Виктор Каннинг - Проходная пешка

Капитан первого ранга повернулся к вошедшим. При виде начальника, он удивленно поднял брови.

– Здравствуйте, мистер Дормер, - сказал капитан.

– Здравствуйте, сэр.

– Мистер Дормер, я не могу представить вам нашего гостя. Скажу только, что меня огорчило его появление. Из-за него на судне создалось положение, угрожающее многим пассажирам. Поэтому я должен просить вас выполнить все мои приказания, какими бы странными и противоестественными они вам ни казались. Понятно?

– Да, сэр.

Рейкс ощутил на себе тяжелый взгляд офицера. Капитан подозвал юнгу. Обращаясь к Рейксу, он сказал:

– Дайте ему ракетницу.

Рейкс достал ее из кармана, зарядил и подал юнге.

– Выйди на мостик и выпусти ракету, - приказал капитан.

– И повыше, добавил Рейкс. - Прямо вверх.

Несколько минут спустя Белла, стоя на палубе, увидела, как вспыхнул высоко в темном небе зеленый огонек. Не отступавшая ни на шаг тревога мгновенно оставила ее. Белла отвернулась от поручня и закурила.

В четверти мили от корабля, на трехсотметровой высоте, Бернерс и его напарник тоже заметили вспышку.

Напарник нагнулся к Бернерсу и, силясь заглушить шум винтов и газотурбинного двигателя, прокричал ему в ухо:

– Слава Богу. Знаете, никогда не думал, что этот сумасшедший план удастся.

Бернерс молчал. Он смотрел на огоньки мачт «КЕ-2», которые, казалось, парили в темноте и, когда вертолет немного качнулся, заметил красный фонарь на мостике. От кормы до рубки лайнер блистал огнями кают и ресторанов. Они сияли в ночи драгоценными камнями. А в это время Рейкс неподвижно стоял на мостике. Безжалостно заглушив в себе все чувства, лишь шаг за шагом неумолимо шел к цели, которую поставил перед собой несколько недель назад. Бернерс взглянул на часы. До того, как первые слитки вынесут на палубу, оставалось еще добрых двадцать минут.

Не дожидаясь возвращения юнги, капитан подошел к Дормеру. Рейкс остановился в нескольких шагах, чтобы видеть в рубке всех. Заметил, что капитан третьего ранга смотрит на него с каменным выражением на лице. Старшина-рулевой - тот даже головы не повернул. «Они понимают: случилось что-то неприятное, - подумал Рейкс, - но их сдерживает капитан силой своей власти, а его силой шантажа держу я. Люди сами выковали себе цепи из твердой стали приказов и уважения к начальству.

– Мистер Дормер, - сказал капитан, - приготовьте двигатели к остановке. Передайте в машинное отделение… да, передайте: видимость ухудшается, и мы немедленно снижаем скорость.

– Слушаюсь, сэр. - Офицер взял с полки микрофон. На миг его взгляд вновь упал на Рейкса, моряк едва заметно скривил губы, на лице появилось воинственное выражение. Потом сказал в микрофон: - Машинное отделение. Говорит капитанский мостик. Из-за плохой видимости мы переходим на дрейф.

Вернулся юнга. Рейкс шагнул к нему и протянул руку за ракетницей.

– Снизить скорость до маневровой, - приказал капитан.

– Слушаюсь, сэр. - Дормер потянулся к панели и нажал кнопки перевода двигателей на холостой ход. Через несколько секунд, когда машинное отделение повторило приказ, запищал зуммер. Рейкс услышал какой-то стук за спиной и вспомнил, что это печатающее устройство фиксирует содержание и время приказа.

Дормер скомандовал в микрофон:

– Снизить ход до маневровой скорости. Сто оборотов.

По системе связи Рейкс услышал, как механик повторяет приказ:

– Хорошо. А теперь командовать буду я, мистер Дормер, - произнес капитан. - Рядом есть какие-нибудь суда?

– Нет, сэр. Корабль, что по правому борту, пройдет в трех милях от нас. Мы идем курсом 270 плюс два градуса поправки.

Капитан приказал:

– Оба двигателя на малый ход.

– Есть двигатели на малый ход.

Когда приказ выполнили и обороты упали ниже отметки «100», из трубы наверху гулко вырвался пар.

– Каково направление ветра? - спросил капитан сквозь гул.

– Вест-норд-вест. Сила три балла, сэр.

Капитан повернулся к рулевому:

– Курс 2-80.

Рейкс ощутил, как корабль развернулся.

– С какой скоростью мы идем теперь? - спросил он капитана.

Не взглянув на него, тот приказал:

– Ответьте ему, мистер Дормер.

– Мы делаем шестьдесят оборотов, - произнес офицер. - Около десяти с половиной узлов.

– Я хочу, чтобы включили освещение бака, - сказал Рейкс.

Не обращая на него внимания, капитан повернулся к другому офицеру и распорядился:

– Вызовите капитана второго ранга. Пусть немедленно явится на мостик. Затем вызовите разводящего и вахтенного. Они вместе с пятью матросами должны ждать у спецкаюты.

Рейкс заметил, как офицер, услышав последнее слово, бросил на него мнимо бесстрастный взгляд.

– Есть, сэр, - ответил капитан третьего ранга и двинулся к телефону, миновав Рейкса. Он прошел совсем рядом, но не взглянул на него, казалось, не обратил никакого внимания. Рейкс понимал и этого офицера, и остальных в рубке. Его заклеймили и объявили вне закона, подчинялись ему только потому, что выполняли приказы капитана. Но подержи их под прицелом еще пару часов, и кто-нибудь, возможно, из глупого геройства попробует разрушить его план. А до конца еще далеко.

– Мистер Дормер, включите освещение бака, - приказал капитан.

Офицер подошел к щиту в другом конце рубки и повернул рубильник. В центральное окно Рейкс увидел, как озарился ярким светом бак.

Из вертолета Бернерс заметил, как переместились огни корабля, когда судно изменило курс и уменьшило ход. Увидел, что включились огни на баке.

Напарник за спиной прокричал:

– Все идет как по маслу. Вам лучше пристегнуться, когда мы снизимся и начнем поднимать золото, выпасть из люка проще простого.

Стоя у бассейна на первой палубе, Белла почувствовала, как поворачивается и останавливается судно, услышала шум вырвавшегося из трубы пара и догадалась: где-то внутри корабля события разворачиваются именно так, как хочет Рейкс.

Было поздно, публика разошлась, и Белла осталась на палубе одна. Она бросила сигарету за борт и направилась к входу в каюты левого борта.

Капитан второго ранга, немного заспанный (его подняли с постели), стоял на мостике. К нему обращался капитан корабля:

– Вопросы сейчас неуместны. Мои приказы связаны с безопасностью наших пассажиров, - говорил он. - Разводящий, вахтенный и пятеро матросов стоят у спецкаюты. Мне нужно… - Он бросил взгляд на Рейкса. - Восемьдесят золотых слитков - вот что мне нужно. Выгрузите их как можно скорее.

– Сорок ящиков по две штуки в каждом. Поднимите их, пожалуйста, лифтом номер один на первую палубу и перенесите на бак, - добавил Рейкс.

Какой-то миг офицер колебался, даже открыл рот, чтобы что-то сказать, но вовремя передумал.

А капитан уже повернулся к Дормеру.

– Отдайте рацию капитану второго ранга, мистер Дормер.

Капитану второго ранга он сказал:

– Доложите, когда груз будет на первой палубе.

Дормер достал две рации. Одну отдал капитану. Тот засунул ее в карман.

Это было то самое устройство, которое несколько недель назад дружественно настроенный офицер показал Рейксу. Называлось оно «Стронофонз № 5», имело радиус действия до двух миль.

Капитан второго ранга ушел. Другой офицер стоял у окна и смотрел на освещенный бак. Рулевой, словно бело-голубая статуя, не отрывал руки от штурвала, а юнга снова и снова водил тряпкой по одному месту - он тоже понимал, что происходит что-то непредвиденное. Но это почти не трогало мальчика, он все еще вспоминал, как стрелял из ракетницы. Капитан, не обращая внимания на Рейкса, подошел к карте и вместе с капитаном третьего ранга уточнил координаты корабля.

Впервые в жизни Рейкс испытывал ужас полного одиночества, лед его объятий. Это был нарочитый, унизительный холод. Все на мостике преданно служили своему кораблю и пренебрегали Рейксом. Они были вынуждены терпеть его присутствие, но, казалось, забыли о нем как о личности. Он стал для них насильником, разрушителем предмета их гордости. Они уже не смотрели на него, даже когда он обращался к ним, воспринимали только голос, нарочито не замечая человека, которому он принадлежал. А ведь Рейкс когда-то считал, что любит одиночество. Но то было милое сердцу одинокое времяпрепровождение у реки, милое одиночество, связанное с местью за отца и возвращение в Альвертон… Теперь он понял, что это не одиночество в полном смысле слова. Отчуждение - вот оно, здесь, на корабле. Рейкса неожиданно осенило: если бы рядом оказались братья, слышали и видели все, узнали то страшное богохульство, какое он проповедовал, то и они отвернулись бы от него, заклеймили бы его имя вечным позором… Впервые в жизни он презирал и самого себя, и свое дело, хотя душил и гнал от себя это едва зародившееся чувство.

Чтобы как-то разбить лед, окружавший его со всех сторон, он сказал, что хочет спуститься вместе с капитаном на бак, и был поражен - столь сильно изменился его голос.