Стивен Кинг - Мареновая роза

«Мне нельзя задумываться о будущем. Как только начну загадывать наперед, обязательно испугаюсь».

Впрочем, это, кажется, будет несложно. Во-первых, все ее поступки приобрели некую иллюзорность, свойственную галлюцинации — действительно, не могла же она в самом деле так вот запросто выйти из дому и ради минутной прихоти отказаться от брака, правда же? Наверное, это сон, так ведь? И было еще что-то: жить одним днем, не заглядывая в будущее, стало для нее привычным делом; привычка начала формироваться в ту памятную брачную ночь, когда Норман укусил ее, как собака, за то, что она хлопнула дверью.

«Ну да ладно, не можешь же ты выйти на улицу в таком виде, даже если решила прогуляться до середины квартала, чтобы охладить пыл, — посоветовала миссис Практичность-Благоразумие. — Ты могла хотя бы переодеть джинсы, в которых за милю видно, как растолстел твой зад. И ради Бога, проведи расческой по волосам, чтобы не напоминать пугало».

Она помедлила и на мгновение была близка к тому, чтобы отказаться от всего, даже не дойдя до входной двери. А потом увидела разумный совет в ином свете — конечно же, это замаскированная попытка удержать ее в доме. Расчетливая и очень тонкая. Ей понадобилось бы совсем немного времени, чтобы сменить джинсы на юбку или взбить волосы перед зеркалом, а потом пройтись по ним расческой, но для женщины в таком состоянии даже лишняя секунда вполне может оказаться решающей. Она задержалась бы слишком надолго.

То есть насколько долго? Для чего? Чтобы снова погрузиться в сон, разумеется. К тому моменту, когда она застегивала бы змейку на юбке, ее охватили бы серьезные сомнения, а взяв в руки расческу, она пришла бы к окончательному выводу о том, что с ней случилось легкое непродолжительное помешательство — наверное, из-за месячных в башке перегорел какой-то слабый предохранитель.

А потом она вернулась бы в спальню и занялась сменой белья на постели.

— Нет, — пробормотала она негромко. — Я не вернусь. Ни за что.

Однако, положив ладонь на дверную ручку, снова замерла.

«Гм, она проявляет признаки разума? — голосом, в котором смешались облегчение, торжество и — так ли это? — легкое разочарование, воскликнула миссис Практичность-Благоразумие. — Аллилуйя, у девочки все-таки есть голова на плечах! Лучше поздно, чем никогда!»

Торжество и облегчение сменились бессловесным ужасом, когда она быстро пересекла гостиную и подошла к камину с газовой горелкой, установленному два года назад. Того, что она искала, скорее всего, здесь не окажется, как правило, он оставлял ее на каминной полке лишь ближе к концу месяца («Чтобы у меня не возникало лишних соблазнов», — любил повторять он), но проверить не помешает. А номер кода она знала: такой же, как номер их домашнего телефона, только с переставленными первой и последней цифрами.

«Ты ПОЖАЛЕЕШЬ! — завопила миссис Практичность-Благоразумие. — Если возьмешь что-то, что принадлежит ему, пожалеешь, и ты об этом знаешь! Тебе будет БОЛЬНО!»

— Все равно ее там нет, — пробормотала она, однако, как ни странно, обнаружила на каминной полке — ярко-зеленую кредитную карточку банка «Мерчентс» с выбитым на ней именем мужа. «Не трогай ее! Не вздумай! Не смей!» Но оказалось, что она смеет — и для того, чтобы собраться с силами, достаточно всего лишь представить одинокую капельку крови на пододеяльнике. Кроме того, это и ее карточка тоже, ее деньги; не об этом ли говорится в брачной клятве?

Однако дело не в деньгах, разумеется, совсем не в деньгах. Дело было в назойливом голосе миссис Практичность-Благоразумие, который следовало заглушить, выключить, дело было во внезапно вспыхнувшем желании обрести свободу, которое следовало превратить в потребность. Если она этого не сделает, ей действительно не удастся дойти даже до середины квартала, а потом перед ее глазами предстанет картина ожидающего ее туманного, неопределенного будущего, она повернется и побежит домой, торопливо сменит постельное белье, чтобы успеть вымыть полы на первом этаже до полудня. Ведь, как ни трудно в это поверить, проснувшись утром она не думала ни о чем другом, кроме как о мытье полов.

Не обращая внимания на звучащий в воспаленном мозгу предостерегающий голос, она взяла с каминной полки кредитную банковскую карточку, опустила ее в сумочку и быстро направилась к двери.

«Не делай этого! — взвился голос миссис Практичность-Благоразумие. — Ох, Рози, за такое он не просто побьет тебя, за это он отправит тебя в больницу на долгие месяцы, может, даже убьет тебя — разве ты не понимаешь?»

Пожалуй, она сознавала тяжесть своего поступка и возможные его последствия, и все же продолжила путь, склонив голову и сутулясь, словно женщина, идущая против сильного ветра. Наверное, он изобьет ее до полусмерти, или до смерти… но сначала ему придется поймать ее.

В этот раз, когда ладонь легла на дверную ручку, паузы не последовало — она тут же повернула ее, открыла дверь и вышла из дома. Стоял погожий солнечный день, каких бывает не так уж много в середине апреля, на ветках деревьев набухали почки. Ее тень, словно вырезанная острыми ножницами из черной бумаги, вытянулась по асфальтовой дорожке и бледно-зеленой молодой траве. Она остановилась на крыльце, глубоко вдыхая весенний воздух, ощущая запах земли, которую намочил (и которой, наверное, придал сил) прошедший ночью ливень, пока она спала рядом с мужем, уткнувшись носом в высыхающую каплю крови на пододеяльнике.

«Весь мир просыпается,» — подумала она, — «не я одна».

Когда она закрывала за собой дверь, мимо дома по тротуару пробежал трусцой молодой мужчина в тренировочном костюме. Он поднял руку, приветствуя ее, и она помахала в ответ. Прислушалась, ожидая, что противный внутренний голос снова заноет, выражая протест, однако тот молчал. Может быть, лишился дара речи, потрясенный хищением кредитной карточки, может его просто привела в благодушное настроение мирная прелесть апрельского утра.

— Я ухожу, — пробормотала она. — Я ухожу, честное слово, по-настоящему ухожу.

Однако еще секунду-другую не сходила с места, как животное, которое долго находилось в клетке и, обретя свободу, даже не понимает, что его выпустили. Она протянула руку и прикоснулась к двери — к двери, ведущей в ее клетку.

— Хватит, — прошептала она.

Сунув сумку под мышку, она спустилась по ступенькам крыльца и, сделав первый десяток шагов, скрылась в полосе тумана — раскинувшимся перед ней будущим.

Дюжина ступенек привела ее к месту, где бетонная тропинка от дома соединялась с тротуаром, — к месту, по которому минуту назад протрусил молодой мужчина в тренировочном костюме. Она собралась было повернуть налево, но передумала, Норман как-то сказал ей, что люди, убежденные, будто выбирают направление движения произвольно — например, заблудившиеся в лесу, — на самом деле чаще всего следуют в сторону главной, рабочей руки. Возможно, это не имело особого значения, однако она почувствовала, что хочет, чтобы он, определяя, в какую сторону Уэстморлэнд-стрит повернула она после того, как вышла из дома, ошибся даже в такой мелочи. Даже в такой мелочи.

Поэтому она повернула не налево, а направо, в направлении своей глупой руки, и зашагала по улице, спускающейся по склону холма. Она прошла мимо магазина 24, подавив мимолетное желание поднять руку и прикрыть лицо. Она уже ощущала себя беглянкой, и жуткая мысль принялась грызть ее мозг, как крыса грызет сыр: что произойдет, если Норман вернется с работы раньше обычного и увидит ее? Что, если увидит ее, удаляющуюся от дома, одетую в джинсы и рубашку навыпуск, прижавшую локтем сумочку, с взлохмаченными волосами, которые сегодня не встречались с расческой? Без сомнения, он пожелает знать, какого дьявола ее занесло сюда в то время, когда она должна сниматься мытьем полов на первом этаже, не так ли? И он захочет, чтобы она вернулась, так ведь? Чтобы подошла к нему, подошла поближе, и он смог бы поговорить с ней начистоту.

«Это глупо. Какая неожиданная причина заставит его вернуться домой в такую рань? Он ведь уехал всего час назад. Это маловероятно».

Но… но иногда люди способны совершать самые маловероятные и труднообъяснимые поступки. Она, например, что, собственно, сама сейчас делает? А вдруг интуиция подскажет ему что-то? Сколько раз говорил он ей, что у копов после определенного срока вырабатывается «шестое чувство», помогающее им предугадывать, когда и где должно произойти что-то плохое? «Как будто тоненькая иголка вонзается тебе чуть ниже спины, — объяснил он ей однажды. — Не знаю, как по-другому выразить, что я имею в виду. Понятно, многие люди просто подняли бы меня на смех, но спроси полицейского — полицейский не засмеется. К слову сказать, эта иголка пару раз спасла мне жизнь, дорогая».