Мастер Чэнь - Шпион из Калькутты. Амалия и Белое видение

– Не возражала бы, если бы вы называли меня просто Амалией, – сказала я. – Надеюсь, что я не слишком американизирована?

И, глубоко вздохнув, рассказала, наконец, все. Завершив рассказ подробным описанием процедуры будущего освобождения Элистера.

Мой голос смолк, а господин Эшенден так и остался на мгновение-другое неподвижным среди облаков сигарного дыма, как Будда среди курений в храме.

И тут пахнущий морем ветер легко унес этот дым, и человек с глазами рептилии пошевелился.

– Потрясающе, – выговорил он с завистливой тоской в голосе. – Вот, значит, как. Ах, какая история пропадает навеки. Я уже, кажется, говорил вам, что здешним жителям, особенно сингапурцам, я совсем не нравлюсь. Из-за той, прежней книжки моих рассказов. Я написал их после первой своей поездки сюда, еще в 1922 году. Сборник дошел до Малайи. Прототипы и их друзья по клубам узнали себя – и вот, представьте, сколько лет прошло, но когда я только что был в Сингапуре, местная газета не преминула опубликовать передовую, в которой мне советуют избрать себе другую территорию для поиска материала к моим рассказам. А мне бы хотелось выбрать именно ее, вновь и вновь. То, что я от вас сейчас услышал – ведь другой, совсем другой мир… Той Малайи больше нет. Наверное, и вот эта, ваша, сегодняшняя, уйдет – а жаль.

– Мне нужен один день, чтобы окончательно все завершить, – сказала я. – То есть завтрашний. И для вас будет как раз достаточно времени, чтобы подготовить послезавтрашнюю церемонию. Вы все насчет нее подтверждаете? Ваше слово сохраняет силу?

– Еще как, – сказал он, и глаза его блеснули. – И я действительно увижу Белое видение?

– Еще как, – в тон ему ответила я. – Ну, а дальше мы расстанемся, и все вернется в исходную точку, будто бы ничего не происходило.

– А вот такого в жизни не бывает, – улыбнулся он. – Чтобы я отказался от роскоши общаться иногда с человеком, который так не похож на всех других, всегда в толпе – и в то же время непрерывно сознает свою особость в ней? И не надейтесь. Мы еще встретимся, дорогая Амалия.

– Что вы знаете о таких, как я, существующих отдельно от других? – с горечью спросила я.

Глаза господина Эшендена приобрели выражение непередаваемой победной иронии.

Я перевела глаза на Джеральда, молчаливо стоявшего с сигарой у стенки, вернулась взглядом к господину Эшендену. Потом снова посмотрела на них обоих.

И медленно кивнула.

– Уилли, ты хотел, чтобы я тебе что-то важное напомнил, – мягко сказал Джеральд, совсем как в тот, прошлый раз.

– Это важное, дорогая Амалия – коктейль, точнее – мартини, для которого сейчас как раз пришло время, – сказал великий драматург, ступая лакированными туфлями в сторону платяного шкафа. – Как оно приходит для него ежедневно вот уже сколько лет, даже если мы с Джеральдом сидим где-нибудь в джунглях. Еще одним секретом меньше… И почему бы вам не присоединиться и не выпить со мной этот неизбежный, как закат солнца, напиток? Мы оба его заслужили.

– И мы поговорим наконец о литературных новинках? – осведомилась я.

– Если нет иного выхода, – пробурчал он.

…Юноша в униформе с золотыми пуговицами, как и в прошлое мое посещение, выбирал щипчиками окурки из крупного песка монументальной пепельницы у входа в «Истерн энд Ориентл». В мою голову закралось подозрение, что он попросту всегда стоит со своим инструментом на этом месте, не сходя с него до конца смены.

Белое видение не надо было готовить к появлению на свет – мне оставалось сделать нечто иное, буквально пустяки.

Работает ли еще кто-то в здании полиции?

Телефон, туго вращающийся диск, мои пальцы с длинными ногтями, царапающие перламутр с большими черными цифрами.

– Инспектора Тамби Джошуа, пожалуйста. Да. Амалия де Соза, с которой теперь можно спокойно разговаривать. Так и скажите.

Я представила себе похожие на фортепианные клавиши белые рычажки этого неподъемного сооружения, переключающиеся с усилием.

К телефону он на этот раз подошел сразу.

– Тамби, спасибо тебе за имя Энтони Дж. Херберта-младшего. А теперь возьми список рикш, которые он сдает в аренду, и имена пуллеров, которые эти повозки арендуют. И ты получишь свою банду. Особое внимание обрати на того, у которого только-только затянувшаяся револьверная рана где-то на боку. Если, конечно, эти пуллеры еще здесь, а не плывут на лодочках куда-нибудь в Сиам. Да, и мы тут с одним человеком, имя которого ты знаешь – он только что вернулся из Сингапура, – немножко посовещались и пришли к заключению, что сам Херберт-младший мог бы и дальше оставаться в счастливом неведении обо всем происходящем. Если ты не возражаешь. Он все равно бы много тебе не рассказал. Да, Тамби, а ты уже снял эту шумную охрану со своего дома? Пора поспать в тишине, верно?

Очень трудно увидеть улыбку по телефону. Но, кажется, сейчас мне это удалось.

Я представила себе, как в ближайшие дни Тамби на своем дрянном черном «форде», как рыцарь на белом коне, носится по городу, арестовывает пуллеров и громит лавки с нелегальным опиумом. И теперь улыбнулась уже сама.

…Вечер, нет – уже глухая ночь, каким-то мистическим образом кабаре оказалось в этот раз набитым до отказа. Что вы хотите от города, в котором если не все все знают, то хотя бы чувствуют.

В голове – аккорды меди. Только черные джазисты из Нового Орлеана умеют грустную музыку делать так, что она получается до странности радостной, а от веселой хочется плакать. Филиппинцы в моем кабаре не смогут этого никогда. Слишком оптимистичные ребята.

Последние нетрезвые голоса снизу. Магда, прекрасная как королева в своих блестках по всему телу, сидит, с чуть повисшими мешочками под глазами, в кресле напротив. Она абсолютно спокойна.

– Стайн был левшой? – сурово спрашиваю ее я. – А если нет, то какого же черта он застрелился левой рукой, да еще через подушку?

– Потому что там, где у него была правая рука, как и правый висок, находилась стена, – капризно отзывается Магда. – Что же мне было – попросить его подвинуться?

Пауза. Магда гладит лежащий на коленях саксофон, как кошку. Медово-золотые бока его победно блестят.

– Я же из Чикаго, моя дорогая, – прерывает наконец паузу она. – Ну, или проработала там чертову кучу лет. Очень полезный опыт, знаешь ли. М-да. И как ты догадалась?

– Во-первых, Танджун Бунга, – загадочно отвечаю я.

– Что – Танджун Бунга?

– Когда ты в первый раз мне сказала, что общаешься со Стайном в клубе пловцов, я как-то не обратила на это внимания. Но в следующий раз тебе взбрело в голову назвать еще и имя клуба – «Танджун Бунга». Вот тут у меня в голове и всплыло, что этот клуб – не для всех, англичане держат его только для мужчин, а для женщин и детей как раз сейчас они завершают стройку бассейна с морской водой. Так что было ясно, о каких гимнастических упражнениях со Стайном идет речь.

– О, дьявол, – мрачно говорит Магда. – Могла бы знать, с кем имею дело.

– А дальше все было еще проще. В «Ен Кенге» я подслушала, что Стайн постоянно встречался здесь со своими информаторами. Причем заставлял служащих открывать заднюю дверь на галерею и исчезать, так что информаторы эти оставались анонимными. Кажется, всевидящие китайские коридорные либо действительно старались не лезть в его секреты, либо им надоело это делать. И в любом случае болтают они только друг с другом, после чего их секреты знает весь город – китайская его часть. Но не полиция. Ну, а мне-то давно известно, что ты знаешь до мелочей оба отеля. И что от «Ен Кенга», куда ты время от времени переезжаешь, до твоего нынешнего «Чун Кинга», или «Чунцина», ярдов сто спереди, по улице – и столько же позади обоих отелей. Где, как я обнаружила, уже тропинка протоптана среди этих бананов и слоновьей травы. От одного отеля до другого.

– Хм, скажешь тоже, тропинка, – смущается Магда. – Ну, в конце-то концов, девушке же нужен иногда мужчина. Хоть раз в неделю. А этот был не так уж и плох – в определенном смысле, конечно.

– А в остальных смыслах, – подхватываю я, – он держал на крючке несчастного Тони. Каким образом это началось, не расскажешь?

– Ах, все-таки есть что-то, чего ты не знаешь? Да ни на каком крючке он его не держал вообще. Как казалось Тони, по крайней мере. Это только мне ничего не казалось. А так – та самая история, с некоторыми деньгами из Шанхая, из европейского сеттльмента. Не дают человеку спокойно свести самого себя в могилу…

– Теперь – дадут. Если мы его не вылечим, конечно. Так, ну а что же все-таки произошло? Я ведь начала внимательно изучать списки тех, кто заказал билеты то ли на лайнер, то ли на поезд, – и никакого Стайна не обнаружила.

– О, моя дорогая – какой еще Стайн?

Он показал мне тогда в гостинице два фальшивых паспорта на имя мистера и миссис Огастус Рейли. Вот тут-то я поняла, что дело дрянь, и сейчас мужчину следует хорошо расслабить, желательно так, чтобы он еще и заснул на минуточку…