Михаил Белозёров - Украина.точка.РУ

– Я его не люблю! – призналась она с таким темпераментом, словно делала заявление для печати и добавила, гневно сверкнув глазами: – Давно…

– Кого?.. – с вялым изумлением уточнил Цветаев, хотя, конечно, знал ответ, но надо было соблюсти условия мелодрамы и перетерпеть все её коллизии, чтобы не вляпаться в сентиментальность и жалость, в то, что пыталась вызвать в нём Ирина Самохвалова.

– Кубинского! Кого ещё! – сказала она с упрёком к его недогадливости.

– А я думал, Орлова, – тупо заметил он, отгораживаясь от неё таким образом мужской солидарностью.

– И Орлова тоже! – добавила она так, как будто оглашала список отвергнутых претендентов на своё измученное сердце.

А что если о некоторых вещах тебе не надо знать, догадался он? Что если ты потом пожалеешь? Жил себе беззаботно, а потом возьмёшь и пожалеешь. Может, стоит остановиться? Встать и уйти? Это маленькое открытие удивило его. Он всегда думал, что люди должны быть честными перед самим собой и перед друг другом. Здесь же всё наоборот, вывернуто наизнанку. Вот поэтому я мучаюсь всю жизнь, решил он, даю всем шанс, а они не понимают. Наташка только понимает.

– Зачем тогда всё это?.. – опять же вяло удивился он.

«Зачем ты вслед за ним приехала, зачем встречаетесь?» – хотел спросить он, но не спросил, пожалел, она и так сказала всё, что хотела сказать, даже больше того, что требовалось.

– Я здесь не из-за него, – сказала она так, словно бросилась в холодную реку.

– Ну?.. – снисходительно подтолкнул он её.

– А… а… а… – на мгновение закрыла глаза, – из-за Лёшки. Теперь ты всё знаешь! – выкрикнула с ненавистью.

Ах, вон оно что, подумал Цветаев. И перед его внутренним взором возник Лёха Бирсан с окровавленными руками, а позади него – бандерлог с женской головой в руке. Вот почему он предал Антона – из-за Ирки, сообразил он и посмотрел на её с ненавистью.

– А почему честно не развелась с Пророком?! – спросил он вполне естественно, но нотки гнева удивили её, хотя, конечно же, она ничего не поняла, потому что кипела сама, как вулкан.

– Потому что тогда надо было объяснить ему такие вещи, о которых он не должен был знать! – Она снова в ярости взглянула на него, и в её взгляде можно было прочитать: «Что же ты за бестолочь такая!»

– Лёха расспрашивал у тебя о нас? – спросил он с укором, понимая, что даже при данных обстоятельствах спрашивать такое подло, всё равно что без спроса заглядывать в чужую душу.

– Лёха? – переспросила она, как будто задумавшись. – Ни разу. Он куда благороднее вас всех вместе взятых!

– О-о-о… куда тебя понесло, – произнёс он с чувством превосходства, потому что знал кое-что такое о Лёхе Бирсане, о чём Самохвалова даже не догадывалась.

Интересно, как она отреагирует? – подумал он, если я ей расскажу правду. Получается, что Лёха Бирсан, через Жаглина, заманил Гектора Орлова в ловушку, избавившись таким образом от конкурента, как он в своё время избавился и от Пророка. Когда он успел набраться подлости, в школе мы такое за ним не замечали?

– А кто предал Антона?! – напомнил он.

Она промолчала, с любопытством посмотрела на него и потребовала:

– Где Бирсан, чёрт побери?!

Не поверит, понял он. С цепи сорвётся. Бросится, чтобы выцарапать глаза, или достанет из сумочки пистолет. То что у неё есть оружие, он не сомневался.

– Не знаю, – ответил он с постным лицом так, чтобы она ни о чём не догадалась, не потому что он боялся, а потому что действовал чисто интуитивно: время открывать карты ещё не пришло, не та ситуация.

– Он не отвечает со вчерашнего дня! – застонала она, явно взывая к совести Цветаева и глаза её вспыхнули болезненным светом.

– Я даже не знал, что он здесь, – соврал Цветаев.

– Это точно?! – произнесла она с надрывом.

– Точно! – уверил он её, мстя за прежнее высокомерие и настоящую глупость, которую она, похоже, всё-таки совершила.

– А ты мне не врёшь?!

– Нет, конечно, – в тон ей ответил Цветаев.

– Тогда почему он не звонит? – прищурилась она и правая её рука легла на сумочку.

Пистолеты бывают разные, даже мелкокалиберный на близком расстоянии смертельно опасен.

– Без понятия, – бесстрашно ответил он и собрался уйти.

– А ты можешь узнать?! – она крепко схватила его за руку, и тон её чуть-чуть изменился на просящий.

– У кого? – удивился Цветаев, хотя, конечно, знал того типа, который всю эту кашу и заварил, разумеется, только не Пророк.

– У него, – она кивнула в пространство, где обретался Кубинский, ничего не подозревающий и не осознавший своего падения.

Ирина Самохвалова не посмела назвать его имя. Хоть что-то в ней осталось порядочное, решил Цветаев, косясь на её кровавые ноготки.

– Спрошу, – догадался он, полагая, что она подозревает в пропаже Лёхи Бирсана Пророка.

– И это… – она запнулась, спрятав кровавые ноготки, – позвонишь мне сразу. – Позвонишь?

И между ними возник странный союз – не призывающий ни к каким обязательствам, но основанный на прошлом, на том, о чём они никогда не забывали. Может быть, это было просьбой во спасении; мольба страсти? Цветаев не стал разбираться, ведь Самохвалова никогда не жаловала его своим вниманием. Стало быть, это игра, а не искренность, а с неискренними женщинами он предпочитал не иметь дело. Поэтому он подумал, что для некоторых людей прошлое не играет никакой роли. Оно тяготит их. Как же они живут? – удивился он.

– Хорошо, – согласился он с тяжелым, как крейсер «Варяг», сердцем.

– Мне надо знать! – вопросила она ещё раз к его школьной памяти. – Слышишь меня?!

– Ира, – сказал он поднимаясь и проверяя своё лицо, ибо не хотел показаться сентиментальным и злым, никаким хотел показаться, – обязательно позвоню.

Потом Самохвалова будет крутить в памяти этот разговор, и у неё не должно остаться ни капли сомнений, что я был искренним, подумал он. Это моя страховка от её подозрений.

Он ещё не знал, как решить эту задачу, и даже не представлял, что будет делать; ясно одно – группа на грани провала. И это главное, а всё остальное – любовь, морковь и помидоры – потом, когда пыль уляжется, и у всех будут холодные головы, а пока надо уносить ноги.

– А ты Пророку позвони, – ехидно посоветовал он.

– Уже… – бросила она, деловито пряча платок в сумочку.

– В смысле? – оглянулся, поднимаясь.

Ирина Самохвалова снова была прежней, той, какой он знал её в школе, ещё в те времена, когда на переменах она пряталась от мальчишек в туалете, но уже писала свои стихи и даже издала первую книжку, отметив это событие, по словам Кубинского, первой татуировкой на спине. Потом она её разрисовала всю, потому что книжек у неё было аж тринадцать.

– Он в курсе наших отношений.

– Зачем? – удивился он, делая шаг в сторону, как будто собираясь улизнуть.

Она не отреагировала, словно ей было безразлично мнение Цветаева.

– Так надо. – Она царственно поправила волосы и снова сделалась первой школьной красавицей, хотя не была накрашенной, просто у неё появилась надежда и она успокоилась.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – негодуя, пробормотал Цветаев.

Она взглянула на него и царственно смилостивилась:

– Ах, Цветаев, Цветаев, ничегошеньки ты не понимаешь.

– Ну да, куда нам сирым и босым.

В башку почему-то лезло словосочетание «креативный троллинг» или не менее обидное – «шлюха». Цветаев пошёл из сквера с тяжёлой душой, надеясь, что этим всё и закончится, как рано или поздно закончится война, и они вернутся домой и будут прежними, теми, которыми он всех их представлял, – беззаботными и весёлыми, а главное – он обнимет свою Наташку.

Он был опустошён, не потому что Ирина Самохвалова оказалась куда хитрее и циничнее, чем он мог предположить, не потому что она бросила или собиралась бросить Пророка из-за ничтожества по имени Лёха Бирсана, а потому что она предала прошлое. И в этом они с Лёхой Бирсаном были в чем-то похожи. Лёха Бирсан тоже отрёкся от прошлого, оно его не интересовало, поэтому и стал предателем.

Цветаев сел в машину и с пустым сердцем поехал в магазин Татьяны Воронцовой, чтобы успокоиться и привести душу в порядок.

У него вдруг появилось чувство, что всё кончится плохо, очень плохо, и он испытал такой упадок сил, что вынужден был остановиться и некоторое время тупо смотрел поверх руля на поток машин. Только я не ещё не знаю, что конкретно произойдёт, думал он с тяжелым чувством обречённого, и вряд ли узнаю, а когда «оно» произойдёт, то только и останется, что сопоставить факты и ощущения. Ну возьмут нас, ну будут пытать, храбрился он, нащупывая граната РГД-5, которую последнее время таскал с собой. Лично я сразу подорвусь, и баста!

Однако случилось совсем другое, к чему он не был готов, и это «совсем другое» запустилось не совсем так, как он понимал, не сегодня и не вчера, хотя и обреталось рядом, но в какой-то момент «решило» действовать, словно настал его час, и Цветаев растерялся, потому что рассчитывал на другой исход. У него было большое подозрение, что как раз Пророк, сам не ведая того, запустил этот механизм. Спросил бы меня, и я бы ответил, что никого не надо подозревать. Всё дело в том, что он случайно заступил туда, куда заступать нельзя – нет там ответа для человеческого понимания, одна игра, реакция на ожидание, вот уж кого не надо провоцировать.