Александр Уваров - Пленники темной воды

— Заходите…

И сама первой прошла в дом.

Комиссар прошёл вслед за ней и, щурясь в полумраке коридора, осмотрел доступную его взору часть дома.

Короткий коридор упирался в закрытую дверь. Дверь была обита чёрным дерматином, под которым щедро проложен был толстый слой ваты.

По левой стороне коридора была ещё одна дверь, филёнчатая. Она была не просто закрыта — на ней висел массивный замок с толстой дужкой.

Больше комиссар не заметил ничего.

«Да, тайник здесь запросто можно соорудить» отметил комиссар. «Хотя, вряд ли он в доме. Есть ведь ещё постройки…»

Женщина поставила сумки на пол и, пройдя до конца коридора, взялась за ручку двери.

— Я бы хотел с мужем вашим поговорить, — напомнил комиссар, решим, что женщина о нём уже забыла.

— Ну так за мной идите, — ответила Анна.

— Куда? — удивился комиссар.

— За мной, — повторила Анна. — Здесь он, где ему ещё быть. Разве я его в таком виде куда отпущу? Здесь комнаты, здесь спальня… И мужик мой здесь.

Она открыла дверь и комиссар явственно услышал долетевший откуда-то из глубин дома богатырский храп.

— Я, когда в магазин ухожу, — пояснила Анна, — всегда его запираю. А то ведь уйдёт куда сдуру — ищи его потом. Он ведь однажды в Раквере ушёл, вот куда! Как выпьет — так тянет куда-то.

— Бежать? — тоном мрачным и грозовым осведомился комиссар, в глубине души чувствуя себя при этом последним остолопом (это надо, столько времени бродил вокруг дома, стучал… а этот гад дрых преспокойно и плевать хотел на самого старшего комиссара полиции!).

— Зачем бежать? — удивилась Анна. — Просто ходит где попало…

— Я его здесь подожду, — сказал комиссар. — Позовите его ко мне. И постарайтесь разбудить его побыстрее!

Женщина зашла в комнату.

Вскоре храп прекратился и ещё минут пять после этого из комнаты доносилось сдавленное шипение Анны, шлепки её крепких ладоней по чему-то мягкому и полусонная ругань Аарно.

Аарно вышел в коридор и с нескрываемым удивлением посмотрел на материализовавшегося в его доме столичного комиссара.

«Вот ведь допился!» подумал Аарно. «Ладно бы до чертей зелёных, а то до аж до комиссара полиции… Или это?.. Вот чёрт!»

— Господин Раудсепп, я к вам по очень важному делу, — тихим, но строгим голосом сказал Хенрик.

Аарно почесал в затылке, откашлялся и заправил рубашку в штаны.

— Это можно, — ответил он. — По делу можно. Как же, понимаю…

…Прошло полчаса.

Они сидели на скамейке в саду, за стеной разросшегося можжевельника (видно, из-за этих густых, непроглядных зарослей комиссар скамейку сразу и не приметил), и Аарно, напуганный грозным тоном комиссара (какой Хенрик взял с самого начала разговора) и обещанными ему за сокрытие информации суровыми карами («а вы знаете, что это особо тяжкое преступление?!»), говорил без умолку.

— Я ведь сразу хотел сказать!

— Почему не сказали? — Хенрик хмурился и прожигал взглядом мятую рубашку хуторянина.

— Сразу-то не узнал… То есть узнал, господин комиссар, но ведь не поймёшь сразу — чего это его убили, да ещё и недалеко от моего дома. Я ведь не знал, что он чем-то плохим занимается.

— Ящики долго у вас хранил? — хмуро осведомился Хенрик.

— Да нет, — подумав, ответил хуторянин. — Недолго… Месяц, не больше. Не говорил, конечно, что он тут возит. Так, сгрузил — увёз. Платил он хорошо. Очень хорошо. Так что всё по справедливости было. И заработок был. Доверял мне, видно. Да потом я же ему склады и показал…

— Военные?

— Они самые, — согласился Аарно. — Русские-то солдаты в августе ушли отсюда. Всё и опустело. Без хозяина… А земли тут — полно. Поля, площадки какие-то бетонные. Ангары ещё, здания. И всё — в колючей проволоке. Ну, понятно, без присмотра. Пролезай да ходи, где хочешь. И место глухое — людей и близко не сыщешь. Моя вон старуха почти за десять километров в магазин ходит…

— Чего ближе к городу не переехал?

— А я всегда тут жил, — с гордостью ответил Аарно. — И отец всегда жил. И дед тоже. У нас хутор и при русских не отобрали, хотя отец мой в колхозе числился…

— Не будем о грустном, — прервал его комиссар.

Хенрик достал пачку фотографий и протянул их Аарно.

— Не узнаёте кого-нибудь? Господина Меркушева, положим, вы знаете…

— Кого? — переспросил Аарно.

— Алексея, — пояснил Хенрик. — А вот вместе с ним кто-нибудь сюда не приезжал?

— Этот! — уверенно сказал Аарно, просмотрев фотографии, и ткнул в фото Топоркова. — Два раза тут были. На склады ездили.

— Всё? — спросил Хенрик и, подождав ответа минуты две, протянул руку за фотографиями.

— Всё, вроде…

Аарно вернул было фотографии комиссару, но в последнее мгновение вдруг замешкался, озабоченно нахмурил лоб, словно озарённый неприятной догадкой, и начал снова их разглядывать, разложив веером на скамейке.

— Что там? — встревожено спросил комиссар. — Ещё один знакомый?

— Вроде того…

Аарно вынул одну из фотографий и показал Хенрику.

— Этот! Он с Алексеем один раз приезжал. Ко мне на хутор не заглядывали, я их в лесу только и видел. Да и то издали. Стояли на краю полигона, у колючей проволоки. И разговаривали о чём-то. Весло так говорили, шутили всё. Только быстро говорили, по-русски, конечно. Я мало что понял…

— Этот? — переспросил Хенрик.

Михайлова сфотографировали за столиком кафе, во время завтрака. Фотография была качественная, правда сам Михайлов во время съёмки сидел вполоборота к фотографу — и так попал на фотографию.

— Снимок не очень, — с сомнением (наигранным отчасти) произнёс Хенрик. — Точно узнаёте?

— А как же, — не отступал Аарно. — Я людей не так часто вижу, так что у меня каждое лицо в памяти…

— Хорошо, — сказал Хенрик и собрал фотографии. — Быстро одевайтесь!

— Зачем? — удивился Аарно.

— В одной рубашке холодно будет, — ответил Хенрик. — В город поедем.

Аарно угрюмо засопел.

25 сентября, 1994, воскресенье, 22.30, Пирита

Холода подобрались к остывшему берегу.

Белый песок мукою размолотых летних дней летел сквозь разжатые пальцы ветра и мешался на лету с редкими каплями подступавших с северо-запада дождей.

Осень гнала волны к берегу.

За горизонтом, непроглядной полосою, за тучами с тяжёлыми животами, что ползли по бугристому морю к непогашенным тёмной водою ночи городским огням, за спящими на краю залива островами, за краем неба, куда не заглядывал свет маяков — зрели, набираясь сил, шторма.

И даже здесь, на побережной, молами и волнорезами укреплённой земле, уже ощущалась исполинская их, жестокая сила.

И берег выгибался дугой под бьющим в него ветром.

— Пора?

— Куда? Мы уже дошли до городского пляжа.

Вильяр улыбнулся.

— Ну, не купаться же, в самом деле… Стемнело уже давно и очень, очень холодно.

— Знаешь, — сказала Лииза, — когда мы долго гуляем у моря, у меня начинают болеть уши. Сначала они просто мёрзнут, а потом начинают болеть.

— Тем более пора домой.

Лииза посмотрела на тянущуюся вдоль берега оранжевую полосу шоссе.

— Этот шум от машин.

— Мы сами на машине. Поедем домой и будем шуметь вместе со всеми. К тому же…

Вильяр поёжился.

— …В машине тепло. Ещё можно включить кондиционер. И что-нибудь послушать. Например, Армстронга.

— Что-нибудь тихое и меланхолическое, — в тон ему добавила Лииза. — Здесь никого нет?

— Пожалуй, нет, — оглядевшись, ответил Вильяр. — А почему ты спрашиваешь?

— Хочется что-нибудь прокричать. Знаешь, подойти к краю моря. Там, где обрывается свет фонарей. Там, где уже темно…

— И страшно.

— Почему страшно?

— А вдруг в воду упадёшь?

— Никогда! Это просто невозможно.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что я дружу с морем. Оно не может меня обидеть.

— Знаешь, — сказал Вильяр, — ты только не обижайся. Но, по моему, морю на нас наплевать. И на нашу дружбу. Ему вообще всё равно, что мы о нём думаем. Море просто глотает. Если ты не подойдёшь к нему — оно про тебя и не вспомнит. А если подберёшься слишком близко…

— Неправда! Летом мы почти каждый день гуляли здесь. И почти каждый день купались.

— Летом море другое, — возразил Вильяр. — Летом оно спит. А сейчас просыпается. И ищет…

— Что ищет?

— Таких вот доверчивых девочек. Ты была сегодня у врача?

— Ты знаешь…

Лииза приложила палец к губам, а потом вдруг рассмеялась и крикнула:

— Да! Врач сказал — да!

— Именно это ты хотела сказать морю? — Вильяр обнял её и поцеловал. — Сначала морю, а потом мне?

— Не ревнуй! — Лииза прижалась к нему и положила голову ему на плечо. — Всё равно ты узнал первый. Теперь ты не будешь убегать от меня по ночам?