Сидни Шелдон - Расколотые сны

– Ненависть? Хочешь послушать еще?!

– Решение должно быть принято единогласно, – заявил Уолтер Маннинг. – Моя дочь – профессиональная художница, а не какая-то дилетантка…, сделала одолжение всем нам…, не можем же мы отказаться…, либо мы выберем работу моей дочери…, либо пастор останется без подарка…

Она припарковала машину у обочины, но не выключила зажигание. Пришлось подождать минут десять, пока Уолтер Маннинг не вышел на улицу. Он явно направлялся к гаражу, где оставил свое авто. Она вцепилась в баранку и нажала на педаль акселератора. Машина рванулась вперед. В последний момент Уолтер услышал шум мотора и обернулся. Она пристально всматривалась в лицо человека, который мгновение спустя уже лежал, бездыханный, под колесами. Изломанное тело отбросило в сторону, а она, не снижая скорости, умчалась. Свидетелей не нашлось. Господь был на ее стороне.

– Это и есть ненависть, доки! Настоящая ненависть! Гилберт Келлер не нашелся, что ответить, потрясенный силой этой хладнокровно-злобной жестокости. Он с трудом поднялся и вышел. Пришлось отменить все остальные консультации, назначенные на остаток дня. Келлер чувствовал, что должен побыть в одиночестве.

На следующее утро он поспешил в обитую войлоком комнату. Там уже царила Алетт.

– Почему вы так переменились, доктор Келлер? За что так наказываете меня? Неужели я в чем-то виновата? Не держите меня здесь.

– Вы выйдете, и скоро, – заверил доктор – Как дела у Тони? Что она вам сказала?

– Что мы должны сбежать отсюда и убить отца.

– Доброе утро, доки, – жизнерадостно вставила Тони. – Как дела? У нас все хорошо. Может, все-таки отпустите нас?

Келлер посмотрел в ее глаза. Глаза безжалостного убийцы.

– Мне ужасно жаль, что все так вышло, – посочувствовал Отто. – Такое стабильное улучшение и вдруг…

– Дошло до того, что сейчас я даже не могу добраться до Эшли. Она спряталась, и намертво.

– По-видимому, это означает, что лечение придется начать сначала.

– Не думаю, Отто, – возразил Келлер. – Мы достигли момента, когда все трое смогли без помех познакомиться друг с другом. Это уже немало значит. Следующим шагом должно быть воссоединение. Придется найти способ это сделать.

– Чертова статья. Как она попалась на глаза Тони?

– Нам еще крупно повезло.

– Повезло? – удивился Отто. – Ничего себе везение!

– Видите ли, эта ненависть зрела в Тони как нарыв, который мог прорваться в любую минуту. Теперь, когда мы все узнали, можно и нужно избавить от нее Эшли. Я хочу попробовать одну вещь… И если все сработает, значит, мы на верном пути. Если же нет… Тогда, боюсь, Эшли останется здесь до конца жизни.

– Что вы хотите делать?

– Думаю, пока Эшли не стоит видеться с отцом, но я позвоню в Национальное бюро вырезок «Бюро, которое занимается тем, что присылает вырезки из газет и журналов по требованию клиентов.» и договорюсь, чтобы мне присылали все материалы о докторе Паттерсоне, появляющиеся в печати.

– И что это даст? – удивленно заморгал Отто.

– Я стану показывать их Тони. В конце концов ее ненависть рано или поздно сама себя сожрет и угаснет. Таким образом я сумею помочь ей управлять всеми движениями души Тони.

– На это уйдет много лет, Гилберт!

– Вы преувеличиваете. Год-полтора, не больше. Но это единственный шанс, который остался у Эшли.

Только через пять дней Эшли пришла в себя. Когда доктор Келлер в очередной раз навестил ее, Эшли сконфуженно пробормотала:

– Доброе утро, Гилберт. Простите, что все так вышло.

– А я рад, что все так вышло. Теперь между нами не осталось ничего недосказанного.

Он кивнул охраннику, и тот быстро снял с девушки наручники. Эшли встала, потирая запястья.

– Говоря по правде, мне было не слишком удобно, – призналась она и, выйдя в коридор, тихо добавила:

– Тони очень сердится.

– Да, но я попытаюсь с ней договориться. Вот что, Эшли…

Они шли по коридору, тихо разговаривая. Куда девалась злобная фурия? Ее место заняла спокойна, выдержанная молодая леди, очевидно, получившая прекрасное воспитание.

Оказалось, что пресса явно балует доктора Паттерсона своим вниманием. Гилберт регулярно получал три-четыре статьи в месяц. В одной упоминалось о предстоящей свадьбе.

«В ближайшую пятницу доктор Стивен Паттерсон собирается устроить пышную свадебную церемонию в церкви на Лонг-Айленде. Коллеги и друзья жениха соберутся…»

Когда Келлер показал эту статью Тони, та закатила бурную истерику.

– Ничего, этот брак долго не продлится, – пообещала она, немного придя в себя.

– Почему, Тони?

– Потому что новобрачный скоро отправится на тот свет!

«Доктор Стивен Паттерсон оставил должность в больнице Святого Иоанна, чтобы взять на себя обязанность заведующего кардиохирургическим отделением в Манхэттенском методистском госпитале…»

– Чтобы можно было безнаказанно насиловать всех девочек, кто имел несчастье оказаться в этой больнице! – завизжала Тони, прочтя заметку.

«Доктор Паттерсон получил премию Ласкера за выдающуюся медицинскую деятельность. Награду вручали в Белом доме…»

– Им следовало бы повесить ублюдка, – коротко прокомментировала Тони.

Но Келлер не опускал рук. Он неукоснительно собирал вырезки и оставлял в комнате Тони. Шло время, и Тони, казалось, уже была не так непримиримо настроена против отца, словно ее эмоции выдохлись, изжили себя. Ненависть сменилась гневом, а потом чем-то вроде покорности судьбе. Наконец пришло известие, что доктор Паттерсон переехал в только что купленный дом на Манхэттене, но планирует приобрести поместье в Хамптонсе, где собирается проводить летние отпуска вместе с женой и дочерью.

Тони горько расплакалась:

– Как он посмел сотворить такое с нами!

– Вы считаете, что малышка заняла ваше место, Тони?

– Не…, не знаю. Все так смешалось…

Прошел еще год. Эшли приходила к доктору Келлеру на сеансы три раза в неделю. Алетт почти каждый день рисовала, но Тони отказывалась петь или играть.

В канун Рождества Гилберт показал Тони новую вырезку с фотографией счастливого семейства Паттерсонов. Подпись гласила:

ПАТТЕРСОНЫ РЕШИЛИ ОТПРАЗДНОВАТЬ РОЖДЕСТВО В ХАМПТОНСЕ

– Мы обычно проводили Рождество вместе, – с легкой завистью вздохнула Тони. – Он всегда дарил мне чудесные подарки. Знаешь, он был не так уж плох. Если не считать того самого…, ну ты понимаешь, он был идеальным отцом. Думаю, он по-настоящему меня любил.

Гилберт радостно улыбнулся. Верный, хотя еще робкий знак очередного перелома болезни.

В один прекрасный день Гилберт Келлер, проходя мимо комнаты отдыха, услышал голос Тони и невольно замер. Девушка распевала под собственный аккомпанемент. Гилберт заглянул в комнату, но Тони, целиком поглощенная музыкой, ничего не замечала вокруг.

На следующем сеансе доктор Келлер спросил у нее:

– Ваш отец стареет, Тони. Какие, по-вашему, чувства вы будете испытывать, когда он умрет?

– Я…, мне не хочется, чтобы он умирал. Знаю, что наговорила вам кучу глупостей, но лишь потому, что была зла на него.

– А сейчас? По-прежнему сердитесь?

– Нет, – немного подумав, призналась девушка. – Не сержусь, но ужасно обижена. Кажется, вы были правы. Я действительно считала, будто малышка вытеснила меня из сердца отца. Совсем запуталась… Но, говоря по правде, мой отец имеет право на собственную жизнь, как, впрочем, и Эшли. Не стоит вмешиваться в чужую судьбу.

Доктор Келлер широко улыбнулся.

"Кажется, мы вновь на верной дороге. Теперь нам ничего не страшно”.

Отныне все трое свободно и не стесняясь беседовали друг с другом.

– Эшли, без Тони и Алетт вам пришлось бы куда тяжелее, – твердил доктор Келлер. – Вы просто не смогли бы вынести боли и неизвестно, выжили бы или нет. Как вы теперь относитесь к отцу?

Эшли сосредоточенно закусила губу.

– Знаете, – медленно выговорила она, – я никогда не забуду того, что он сделал со мной, но теперь способна простить его. Все, что мне хочется сейчас, – оставить позади прошлое и смело смотреть в будущее.

– Но для этого мы должны соединить вас. Как считаете, Алетт, я прав?

– Но смогу я по-прежнему рисовать, когда стану Эшли? – встревожилась Алетт.

– Разумеется.

– Тогда я согласна.

– А вы, Тони?

– Как насчет музыки?

– Кто может вам помешать?

– В таком случае я с вами.

– Эшли?

– Я готова к тому, чтобы мы трое соединились. Но прежде хочу поблагодарить за то, что помогли, когда я так отчаянно в этом нуждалась.

– Очень рада, крошка, – засмеялась Тони.

– Помни, мы всегда вместе, – добавила Алетт. Настала пора для последнего шага – интеграции.