Джеймс Паттерсон - Кросс

— Ты несешь вздор! Не настолько же ты безумен! Человек не может быть таким безумцем!

Это было даже забавно — наблюдать, как у Маджоне работают мозги. Или не работают. Так ведь Младший и сам — хладнокровный убийца, стало быть, надо соблюдать осторожность. Никаких ошибок.

— Ну ладно, — сказал Майкл Салливан. — Мы едем на Гудзон, я там знаю один подходящий причал. Как приедем туда, я сделаю несколько снимков — чтобы твои приятели потом полюбовались. Я хочу сделать им самое серьезное предупреждение, которое, надеюсь, они правильно поймут — чтобы оставили в покое меня и мою семью. — Тут Салливан приложил палец к губам. — Все. Никаких больше разговоров, — сказал он. — А то я уже начинаю тебя немножко жалеть, Младший, а мне этого вовсе не хочется.

— Да мне плевать, что ты там чувствуешь!.. — И вдруг осекся: это Салливан пырнул его в живот выкидным ножом, всадил лезвие по самую рукоятку, а потом медленно вытащил.

— Это тебе для начала, — произнес он странным, словно потусторонним шепотом. — Это я просто разминаюсь.

Потом Мясник слегка поклонился.

— Вот такой я, чокнутый.

Мы с Сэмпсоном вернулись в машину и продолжали ждать возвращения Мясника. Мы уже минуты считали. Рано или поздно — он ведь должен вернуться. Но его не было, а мы очень устали, замерзли и, откровенно говоря, были страшно разочарованы.

Около половины восьмого показался посыльный из пиццерии «Папа Джон». У меня засосало под ложечкой — пицца, но не нам.

— Давай поговорим о чем-нибудь, — предложил Сэмпсон. — Чтобы о еде не думать. И о холоде.

— Я снова вспоминал Марию, пока тут сидел, — сказал я, продолжая наблюдать за длинноволосым парнишкой из пиццерии. Тот отдал пакет и ушел. Я подумал, что Салливан может использовать этого посыльного, чтобы передать записку жене. А вдруг так только что и произошло? А мы сидим и ничего не можем предпринять. — То, что происходило в последние месяцы, заставило меня многое вспомнить, — продолжал я. — Я-то считал, что уже достаточно погоревал. А оказывается, нет. И психоаналитик считает, что нет.

— Ты тогда был занят детьми. Может, ты был так загружен, что на чувства тебя уже не хватало. Я же помню, какой ты был, я к тебе часто заезжал по вечерам. Ты тогда вообще не спал. Работал, работал, работал. Старался быть хорошим отцом. Помнишь, у тебя еще начался нервный тик?

— Теперь вспомнил.

У меня тогда, после смерти Марии, некоторое время жутко дергалась щека. Врач-невролог из Медцентра Джонса Хопкинса сказал, что это может со временем пройти, а может продолжаться долгие годы. Это расстройство продолжалось чуть больше двух недель и помогло мне, как ни парадоксально, в работе. Задержанные тряслись от страха, когда я их допрашивал в «обезьяннике».

— Ты же тогда только и думал, как поймать убийцу Марии, Алекс. Именно тогда ты и стал настоящим детективом. Во всяком случае, я так считаю. Именно тогда ты научился сосредоточиваться на главном. Вот так ты и стал Победителем Драконов.

Я чувствовал себя так, словно оказался в исповедальне. А Джон Сэмпсон — мой духовник.

— Я хотел забыть о ее убийстве, отрешиться, не думать о нем все время, поэтому, наверное, и навалил на себя массу дел. И дети на мне, и работа.

— Так ты и теперь тоскуешь? И все еще не прошло? Или почти прошло?

— Честно? Не знаю, Джон. Сам пытаюсь понять.

— А что, если мы и на этот раз не поймаем Салливана? Если он опять от нас уйдет? Или уже ушел?

— Думаю, мне все равно будет немного легче. Да, Мария умерла. — Я замолчал. — Не думаю, что это была моя вина. Ну что я мог сделать, когда в нее попала пуля?

— Да… — протянул Сэмпсон.

— Да… — эхом повторил я.

— Но до конца ты в этом не уверен, так?

— Не на все сто. — Я засмеялся. — Может, если мы поймаем его сегодня… Может, если я вышибу ему напрочь мозги. Вот тогда мы точно будем в расчете.

— За этим мы сюда и явились, мой милый! Чтобы вышибить ему мозги!

Тут в боковое окно машины кто-то постучал, и я потянулся за пистолетом.

— А этот что тут делает?! — спросил Сэмпсон.

Рядом с машиной, с моей стороны, стоял не кто иной, как Тони Муллино. Действительно, как он здесь оказался, в Монтоке?

Я медленно опустил стекло, рассчитывая это выяснить.

— А вместо меня тут мог оказаться Салли, — сказал Тони, склонив голову набок. — Тогда вы оба были бы уже трупы, если бы это был он.

— Нет, это ты был бы труп, — сказал Сэмпсон. Он медленно улыбнулся Муллино и показал ему свой «глок». — Я уже давно заметил, что ты сзади подходишь. И Алекс тоже.

Я его не видел, но было приятно сознавать, что Сэмпсон по-прежнему меня прикрывает, потому что сам я, наверное, слегка расслабился — а такое может кончиться пулей в спину. Или чем-нибудь похуже.

Муллино потирал руки от холода.

— Холодина нынче, как на полюсе, — сказал он. Подождал, потом повторил: — Я говорю, что холодрыга стоит дикая, так недолго и в ледышку превратиться.

— Давай в машину, — сказал я. — Залезай.

— Обещаешь не стрелять нам в спину? — спросил Сэмпсон.

Муллино поднял обе руки — на лице его было искреннее удивление и тревога. Впрочем, понять его было трудно.

— У меня даже оружия нету, ребята. В жизни никогда ничего такого не было.

— А может, и следовало бы заиметь. С такими дружками, как у тебя, — заметил Сэмпсон. — Тут есть над чем подумать, братец.

— О'кей, братец, — ответил Муллино и нехорошо засмеялся. И я сразу вспомнил, кто он такой на самом деле.

Он открыл заднюю дверцу и забрался внутрь. Вопрос все еще оставался без ответа: зачем он появился здесь и что ему нужно?

— Он не вернется? — спросил я, как только он захлопнул заднюю дверь, перекрыв доступ холоду. — Так или нет?

— Не-а, не вернется, — ответил Муллино. — Он и не собирался.

— Ты его предупредил? — спросил я. Я наблюдал за Муллино в зеркало заднего вида. У него сузились глаза, в них появилось беспокойство и неуверенность — что-то с ним было не так.

— Мне и не нужно было его предупреждать. Салли всегда полагается только на самого себя, и это у него неплохо выходит. — Он говорил тихо, почти шепотом.

— Ну еще бы, — заметил я.

— Так что произошло, Энтони? — спросил Сэмпсон. — Где теперь наш мальчик? И почему ты здесь?

Голос Муллино звучал так, словно доносился из-под воды. Я сначала даже не разобрал, что он сказал.

Сэмпсон тоже.

— Повтори погромче, — сказал он и повернулся назад. — Слышишь? Прибавь-ка уровень звука.

— Он прикончил Джона Маджоне, — сказал Муллино. — Уволок его, потом порезал. Этого уже давно следовало ожидать.

В машине воцарилось тягостное молчание. Не знаю, что еще меня могло сейчас удивить больше, чем это сообщение. Мне и раньше казалось, что нас, вероятно, провели. Значит, так оно и было.

— Откуда ты об этом узнал? — спросил я наконец.

— Я живу по соседству. А Бруклин — большая деревня. Так всегда было. А кроме того, Салли позвонил мне, когда все закончил. Ему хотелось поделиться.

Сэмпсон развернулся, чтобы видеть его лицо.

— Значит, Салливан не приедет сюда, чтобы забрать свою семью. Он что, не боится за них?

Я по-прежнему наблюдал за Тони Муллино в зеркало. И я уже знал, что он ответит.

— Это не его семья, — сказал он. — Он даже не знает, кто они такие.

— Кто же тогда находится в доме?

— Я тоже не знаю, кто они такие. Они сюда устроились через агентство. Просто семья, которая, может быть, похожа на семью Салли.

— Ты работаешь на него? — спросил я.

— Нет. Но он всегда был мне добрым другом. Это ведь я в школе боялся, что мне расквасят физиономию. А Салли всегда меня защищал. Вот я и помогал ему. И снова помогу, если понадобится. Черт побери, это же я помогал ему прикончить его сумасшедшего папашу!

— А сюда ты зачем явился? — продолжал я расспрашивать.

— Ну это просто. Он мне велел.

— Зачем? — спросил я.

— А это лучше у него самого спросите. Может, потому что он любит кланяться после того, как хорошо сделает дело. Он всегда кланяется, сами знаете. Только лучше этого не видеть.

— Я уже видел, — заметил я.

Муллино открыл заднюю дверцу, кивнул нам и исчез в ночи.

И Мясник тоже. Исчез в ночи.

Как это пелось в той старой песенке? «Жизнь — это то, что есть, а не то, что ты предполагаешь».

Я поехал обратно в Вашингтон, потому что мне хотелось повидаться с детьми, и Нана ждет, а еще у меня были пациенты, которые зависели от меня, и у них на следующий день назначено время приема. Нана всегда говорила, что это очень важно для меня — помогать людям. Она считает, что это моя судьба. Наверное, она права.

Перед глазами все время маячило лицо Майкла Салливана, его легкий поклон. Меня просто убивало осознание того, что он все еще болтается на свободе. По данным ФБР, мафия уже назначила награду в миллион долларов за его голову и еще миллион — за его семью. У меня все еще было подозрение, что он может быть тайным осведомителем Бюро или полиции. И та и другая организации помогают ему и оберегают его. Но до конца я не был уверен в этом и, наверное, никогда не буду.