Сергей Анисимов - Кома

Заведующий отделением очертил ситуацию уверенным, хорошо поставленным голосом. Хорошая причёска, отличный галстук виднеющийся из-под застёгнутого, сидящего как влитой белого халата. Николай моргнул на свой собственный халат - не взял ли в утренней спешке ещё понедельника мамин, и потом забыл проверить за почти половину недели. Не то, чтобы самого его волновало, на какую сторону застёгнуты пуговицы, но кто-то из больных может обратить внимание...

- Об обстоятельствах развития заболевания и результатах вчерашнего вскрытия большинство собравшихся уже знают, но врач-интерн Анна Владимировна для порядка нам доложит...

С Аней Николай учился в параллельной группе весь последний год института, не раз пересекаясь на циклах, и сейчас искренне ей сочувствовал. Потерять больного по неясным причинам, с так и не установленным диагнозом, - такое интерну-терапевту запомнят на всю жизнь, какие бы настоящие и непреодолимые резоны у этого не были. Результаты вскрытия Николай действительно уже знал, но слушал так же напряженно, как и остальные, стараясь не пропустить комментарии либо то, что, возможно, не было написано в официальном заключении, но могло всплыть сейчас.

Рассказывая, выдавая десятки параметров и деталей, Аня не запиналась, - разве что морщилась. По всему её рассказу выходило, что больной погиб от развившейся диабетической комы, но сахар крови у него при этом совершенно нормальный, - значит это был не диабет. Доклад занял достаточно долгое время, и Николай с неудовольствием ощутил, что сердце у него бьётся как сумасшедшее. Всей кожей он ощущал висящую в воздухе опасность, и посреди родного отделения, в середине дня, это было настолько странным, что он начал, не поднимая голову, постепенно осматривать окружающие лица.

- ...В 4.20 произошла остановка сердца. Реанимационные мероприятия проводись дежурной бригадой при участии больничного ординатора Гнездиловой и врача-интерна Бергер в течение 30 минут, и оказались неэффективными. В 4.50 было принято решение о прекращении реанимационных мероприятий и отключении аппарата искусственного дыхания. Смерть констатирована врачом-реаниматологом Агеевой. Всё.

Пауза, потом доклад о результатах вскрытия, сделанный таким же ровным тоном. Затем вопросы. Аня волновалась, но держалась молодцом, как положено отличнице. Ещё вопросы. В обсуждение втягивалось всё больше людей, и постепенно оно начало по интенсивности и отточенности оборотов напоминать что-то похожее на сабельную рубку: с лязгом стали, неслышимым ухом ржанием, воплями раненых, и валящимися с сёдел под ноги коней телами. Странное сравнение, но очень уж было похоже...

Напряжение, дошедшее уже почти до не обращенной ни на кого конкретно злобы чуть разрядилось, когда доктор Аня ляпнула в качестве одного из аргументов, что в таком престарелом возрасте, как у больного, резкая потеря веса заставляет в первую очередь делать рентгеновское исследование желудка, и второй профессор захихикал.

- Деточка, какой Вы сказали у него был возраст? Престарелый? Это сколько?

- Шестьдесят два, - растеряно протянула Аня, вызвав полминуты общего смеха - профессору было значительно больше. Смех был несколько нервный, и оборвался быстро. Слово взяла главный эндокринолог города, которая спокойно и аргументировано рассказала, что то, что молодая интерн пропустила антифосфолипидный синдром, её совершенно не удивляет, но непонятно, почему вообще никто до сих пор даже не предположил его наличие. Дав профессору с фигурой тридцатилетней женщины и оперативной памятью и быстродействием шахматного компьютера закончить, несколько человек наперебой начали выдвигать аргументы против. И через минуту рубка, с мельканием показаний всё-таки сделанного больному за два дня до смертельного исхода целевого анализа, пошла по новой. Вертя головой от одного говорящего к другому, униженный Николай поклялся себе, что сегодняшний вечер он абсолютно точно проведёт не за редактурой перевода, до сдачи которого оставались уже считанные дни, а в обнимку с каким-нибудь руководством по синдромальной диагностике. Эндокринолога уже практически убедили, когда сидевшая в виде памятника себе самой доктор Ольга, «женщина-врач», спокойно и очень к месту вставила в возникшую паузу фразу о том, что неостановимое носовое кровотечение подобный диагноз почти точно исключает. Это послужило последней каплей. Просто для того, чтобы чем-то закончить, завотделением высказался в том ключе, что антифосфолипидный синдром вполне мог быть вторичным по невыявленной, скрытой инфекции. С клинической картиной, максимально смазанной из-за сахарного диабета и, возможно, чего-то ещё. То, что у мужчин такое встречается редко, и то, что вскрытие дало больше вопросов, чем ответов, уже не имело никакого значения. Обсуждение зашло в тупик, и сделать из него хоть какой-то вывод было полезнее, чем так и оставить большой вопросительный знак напротив причины очередного смертельного исхода.

Дискуссия почти выдохлась, когда полночи готовившийся к разбору своего больного ординатор второго года Володя неожиданно напомнил о втором запланированном на сегодня разборе.

- Ну, доктора... Ну давайте поднапряжемся! - заведующий оглядел выжатых врачей и сделал находящемуся уже в полуприподнятом над стулом положении ординатору сложный жест ладонью, - одновременно и располагающий, и стимулирующий. Скрежетнул стул, молодой врач начал пробираться через ноги в переднюю часть комнаты. Остальные начали покашливать, и морщиться, стараясь сбросить напряжение. Сам Николай вытянул вперёд обе руки, хрустнув пальцами, и на него с неудовольствием обернулась сидевшая впереди доцент Савельева - пятидесятилетняя мадам, похожая лицом и голосом на постаревшую Милицу Корьюс, а работоспособностью - на гусеничный тягач. Этим сочетанием Николай искренне восхищался ещё будучи студентом, и поэтому вместо того, чтобы сделать «лицо кирпичом», постарался извиняющеся улыбнуться. Мадам спокойно кивнула и снова отвернулась в сторону раскладывающего перед собой на столе какие-то листочки ординатора.

Слово «Ну!?» так и не прозвучало, но выражение на лице завотделением было соответствующим, и доктор доложил о своём больном, который лежал на отделении третью неделю с ничего конкретно не означающим диагнозом «ЛНЭ». То есть той самой лихорадкой неясной этиологии, с которой Николаю теперь предстояло справляться у его собственной больной. Мужчина был ещё нестарый, тоже с компенсированным хорошей терапией сахарным диабетом, но тон доклада был настолько далёк от оптимистичного, насколько это было можно. Постоянно имея температуру около 38, больной раз в 3-4 дня выдавал температурные «пики» градусов до 40, сбивать которые удавалось всё с большим трудом. После каждого такого дня начинался новый цикл анализов, призванных установить хотя бы одну из длинного и разнообразного списка причин, способных вызвать подобное. Два дня назад, после последнего «пика» у уже всё понимающего больного начали отказывать почки. Следующего подъёма температуры до таких цифр он мог уже не пережить.

- Мы уже поднимали вопрос о том, что у всех столь разных... - когда молодой доктор закончил, второй профессор кафедры нарисовал ладонью в воздухе сложный вензель. - Столь разных больных с непонятными для нас всех комбинациями симптомов может таким образом проявляться некая, м-м-м... внутрибольничная инфекция. Мы уже пытались подойти к этому вопросу с научной, так сказать, точки зрения...

«А толку?» - глухо, в четверть голоса сказали сзади-слева, и Николай только с большим трудом подавил в себе желание обернуться и посмотреть, кто это. Голос он не узнал.

- Но вот посмотрите, коллеги: двери на лестничные площадки у нас хлипкие и непрерывно открытые, потому что больные, если это не свежие инфарктники, на запрет курить просто плюют. Сквозняки туда-сюда, всё время едой воняет, посетители ходят, студенты вот толпами. Но что, у нас одних? На соседней с нами терапии за последний месяц двое больных умерло. Двое! Девяностодвухлетняя бабушка, которую вообще непонятно как госпитализировали, и тридцатилетняя женщина, за которую её доктора, осознавшего диагноз только после вскрытия, так выпороли, что он до сих пор, наверное, согнувшись ходит. Двое! А происходящее у нас похоже на инфекционную вспышку до такой степени, что все не укладывающиеся в эту теорию факты хочется просто игнорировать! Мы до сих пор, до сегодняшнего подозрения на вирусный гепатит у новоприбывшего больного не закрыли отделение только потому, что это явно не инфекция! Ну не могла она не распространиться к соседям!

Половина мрачно и напряженно слушающих профессора врачей синхронно кивнула. Никто отвечать на его риторические вопросы не собирался, и профессор, вяло взмахнув рукой, замолчал и отвернулся к стене. Молчали все достаточно долго, и когда завотделением, наконец, начал говорить, Николаю чуточку полегчало.