

Вадим на мгновение задумался. Снятие всех групп с их направлений поиска означало серьезное замедление. Где-то на полдня-сутки. А вдруг это пустышка? Или, не дай бог, тщательно спланированная Тензором ловушка?

Немченко оперся руками на карту.

А ведь там, вполне возможно, где-то томится Машка, плененная этим выродком.

— Готовь машину, поехали, — приказал Вадим Стременникову.

Сашок поднялся.

— А ты нет, Сань, — остановил его жестом Немченко. — Ты здесь останешься. Посидишь с ребятами до нашего возвращения.

— Вы, что, шеф, думаете, я как Палтус? — глухо спросил тот. — Думаете, что и меня Тензор под себя подмял, да?

— Конечно, нет, — заставил себя улыбнуться Вадим. — Просто куда тебе сейчас после целого дня в сугробе? Приходи в себя, выпей что-нибудь, расслабься.

Он посмотрел на молчаливых охранников.

Старший еле заметно кивнул. Вадим их проинструктировал еще до начала допроса. Инструкция была проста: любое отклонение от нормы означало для Сашка немедленную смерть.

— Организуйте парню поесть, — заботливо распорядился Немченко. — Выпить что-нибудь. Врача. Проследите, одним словом.

Старший кивнул снова.

Последняя фраза была кодовой. Она означала: «Стрелять по вашему усмотрению».

К высоким металлическим воротам садового товарищества они подъехали уже в полной темноте. Немченко трясло всю дорогу. И не от плохой дороги или подвески джипа. Он никак не мог поверить, что вышел, наконец, в поисках дочери на финишную прямую.

Около ворот стояли поблескивающие в свете фар черные джипы. Кое-где по салонам тлели сигаретные огоньки.