Уоррен Мерфи - Вторжение по сценарию

– Давно он пришел в себя? – спросил Мастер Синанджу у Смита.

– Всего лишь пару минут.

– И так и не удосужился открыть подарок, который я так заботливо для него приготовил? – с раздражением заметил Чиун.

– Подарок? – недоверчиво переспросил Римо.

– Да, неблагодарное ты существо! – ответил Чиун, подходя к елке. Взяв коробочку, он вручил ее своему ученику, подставившему сложенные ладони.

– Совсем легкая, – заметил Римо, взвешивая на руке подарок.

– В ней находится поистине бесценный дар, – заверил его Чиун.

– Правда? – спросил Римо, пытаясь усесться повыше. – А Рождество уже наступило? Можно его открыть?

– Рождество прошло неделю назад, – сообщил ему Смит.

– Я отключился на целую неделю! Ничего себе, вот это был прыжок!

– Возможно, это всего лишь очередное проявление лени, свойственной тебе, как белому, – спокойно предположил Чиун.

– Рад слышать, что праздничное настроение не окончательно подпортило то сочувствие, с которым ты обычно относишься к ближним, – сухо заметил Римо.

– Пока ты бездельничал, валяясь в постели, – продолжал Чиун, – я пытался объяснить твоему императору, что, несмотря на проваленное задание, винить тебя все-таки не стоит. Действительно, теперь я вынужден снова сопровождать тебя, но...

– Проваленное? – переспросил Римо.

– Бронзини мертв, – тихо сказал Смит.

– Что произошло? – ошарашенно проговорил Римо.

– Это долгая история, – ответил доктор. – Когда ты поправишься, я готов сообщить тебе все подробности. Сейчас же достаточно сказать, что Бронзини стал национальным героем.

– Правда?

– Он спас город.

– В самом деле?

– Но об этом никто не должен знать, – поспешил предостеречь Смит.

– Что ж, буду нем, как рыба. По правде говоря, этот парень мне не слишком понравился.

– Наверное, ты не успел узнать его как следует.

– Вообще-то, я видел Бронзини только мельком, – признался Римо. – Он показался мне самодовольным болваном.

– Вполне возможно, – согласился Смит. – У Барта был противоречивый характер.

– Кстати, – добавил он, поворачиваясь к Чиуну, – только что были обнародованы результаты вскрытия Немуро Нишитцу. Судя по всему, он умер от отека верхних дыхательных путей, спровоцированного обычной простудой.

Насколько я помню, вы сообщили, что устранили его собственноручно.

– Кто такой Немуро Нишитцу? – поинтересовался Римо, но ответа так и не получил.

– Я уже рассказал вам, что этот Бартоломью Бронзини в предыдущем воплощении на самом деле был Александром Македонским? – спросил в ответ Чиун.

– Кем? – взорвался Римо.

– Не могу сказать, что успел свыкнуться с этой мыслью, – сказал Смит.

– Тем не менее, это правда. И один из моих предков отправил его на тот свет.

– Насколько я помню, Александр умер от малярии.

– Да, именно так записано в исторических хрониках. Но правду о настоящей судьбе Александра можно найти лишь на страницах Летописи Синанджу, и состоит она в следующем...

– Неужели мне придется это выслушивать? – с кислой миной спросил Римо.

– Я ведь, все-таки, болен.

Лицо Чиуна раздраженно скривилось.

– Это чрезвычайно поучительная история, – назидательно заметил он.

– Именно эти слова я слышал все тридцать раз, когда ты мне ее рассказывал, – простонал Римо, скрещивая на груди руки.

– На этот раз я обращался не к тебе, а к Смиту, – парировал Чиун, несмотря на то, что даже прослушав мой рассказ тридцать раз, ты так и не оценил всей его красоты.

– Увы, эстетические переживания, связанные с малярией, навсегда останутся для меня загадкой, – проворчал Римо.

– Итак, – продолжал Чиун, обращаясь к Смиту, – во времена Александра Македонского Мастера Синанджу находились на службе у Индии, из-за небольшого недоразумения, произошедшего с другим постоянным клиентом, Персидской империей.

– Что в переводе на человеческий язык, – вставил Римо, – означает: индусы платили больше денег. – Не помню, чтобы об этом что-нибудь говорилось в Летописи Синанджу, туманно заметил Чиун.

– Загляни в «Приложения», – посоветовал Римо.

– А если ты будешь и дальше мешать моему рассказу, то приложить придется тебя, – проговорил Чиун, но уже более умеренным тоном. – В то время, когда Мастер Синанджу находился на службе в Индии, этот больной грек обрушился на Персию и уничтожил сию замечательную империю. Это новость необычайно расстроила Мастера.

– Перевожу: он начал подумывать, не переметнуться ли ему в очередной раз на другую сторону.

– И тогда он отправился к индийскому султану, – продолжал Чиун, притворившись, будто не замечает нападок Римо, но, тем не менее, мысленно добавив его слова к длинному списку обид, которые нанес ему ученик за все годы их знакомства, – правителю земель, которым угрожал этот сумасшедший грек по имени Александр. Султан пообещал Мастеру золотые горы, если тот уничтожит врага. Тогда Мастер Синанджу отправил к Александру посланца, который доставил ему пергамент, сказав, что в нем предначертана судьба завоевателя. Но заглянув в свиток, грек впал в ярость и убил посланника.

Судя по всему, записка была по-корейски, а Александр не умел читать на этом достойнейшем из языков. Чиун сделал театральную паузу.

– И что же случилось потом? – спросил заинтригованный Смит.

– С тех пор Синанджу жила спокойно и счастливо, – ответил Римо.

– Это единственное, в чем ты оказался прав, – бросая недобрый взгляд на своего ученика, заметил Чиун. – Да, в деревне действительно воцарились мир и спокойствие, потому что посланец Мастера был болен малярией. К тому времени, когда он добрался до Александра, болезнь начала прогрессировать, поэтому жестокое убийство было для него своего рода избавлением. К сожалению, Македонский тоже успел заразиться, и вскоре умер, так ничего и не поняв. – Понятно. А что же было написано в пергаменте?

– Всего две строчки, – просиял довольный Чиун, – «Вы больны малярией» и еще старинное корейское выражение, которое в приблизительном переводе звучит как «Ага, попался!».

– Замечательно, – проговорил Смит.

– Этот рассказ покажется вам еще более чудесным, Смитти, если вы задумаетесь о том, что он не имеет ни малейшего отношения к тому парню, который умер от простуды, – проворчал Римо.

– Я как раз собирался к нему перейти, – шикнул на него Чиун. – Когда я повстречался с этим Бронзини...

– Одну минуточку! – воскликнул Римо. – Так ты виделся с Бронзини?

Значит, тебе все-таки удалось попасть в Юму! Интересно, как ты этого добился – похитил жену Смита?

– К твоему сведению, я ездил туда в качестве корреспондента журнала «Звездный дождь».

– Никогда о таком не слышал.

– Конечно же, нет. Там платят по доллару за слово, в отличие от бульварных газеток, которыми ты интересуешься.

– Поправка принимается.

– Так вот, – снова заговорил Чиун, – увидев, что у бывшего грека, Бронзини, простуда, я, зная, как стар и немощен Нишитцу, решил передать актера в руки японских захватчиков. – Захватчики? – переспросил Римо. – Ты имеешь в виду, съемочную бригаду?

– Нет, японскую армию, – ответил Чиун.

– Он шутит, да? – спросил Римо, но Смит не проронил ни слова.

– Я знал, что убив Нишитцу, – как ни в чем не бывало продолжал Чиун, я стану причиной гибели невинных детей. Однако в случае, если тот умрет естественной смертью, его оккупационная армия будет деморализована, и не предпримет никаких ответных мер.

– Оккупационная армия? – неслышно, одними губами проговорил Римо.

– Именно так бы все и произошло, не вступи в игру ядерный бомбардировщик.

Смит кивнул.

– Нам повезло, что Бронзини удалось бежать из тюрьмы. Только его известность помогла убедить военных не бомбить Юму.

– Что? – не выдержав, вскричал Римо. – Японцы собирались сбросить на город атомную бомбу?

– Да нет же, американцы! – поправил его Чиун.

– Ты меня разыгрываешь, – не сдавался Римо, и, повернувшись к Смиту, спросил:

– Правда же, это розыгрыш?

– Я же говорил, что это длинная история, – вздохнул тот. – И тем не менее, все, что ты слышал – правда. Чиун помог предотвратить катастрофу, и президент чрезвычайно за это признателен.

– Мы обсудим этот вопрос позднее, – величественно отозвался Чиун. Возможно, когда вернемся к нашим переговорам по контракту.

От одного упоминания слова «контракт» Смит вздрогнул всем телом.

– Прошу прощения, но меня ждет срочное дело.

Чиун церемонно поклонился.

– Передавайте мои наилучшие пожелания кузену Милбурну.

– С удовольствием, если мы когда-нибудь снова станем с ним разговаривать. Он был крайне расстроен тем, что для своего репортажа вы избрали поэтическую форму. Милбурн утверждает, что настоятельно просил вас этого не делать.

– Этот человек – невежественный обыватель, который не в состоянии оценить подлинного шедевра, который попал к нему в руки по цене всего лишь в доллар за слово, – резко проговорил Чиун.