Дин Кунц - Славный парень

—  Вы серьезно?

—  Для него это будет ужасно.

—  Вы серьезно?

—  Я не могу это сделать.

—  Мэри, она — паскуда, которую он встретил только вчера.

—  Это не имеет значения.

—  Только вчера. Вы — его мать. Для него это легкое решение.

—  Но ему придется жить с этим решением. Почему он должен жить с таким решением?

—  Что за черт? Вы боитесь, что он выберет эту паскуду, а не вас? — спросил Крайт и одернул себя, уловив злость в своем голосе.

—  Я знаю Тима. Я знаю: он сделает то, что считает правильным и лучшим. Но в такой ситуации правильного нет и быть не может.

Крайт глубоко вдохнул. Еще раз. Сказал себе, что должен сохранять спокойствие. Встал. Потянулся. Улыбнулся Мэри.

—  И если он выберет меня, мне придется жить, зная, что смерть этой девушки на моей совести.

—  Знаете, Мэри, в жизни много несправедливого, но большинство людей чувствуют, что она лучше смерти. Лично я придерживаюсь другого мнения. Я считаю, что всем вам лучше умереть, но мое мнение не в счет.

Она встретилась с ним взглядом. На лице отразилось недоумение.

Он взял «Глок», обошел стол.

—  Позвольте мне вам кое-что объяснить, дорогая. Если вы не сделаете этого для меня, я вас убью и поеду на поиски Уолтера. Вы мне верите?

—  Да.

—  Потом я найду вашего сына Захари. Предложу Тиму этот выбор — его брат или эта паскуда. Вы мне верите?

Она промолчала.

—  Вы мне верите?

—  Да.

—  Если и Захари будет мучить совесть, я убью и его. У вас та же проблема, Мэри... боитесь, что вас будет мучить совесть?

—  Я просто забочусь о своем сыне.

—  Убив Захари, я возьмусь за его жену. Ее зовут Лаура, не так ли?

Мэри наконец-то спросила: «Кто вы?» — хотя «кто» в вопросе больше тянуло на «что». Она уже поняла, что ничего человеческого в ее незваном госте не было.

—  Роберт Кесслер. Помните? Вы можете называть меня Боб. Или Бобби, если хотите. Только не Роб. Не нравится мне имя Роб.

Женщина вроде бы сохраняла уверенность в себе, но зернышко страха в ней уже дало прекрасные всходы.

—  Если и Лаура будет придерживаться тех же идиотских моральных принципов, тогда я изнасилую ее и убью, после чего займусь Наоми. Сколько лет Наоми?

Мэри не ответила.

—  Дорогая, я знаю, это трудно, вы только что резали яблоки, пели старые песни, отлично проводили время, а тут такое. Но скажите мне, сколько лет Наоми, а не то я прямо сейчас вышибу вам мозги.

—  Семь. Ей семь.

—  Если я попрошу семилетнюю девочку попросить ее дядю Тима спасти ей жизнь, она согласится? Я думаю, согласится. Я думаю, она будет плакать, рыдать и умолять, и она разорвет дядино сердце. Он отдаст мне эту паскуду и, возможно, убьет ее сам, чтобы вернуть маленькую племянницу живой и невредимой.

—  Хорошо, — смирилась Мэри.

—  Мне придется пройти весь путь до Наоми?

—  Нет.

Обойдя стол, Крайт прошел к раковине, взял несколько бумажных полотенец, одно чуть смочил водой.

Улыбнулся, когда влажным полотенцем вытирал ей лицо, а сухим собирал яблочные дольки с ее одежды, она ни разу не дернулась, чтобы не доставлять ему удовольствие.

Собрал он и дольки, что валялись на полу, все бросил в мусорное ведро.

Снова сел за стол.

—  Мне нравится ваш дом, Мэри. Я бы с радостью пожил в нем несколько дней, если бы не картина в гостиной, с этими поганцами, бегущими по берегу. Мне бы пришлось разрезать ее на куски и сжечь в камине, иначе я бы по ночам просыпался с криком только от того, что нахожусь в одном доме с нею.

Некоторые утверждают, что нынешняя молодежь плохо образована и недостаточно трудолюбива, но один из ее представителей попытался доказать, что это не так, затратив немало усилий, чтобы выбить ругательство на бетонном столике для пикника, и написал его правильно.

Тим и Линда сидели на скамье спиной к столику, наблюдали за людьми, которые катались на роликах, за собаками, которых прогуливали хозяева, парочками, идущими рука об руку, священником, который на ходу читал требник, обкурившимся мужчиной лет пятидесяти, который пытался завести душевный разговор с какой-нибудь из пальм.

Она терпеливо ждала, и Тим наконец-то заговорил:

—  Значит, так. Я расскажу об этот только раз и без особых подробностей. У тебя появятся вопросы, и это нормально. Но когда я на них отвечу, больше мы к этому возвращаться не будем. Если когда-нибудь, даже через много лет, мы познакомимся с новыми людьми и ты скажешь: « Тим, расскажи им, что ты тогда делая», ничего из этого не выйдет. Потому что я не расскажу.

—  «Через много лет». Мне нравится, как это звучит. Хорошо. Один и только один раз. Ты точно знаешь, как раздразнить любопытство. Может, тебе стоит начать писать книги, а мне — класть кирпичи?

—  Я серьезно, Линда.

—  Я тоже.

Он глубоко вдохнул, выдохнул, снова вдохнул... и тут зазвонил его мобильник.

Линда застонала.

Личный мобильник — не одноразовый. На экране номер не высветился.

—  Это он, — Тим нажал кнопку приема звонка.

—  Как моя девочка? — спросил киллер.

Наблюдая за чуть покачивающимися ветвями деревьев, Тим молчал.

—  Ты уже трахнул ее, Тим?

—  Я отключу связь до того, как ты сможешь засечь мое местоположение, — ответил Тим, — так что говори побыстрее, что тебе нужно.

—  Много говорить нам не о чем, Тим. Ты включил громкую связь?

—  Нет.

—  Хорошо. Тебе не захочется вводить эту паскуду в курс дела. Но у нас громкая связь включена, и Мэри хочет с тобой поговорить.

—  Какая Мэри?

—  Тим? — раздался голос его матери.

—  Господи!

Солнце внезапно стало слишком ярким, воздух — слишком вязким, чтобы дышать им, Тим поднялся со скамьи.

—  Будь самим.собой, дорогой.

—  Мама. Господи.

—  Будь самим собой. Ты меня слышишь?

Он не мог говорить. Линда тоже вскочила. Он не мог заставить себя посмотреть на нее.

—  Будь самим собой, — в третий раз повторила его мать, — и все образуется.

—  Если он причинит тебе боль...

—  Я в порядке. Я не боюсь. Ты знаешь, почему я не боюсь?

—  Я тебя люблю.

—  Ты знаешь, почему я не боюсь, дорогой? Она куда-то направляла разговор.

—  Почему?

—  Потому что сижу здесь и думаю о тебе и Мишель. Тим замер.

—  Я хочу быть здесь на твоей свадьбе, дорогой.

—  Ты будешь. Обязательно будешь.

—  Она такая милая. Идеальная для тебя пара.

—  Она напоминает мне тебя.

—  Я обожаю кольцо, которое она мне сделала.

—  Скажите ему, Мэри, — нетерпеливо вмешался киллер.

—  Я прямо сейчас смотрю на это кольцо, дорогой, и оно дает мне надежду.

—  Мэри, — предупредил киллер.

—   Тим, пожалуйста, Тим, я хочу вернуться домой.

—  Что он сделал? Куда он тебя отвез?

—  Он хочет заключить с тобой сделку.

—  Да, я знаю, чего он хочет.

—  Дорогой, я не знаю, кто эта женщина, которая ему нужна.

—  Я допустил ошибку, мама. Большую ошибку.  — Думай обо мне и Мишель. Я тебя люблю.

—  Все будет хорошо, мама.

—  Будь собой. Поступай, как считаешь правильным.

— Я верну тебя домой. Клянусь.

—  Я отключил громкую связь, Тим, — сообщил ему киллер.

—  Не трогай мою мать.

—  С твоей матерью я сделаю все, что захочу. Мы в безлюдном месте, никто не услышит ее криков.

Тим лихорадочно искал, что ответить, но не нашел. И промолчал.

—  Так ты собираешься жениться, — продолжил киллер.

—  Скажи мне, что ты хочешь.

—  Как фамилия Мишель, Тим?

—  Это не твое дело.

—  Я могу пыткой вырвать его у твоей матери.

—  Джефферсон, — Тим назвал девичью фамилии Мишель Руни. — Мишель Джефферсон.

—  И что подумает Мишель, узнав, что ты рискуешь всем из-за этой паскуды?

—  Оставь Мишель в покое.

—  Это зависит от тебя, Тим.

Через парк шел Санто, улыбался, махал рукой. Вел Зою на поводке.

Тим чувствовал, что не должен легко соглашаться на условия киллера. Ему бы не поверили, быстрое согласие вызвало бы подозрения. Он должен сопротивляться. Предложить альтернативу. А для поиска выхода требовалось время.

—  Как я могу пойти на такой обмен? Как я могу это сделать?

—  У тебя есть слабое место, Тим.

—  Получится, что я убью одну из них своими руками.

—  Ты — один из хороших парней, Тим, славных парней. Это и есть твое слабое место.

—  Никакой я не славный парень. Просто живу.

—  Славные парни умирают последними, Тим.

—  Может, и нет, если остаются в игре. Послушай, давай найдем другое решение. На это я пойти не могу.

—  Очень даже можешь.

—  Нет. Только не на это.

—  Тебе уже приходилось принимать ответственные решения.

—  Нет. Только не такое. Господи. Я не могу.

—  Тогда твоя мать умрет.