Джеффри Линдсей - Дорогой друг Декстер

Музыка замерла, и я замер вместе с ней, и затем с новым тактом мамбо я услышал металлический кашель позади себя и почувствовал, как что-то кольнуло и вонзилось в моё плечо; я обернулся, чтобы увидеть как маленький человек в огромных очках с толстыми стеклами смотрит на меня. Он держал в руке нечто вроде ружья для пейнтбола, и едва я успел возмутиться, что оно нацелено на меня, как кто – то удалил все кости из моих ног, и я стёк в мокрую от росы залитую лунным светом траву, в полную снов темноту.

Я радостно расчленял одного очень плохого человека, которого надежно спеленал скотчем и привязал к столу, но нож только изгибался из стороны в сторону, словно резиновый. Я потянулся и схватил огромную хирургическую пилу и применил ее к аллигатору на столе, но не почувствовал радости; вместо неё пришла боль, и я увидел, что я глубоко разрезал собственные руки. Мои запястья горели и пульсировали, но я не мог прекратить резать, затем я поразил артерию, и ужасная краснота изверглась наружу, ослепив меня алым туманом, а затем я упал, вечно падая сквозь темноту тусклой пустоты моего я, где ужасные искривленные фигуры вопили и тянули меня, пока я не провалился в ужасную красную лужу на полу, рядом с которой две полых луны ослепительно сверкнули мне и потребовали: Откройте глаза, вы проснулись …

Я сфокусировался на полых лунах, оказавшихся парой толстых линз в большой черной оправе на лице маленького тощего усатого мужчины, который склонился надо мной со шприцем в руке.

Доктор Данко, я полагаю?

Я не ожидал, что скажу это вслух, но он кивнул и ответил, “Да, они называли меня так. А кто вы?” Его голос был немного напряженным, как будто ему приходилось обдумывать каждое слово. Слышались следы кубинского акцента, но испанский язык не был его родным. Почему-то его голос вызывал у меня недовольство, будто он пах Репеллентом от Декстера. Но глубоко в моем рептильем мозгу старый динозавр поднял голову и заревел в ответ, поэтому я не съежился подальше от него, как хотел сначала. Я попытался покачать головой, но обнаружил, что по некоторым причинам это затруднительно сделать.

“Не пытайтесь двигаться,” сказал он. “Это не сработает. Но не волнуйтесь, вы будете в состоянии видеть все, что я делаю с вашим другом на столе. Достаточно скоро придет Ваша очередь. Вы сможете видеть себя в зеркало.” Он прикрывал глаза, и мягкое прикосновение нёги вошло в его голос. “Зеркала – замечательная вещь. Вы знали, что, если кто-то стоит снаружи дома, и смотрит в зеркало, его можно увидеть изнутри дома?”

Он походил на учителя начальной школы, объясняющего шутку любимому ученику, который мог оказаться слишком тупым, чтобы понять смысл самостоятельно. И я чувствовал себя достаточно тупым, чтобы это имело смысл, потому что я шел прямо в ловушку без единой мысли кроме: Ну и дела, как интересно. Мое собственное подогретое луной нетерпение и любопытство сделали меня небрежным, и он увидел, как я заглядываю внутрь. Однако, он злорадствовал, и это раздражало, так что я ощутил желание уколоть его ответной шпилькой.

“Почему нет, я знал это,” сказал я. “А вы знаете, что у этого дома есть еще и передняя дверь? И на сей раз никаких бдительных павлинов.”

Он мигнул. “Я должен быть встревожен?”

“Ну, никогда не знаешь, кто может приехать без приглашения.”

Доктор Данко приподнял левый уголок рта примерно на четверть дюйма. «Ну», сказал он, “если ваш друг на операционном столе типичный пример, то мне не о чем волноваться, не правда ли?” И я должен был признать, что у него был повод. Игроки первой лиги не впечатляли; чего он должен был бояться скамьи запасных? Если бы я не был все еще одурманен наркотиками, я наверняка смог бы придумать что-нибудь поумнее, но по правде говоря я все еще пребывал в химическом тумане.

“Надеюсь, я не должен предполагать, что помощь в пути?” спросил он.

Я задавался тем же вопросом, но заявить об этом не казалось умной мыслью. “Верьте во что хотите,” ответил я вместо этого, надеясь, что это прозвучит достаточно неоднозначно, чтобы притормозить его, и проклиная медлительность своих обычно быстрых мыслительных процессов.

“Ну хорошо,” сказал он. “Я полагаю, что вы приехали сюда один. Хотя мне любопытно почему.”

“Я хотел изучить вашу технику,” сказал я.

“О, хорошо,” сказал он. “Я буду счастлив показать вам – из первых рук.” На его лице мелькнула крошечная улыбка и он добавил, “А потом ног.” Он подождал мгновение, вероятно чтобы посмотреть, буду ли я смеяться над забавной игрой слов. Я чувствовал себя очень виноватым, что разочаровал его, но возможно если я выберусь из этого живым, позже это покажется более смешным.

Данко погладил мою руку и еще немного наклонился. “Я должен знать ваше имя, знаете ли. Без этого никакого веселья.”

Я вообразил его говорящим со мной по имени, пока я лежу привязанный к столу, и не обрадовался картинке.

“Вы скажете мне свое имя?” спросил он.

“Румпельштильцкин,” ответил я.

Он уставился на меня огромными глазами из-за толстых линз. Потом он полез в мой задний карман и достал бумажник. Он открыл его и вытащил водительские права. “О. Итак, вы Декстер. Поздравляю с помолвкой.” Он положил мой бумажник около меня и погладил меня по щеке. “Наблюдайте и учитесь, потому что скоро я буду делать те же самые вещи с вами.”

“Как замечательно для вас,” сказал я.

Данко нахмурился. “Вы действительно должны быть более напуганы,” сказал он. “Почему вы не..?” Он сморщил губы. “Интересно. В следующий раз я увеличу дозу.” Он встал и отошел.

Я лежал в темном углу рядом с ведром и шваброй и наблюдал, что он суетится на кухне. Он сделал себе чашку растворимого кубинского кофе с огромным количеством сахара. Затем он вернулся к центру комнаты и уселся за столом, глубокомысленно его потягивая.

“Нахма,” умоляла вещь на столе, бывшая когда-то сержантом Доаксом. “ Нахана. Нахма.” Разумеется, его язык был удален – весьма символично для человека, который, как верил Данко, подставил его.

“Да, я знаю,” сказал доктор Данко. “Но вы пока еще ни разу не угадали.” Он почти улыбался, когда говорил, хотя его лицо казалось непригодным для любого выражения кроме вдумчивого интереса. Но этого оказалось достаточно, чтобы побудить Доакса на приступ воплей и попытку вырваться из пут. Это не очень получилось, и, казалось, совершенно не беспокоило доктора Данко, который отодвинул потягиваемый кофе и выключил Тито Пуэнте. Пока Доакс барахтался, я смог рассмотреть, что его правая нога отсутствует, так же как его руки и язык. Чацкий сказал, что низ его ноги была удалена сразу. Сейчас, видимо Доктор решил растянуть процесс. И когда наступит моя очередь – как он решит, что удалить и когда?

Часть маленькой тусклой области моего мозг очистилась от тумана. Я гадал, как долго я пробыл без сознания. Не тот вопрос, что я мог обсудить с Доктором.

Доза, сказал он. Он держал шприц, когда я проснулся, удивился, что я не был более напуган … Конечно. Какая замечательная идея: вводить пациентам некий психотропный препарат, чтобы усилить ощущение бессильного ужаса. Жаль, что я не знал, как такое сделать. Почему я не учился на медицинском? Но, конечно, волноваться об этом было слегка поздновато. И в любом случае, кажется, дозировка была подобрана непосредственно для Доакса.

“Хорошо, Альберт,” сказал Доктор сержанту, очень приятным располагающим голосом, отхлебывая кофе, “Что вы предлагаете?”

“Нахана! Нах!”

“Не думаю, что это правильно,” сказал Доктор. “Хотя возможно, будь у вас язык, и было бы. Ну, что ж,” сказал он, согнувшись к краю стола и сделав маленькую пометку на листке бумаги, словно вычеркивая что-то. “Это длинное слово,” добавил он. “Девять букв. Однако, вы должны находить хорошую сторону в плохом, не так ли?” Он положил карандаш и взял пилу, и как Доакс не вырывался, Доктор отпилил его левую ногу чуть выше лодыжки. Он сделал это очень быстро и аккуратно, положил отрезанную ногу около головы Доакса, потом потянулся к множеству своих инструментов и взял нечто похожее на большой утюг. Он приложил его к свежей ране, и с влажным шипением пара прижёг культю чтобы прекратить кровотечение. “Ну вот,” сказал он. Доакс издал задушенный вскрик и потерял сознание от разлившегося по комнате запаха ошпаренной плоти. Если ему повезет, он пробудет без сознания некоторое время.

А я, к счастью, начал приходить в сознание. Пока химикаты из Докторова ружья с дротиками просачивались из моего мозга, в нем забрезжил своего рода грязный свет.

Ах, воспоминания. Разве это не прекрасно? Даже когда мы находимся посреди худших из времён, у нас есть воспоминания, которые нас порадуют. Я, например, лежу тут беспомощный, способный только наблюдать, как ужасные вещи происходят с сержантом Доаксом, зная, что скоро придет моя очередь. Но даже сейчас у меня были свои воспоминания.