Уоррен Мерфи - Белые рабыни

– Ведь это не министр общественной безопасности рассказал тебе о том доме, не так ли?

– Нет, не он, – сказал Липпинкотт, вспоминая снова об ужасном трупе, болтающемся на дереве рядом с его головой. – Мне рассказал о нем мой бой Валла.

– Неважно, министр все равно должен был умереть, – сказал голос. – В отличие от большинства членов правительства, он не разделял мой взгляд на вещи. Ладно, как мне известно, ты собирал сведения о кораблях работорговцев и о начале работорговли в Штатах. Была такая плантация Батлера, на которую у тебя до сих пор сохранились документы, не так ли?

– Да, могу их вам показать. Они у меня в доме в Чесапикском заливе.

– В подвале или в библиотеке?

– Не помню. Но я могу показать.

– Неважно. Теперь-то, когда мы знаем, в котором из твоих домов они хранятся, мы их добудем. Это все, что мне было нужно. Что еще, кроме жизни, я могу тебе предложить?

– Ничего, – сказал Липпинкотт в надежде, что если в качестве одолжения просить только жизнь, то можно будет и получить ее.

– А не хочешь ли ты узнать о причинах крушения Великой Империи Лони, – вопрос, над которым ты так долго работал?

– Я хочу жить.

Голос проигнорировал его ответ.

– Империя, – сказал он, – развалилась потому, что она вверилась чужакам. Она нанимали людей со стороны, дабы делать то, что должна была делать сама. Постепенно лони становились мягкотелыми и слабыми, и, в конце концов, хауса просто оттолкнули их, и они упали, словно изнеженные жирные дети.

Несмотря на свое положение, Липпинкотт заинтересовался.

– Слишком упрощенный подход, – возразил он. – Чтобы создать Великую Империю, требуется характер. Он должен был быть у лони. Непохоже, чтобы они просто шмякнулись о землю и притворились мертвыми.

– Да, ты прав. Они бы дрались, но кое-что им помешало. Проклятая работорговля, которой занимались ваша семья. В конце концов лучшие из лони оказались на кораблях, а затем на плантациях, где они выращивали для вас хлопок. Но вот что я тебе скажу: лони собираются вновь вернуться к власти. Надеюсь, тебе от этого полегчало.

– Нет, – сказал Липпинкотт. – Но, может быть, вы скажете, как им это удастся? Послушайте, все племя лони, собравшись вместе, не сможет склеить даже коробку для ботинок.

– Очень просто, – сказал голос. – К власти приведу их я. – Немного помолчав, голос сказал: – Ты сделал с той девушкой действительно нечто ужасное. Не то чтобы это имело какое-нибудь значение, Липпи. Она ли, ты ли – дело не в этом. Тебе-то все равно пришлось бы расплатиться еще до того, как мы рассчитаемся со всеми Липпинкоттами и Форсайтами. Это все не важно. Важно то, что происходит сегодня в горах.

Липпинкотт услышал лай гиены, вдохнул трупный запах, исходящий от министра общественной безопасности, и вдруг почувствовал страшный удар в спину чем-то, что вышло спереди из груди, и упал лицом вперед на пронзившее его насквозь копье. Когда голова его коснулась земли долины Бусати он был уже мертв – еще немного удобрения, не больше того, что осталось от старого императора Лони или древнего лонийского ребенка. Африка, земля, которая извечно была единственной справедливой хозяйкой в человеческой истории, приняла его как одного из своих сыновей.

Валла, будучи умнее министра общественной безопасности и Липпинкотта, благополучно достиг находящейся в верховьях реки Бусати родной деревни. У него было на продажу нечто более ценное, чем последние остатки серебра из отеля «Бусати» с выгравированной на них в старинном английском стиле буквой "В". У него была информация, а информация, как известно, всегда пользовалась спросом.

Разве чиновник из министерства юстиции не продал однажды за золото копии документов тайной полиции Бусати, за настоящее золото – монеты, которые можно покатать на ладонях, и на которые можно купить пятьдесят жен, или двадцать коров, или ботинки и плуг, и рубашки, и, может быть, даже еще и радиоприемник для личного пользования, а не так, как сегодня, когда он один на всю деревню.

В общем, Валла сказал своим братьям, что уходит из деревни, и что старший брат должен встретить его через месяц за границей – в Лагосе, в Нигерии.

– Торгуешь историями, Валла? – спросил его старший брат.

– Тебе лучше знать, что я делаю, – важно сказал Валла. – С теми, кто много знает, правительство обычно поступает ужасно.

– Я часто думал, для чего нам, собственно, правительство? Наши племенные вожди никогда не обращались плохо с теми, кто много знает.

– А у белых это принято.

– Если у нас здесь уже нет белых и если, как говорит радио, мы постепенно избавляемся от всего, что пришло к нам от них, то почему бы нам не избавиться и от правительства?

– Потому что нижнереченские хауса – дураки, – сказал Валла. – Они хотят избавиться от белых для того, чтобы самим стать белыми.

– Хауса всегда были глупыми, – сказал старший брат.

Для того, чтобы добраться до Лагоса, бусатийскому армейскому патрулю на груженных провиантом и амуницией джипах требуется месяц. Валла, без пищи, с одним только ножом, проделал этот путь пешком за шестнадцать дней.

Валла разыскал в Лагосе земляка из своей деревни и спросил его, где могут дать хорошие деньги за информацию.

– Только не здесь, – сказал земляк, работавший помощником садовника в русском посольстве. – Они здорово платили в прошлом году, а в этом дела у них идут плохо. Лучше всех снова платят американцы.

– А китайцы? – поинтересовался Валла.

– Иногда они ничего, а иногда считают, что в обмен на информацию достаточно рассказать тебе несколько анекдотов.

Валла кивнул. Там, в Бусати, он уже слышал о желтых людях: бывает, дадут тебе значок или книжку, да еще удивляются и сердятся, когда говоришь им, что этого мало.

– Американцы снова лучше всех, – повторил садовник, – но соглашайся брать только золото. Их бумажки с каждым днем падают в цене.

– Да, я возьму только золото. Потом вернусь и расскажу тебе. То, что ты мне рассказал, очень важно.

– Поговори с поваром в американском посольстве. Он подскажет тебе, какую запрашивать цену.

Повар в американском посольстве сытно накормил Баллу и выслушал рассказ, время от времени прерывая его наводящими вопросами, чтобы хорошенько подготовить Валлу к переговорам.

– Это исчезновение Липпинкотта – вещь хорошая. Вполне стоящая. Но думаю, что сведения о том доме, может быть, еще более ценные. Кто эти белые женщины?

Валла пожал плечами.

– Я не знаю.

– А кто там бывает? – спросил повар.

– Мне рассказал об этом солдат. Он говорил, что тем бусатийским солдатам, которые хорошо себя ведут, разрешают пойти в этот дом и делать с теми женщинами разные ужасные вещи.

– Домом управляет президент Ободе? – спросил повар.

– Не знаю. Думаю, что нет. Мне сказали, что сержант, который находился в этом доме, – лони.

– Лони? Ты уверен, что он – лони, а не хауса?

– Я могу отличить хауса от лони, – обиделся Валла. – Он – лони.

– Лони-сержант. Это очень важно, – сказал повар.

– Это стоит золота? – спросил Валла.

Повар отрицательно покачал головой.

– Американцы не различают лони и хауса и им плевать, что лони дослужился до сержанта в бусатийской армии. Может, у тебя есть что-нибудь о тех женщинах?

– Они никогда не выходят оттуда живыми.

Повар пожал плечами, как бы говоря: «Ну и что?»

– Я знаю имя одной. Мне сказал его один парень из нашей деревни, который работал в аэропорту. Я его запомнил, потому что оно похоже на имя Липпинкотта.

– Ее тоже зовут Липпинкотт?

– Нет. Форсайт. В полном имени Липпинкотта есть и имя Форсайт. Мой приятель сказал, что видел, как ее вели из самолета в машину. Она выкрикнула свое имя, а потом ее втащили в машину. Она прокричала, что ее зовут Синтия Форсайт из Балтимора.

– Как она выглядела?

– Белая.

– Да, но какая белая? Все белые похожи друг на друга.

– Это я знаю, – сказал Валла. – Наш друг говорил: у нее волосы как огонь.

Повар погрузился в размышления и ответил не сразу. Вместо этого он застучал кухонным ножом, приготавливая овощи на ужин. Кончив нарезать длинные зеленые листья, он щелкнул пальцами.

– Восемнадцать тысяч долларов. Золотом, – сказал он.

– Восемнадцать тысяч долларов? – переспросил потрясенный Валла.

– Это то, что мы запросим, а согласимся на пятнадцать.

Он посоветовал Валле придержать имя девушки, пока он не получить деньги, но мельком упомянуть имя Липпинкотта, чтобы быть уверенным, что ему заплатят. Он объяснил, что человек, которому он представит Валлу, Джей Гордон Далтон, был чем-то вроде шпиона. Он предложит Валле десять или двадцать долларов, после этого Валла должен подняться, чтобы уйти, и тогда Далтон заплатит ему пятнадцать тысяч.

– Я знал человека, у которого однажды была стодолларовая бумага, – сказал Валла. – Очень богатый человек.

– Ты тоже будешь богатым, – сказал повар.