Джон Бердетт - Бангкок-8

Парень, чью лежанку я пнул, бросился к своему мотоциклу — двухсоткубовому «сузуки», который в молодости выглядел, наверное, неотразимо: точеные обводы от каплевидного бензобака до приподнятых двойных глушителей. Но Крунгтеп не терпит изящества, и «сузуки» изрядно потрепало: на боках появились вмятины, подножки в грязи, выхлопные трубы заржавели, сиденье разодрано. Водитель предложил мне шлем, но я отказался. Шлем для пассажиров — один из наших многочисленных недействующих законов. Многие предпочитают рискнуть головой, чем почувствовать, как в черепе варятся мозги.

— Вы на самом деле спешите? — спросил молодой шалопай.

Я задумался. По правде говоря, не очень. Просто любым способом нужно занять начинавшее закипать сознание.

— Да, у меня неотложное дело.

Я наслаждался поездкой. Парень был явно под кайфом — если и не от яа-баа, то от ганжи, — и несколько раз мне казалось, что я присоединюсь к Пичаю раньше, чем предполагал. Мы свернули с Флоен-Чит, и, к моему разочарованию и некоторому удивлению, я оказался у стен американского посольства, по-прежнему находясь в темнице собственного тела.

Расплатившись с парнем, я попросил его:

— Достань немного яа-баа и занеси вечером ко мне в комнату.

Он пришел в еще большее возбуждение и укатил, визжа покрышками. А я остался лицом к лицу с бронзовым орлом на гипсовом медальоне, турникетом из нержавеющей стали и стоящими у стены вооруженными до зубов тайскими полицейскими. Показав им свое удостоверение, я объяснил, что у меня назначена встреча с представителями ФБР. Сведения передали сидящему у турникета за пуленепробиваемым стеклом американцу, и тот принялся звонить по телефону.

Во время медитации наступает такой момент, когда мир словно бы разваливается и за ним возникает проблеск истинной реальности. Развал я ощущал, однако спасения не наступало. Пока я ждал на жаре, город то рушился, то снова восставал из руин. Я подумал, уж не послание ли это от Пичая. Учителя медитации предупреждают, что человек испытывает потрясение, когда он наконец осознает хрупкость потустороннего мира. Это благодатный знак, но неподготовленных может свести с ума.

Фриц — это тот сукин сын, которого мы с матерью любили какое-то время. Другие были добрее, но мы почему-то так и не сумели их полюбить.

Пока я ждал, вспомнил, что посольство было перестроено в 1998 году, вскоре после взрывов в американских посольствах в Кении и Танзании. Тогда на экранах телевизоров появился посол и на недурном тайском объяснил, что Америка не видит угрозы со стороны тайского народа, но опасается прозрачных границ с Камбоджей и Мьянмой, где кто угодно может приобрести взрывчатку и тяжелое вооружение. Современные стены из армированного бетона способны выдержать удар десятиколесного грузовика. А если бы ему все же удалось прорваться, за стенами его подстерегал ров. В двадцать первом веке американскому послу приходится работать в средневековом замке. Что за карма у этой Америки?

Внезапно американец за пуленепробиваемым стеклом — наверное, морской пехотинец в штатском — подозвал меня к турникету. К судорожной суетливости фарангов приходится привыкать: у этого первый порыв подозрительности сменился неумеренным радушием.

— Бюро вас примет, — объявил он в микрофон. — Не хотите подождать внизу? Тут работает кондиционер.

Что-то пискнуло, когда я проходил через турникет, и я увидел на мониторе собственное цветное изображение и все металлические предметы у меня в карманах. Войдя в караульное помещение, я поежился от порыва холодного воздуха. Молодой человек за столом был так коротко подстрижен, что казался почти лысым. Он некоторое время смотрел на монитор, затем попросил у меня удостоверение и набрал его номер на клавиатуре. Когда высветилась моя фамилия, морской пехотинец пробурчал:

— Вы раньше здесь никогда не были. — Это был не вопрос. Это было то, что сообщил ему компьютер. — В следующий раз обойдемся без этого вздора. — Он кивнул в сторону направлявшейся к нам решительной походкой женщины, у которой табличка с фамилией и должностью болталась на плоской груди. Даже на таком расстоянии я прочитал, что «вздор» зовут Кэтрин Уайт и она занимает пост заместителя начальника службы безопасности посольства. Что-то около тридцати, брюнетка, сильная, атлетически сложенная, хмурая. Несмотря на свои соломенные волосы и заостренный нос, я почувствовал себя тайцем до мозга костей.

— Это тот самый детектив Джиплекрип, что явился на встречу с представителем ФБР? — Голос в динамике прозвучал визгливо.

— Угу.

— Не предполагала, что он у тебя внутри. Я что-то забыла, как поступить: мне войти или выведешь его сюда?

— Могу вывести, только полагаю, что он и сам способен выйти.

— Хорошо, давай, — мрачно согласилась женщина.

Морпех вопросительно изогнул брови. Я кивнул, он открыл дверь, и я шагнул вперед.

— Вы детектив Джитичип из Тайской королевской полиции? Позвольте ваши документы. Прошу прощения за формальности, но я обязана за вас расписаться. — Она удостоверилась, что за последние пять минут меня не подменили, и повела через двор к главным корпусам.

Кэтрин Уайт не подозревала, что тысячи лет назад она уже вела меня через двор, поразительно схожий своими размерами с этим. Моя египетская инкарнация — самая далекая, которую я смог вспомнить в своей череде жизней. Неправильно пользующийся властью священник заслуживает самого серьезного кармического наказания. Я провел три тысячи лет замурованным в камне, прежде чем родился жалким рабом в Византии. Пичай тоже вспоминал те далекие дни, когда путешествие на другую сторону и обратно было обычным занятием. Иногда мы вместе переживали потрясающие по силе мгновения: освобождение от тела, черную ночь под нашими крыльями, чудо Ориона.

И вот я стою в кабинете официального представителя ФБР, и его заместитель Джек Нейп одаривает меня такой широкой улыбкой, что ей невозможно поверить, и собеседнику приходится мучиться чувством вины от неверия в это радушие. Безусловно, человек и должен быть таким — положительным, великодушным, оптимистичным — и улыбаться так, словно готов любить весь мир. Американец оказался среднего роста, а я слишком высок для тайца, так что наши глаза были почти на одном уровне.

— Быстро добрались. Я ждал вас только через час.

— Бангкокский вертолет.

Я оглядел кабинет. У окна друг против друга расположились два письменных стола одного размера, компьютеры, секции шкафа для папок, книжные полки с темными корешками фолиантов по юриспруденции, диван, кофейный столик, у стены несколько стульев для посетителей, в углу американский флаг. Я уже сотни раз видел подобные кабинеты. Только где? Наверное, в кино.

— Джек, — раздался голос из-за двери, — тот детектив уже здесь?

— Да, приехал.

Послышался звук льющейся в умывальник воды, и дверь отворилась. Этот мужчина был старше — лет сорока пяти, с седеющими волосами, широкими плечами. Протянув руку, он грузной походкой пошел мне навстречу.

— Поздравляю! Я еще не встречал ни одного человека, который с такой скоростью сумел бы пересечь город. Тод Розен. Как вам это удалось?

— Он сказал, что воспользовался бангкокским вертолетом, — подал голос Джек Нейп.

— Бангкокским вертолетом? Что это такое? — озадаченно переспросил Тод Розен и посмотрел на заместителя.

Джек пожал плечами.

На несколько мгновений установилась тишина. Я слишком поздно понял, что мне следует объяснить, в чем дело. Но секунды бежали, а я позорно молчал. На помощь пришел Джек Нейп:

— Может быть, мототакси?

— Именно, — обрадовался я.

А Нейп, продолжая спасать момент, повернулся к Розену:

— Звучит диковато, но таксисты на мотоциклах способны одолеть любой затор.

— Совершенно верно. — Теперь я понял, что Розен совсем недавно в Крунгтепе. — Большой город, движение паршивое.

Я снова сбился с ритма. Обычно общение мне удавалось гораздо лучше. Но теперь стоило мне посмотреть на любого мужчину, и я видел впивающуюся в его левый глаз кобру. Уверен, встань я перед зеркалом — и там была бы та же картина. Видение лишало меня непринужденности.

— Ну что ж, давайте присядем. Могу я предложить вам кофе?

Я ответил отказом. Больше никогда не захочу ни есть, ни пить.

— Я хочу, чтобы вы знали, насколько мы ценим ваше согласие приехать к нам в такой момент, — продолжал Розен.

— Очень ценим, — эхом подхватил Нейп. — Не знаю, как бы я себя чувствовал, если бы убили моего напарника.

— Дерьмово ты бы себя чувствовал.

— Еще бы! — Нейп покачал головой.

Я переводил взгляд с одного на другого.

— Нам и самим достаточно хреновато.

— Уж это точно.