Виктор Каннинг - На языке пламени

— Пусть еще поживет, — рассмеялся Гримстер. — В Веллингтоне он был моим лучшим другом. Я к нему неравнодушен. К тому же, рано или поздно он нам пригодится.

Глядя на сэра Джона, Гримстер, помимо словесного, вел с ним мысленный разговор: «Ты знаешь, скотина, где скрывается истина о Вальде. Ты понимаешь, что мы сейчас разыгрываем целое представление, поминутно меняем маски и костюмы. Но когда-нибудь обнаженная правда встанет между нами, и горе тебе, если она окажется похожей на измышления Гаррисона, потому что тогда спор между нами разрешится мгновенно и безжалостно».

Гримстер встал.

— Я пойду. Ехать не близко.

Сэр Джон вернулся к столу, едва заметно улыбнулся.

— Прекрасно, Джонни. Впрочем, это не самое интересное задание. Поскорее выполняй его, и мы подыщем тебе что-нибудь более стоящее.

Гримстер пошел к двери. Разговор с сэром Джоном всякий раз заканчивался одинаково: шеф чуть-чуть улыбался и называл его по имени, вот в такой уменьшительной форме: Джонни. Не обернувшись, не сказав ни слова в ответ, Гримстер вышел из кабинета.

Усадьба Хай-Грейндж находилась в графстве Северный Девон, милях в двадцати от Барнстепла и в нескольких милях на юго-восток от крохотной деревушки под названием Читлгамхолт. Она представляла собою солидное трехэтажное здание из серого камня. Каждое окно фасада имело лепной балкон, округлые колонны которого потемнели от желтого и зеленого лишайника, бурно разросшегося в туманах и дождях, часто приносимых западным ветром. Снаружи усадьба напоминала угрюмую тюрьму.

Однако внутри, в просторных и светлых комнатах, было удобно. При усадьбе было двести акров полей и лесов, до шоссе по тропинке — около мили. Со всех сторон участок огораживала или каменная стена, или высокий проволочный забор, а западная его часть выходила к лесистому обрыву, нависшему над рекой Тау в нескольких милях ниже места, где в нее впадает река Моул. Близ реки стояла ферма, хозяин которой считался управляющим усадьбой. Хай-Грейндж принадлежала Министерству обороны, и хотя местные жители о ней больше почти ничего не знали, завсегдатаи близлежащих кабачков, особенно поздними вечерами, пытались оплести свои скудные сведения витиеватыми домыслами. Министерство обороны купило усадьбу во время второй мировой войны и хотело использовать ее как эвакуационный пункт и бомбоубежище, поэтому огромные подвалы в Хай-Грейндж укрепили дорогим бронированным листом. Вскоре о первоначальном назначении усадьбы забыли, она перешла во владение сэра Джона, использовалась для множества целей, с оглаской совершенно не совместимых. Официально Хай-Грейндж считалась восстановительным и тренировочным центром, однако редко использовалась в этом качестве, хотя на ферме имелись небольшая конюшня с ездовыми лошадьми, теннисный корт, плавательный бассейн, усадьбе также принадлежали права на рыбалку на обоих берегах Тау в пределах лесистого обрыва, изгибавшегося над рекой огромной дугой. Права на рыбалку были задешево проданы высокопоставленным чиновникам из Министерства обороны и Ведомства сэра Джона, однако если те приезжали рыбачить, то останавливались не в усадьбе, а в близлежащих гостиницах — земли Хай-Грейндж были для них закрыты. Содержание усадьбы — этого серого каменного слона — обходилось в кругленькую сумму, но Хай-Грейндж нравилась сэру Джону, а он не имел привычки жалеть казенные деньги на то, что овладевало его воображением. Тренировки, допросы, тайные совещания с иностранными визитерами — вот для чего использовалась усадьба. Одним словом, она редко пустовала.

Гримстеру нравилась здешняя природа. Нравилось противоречие между угрюмым фасадом и уютными комнатами. Нравились покатые лесистые склоны, похоронная тишина еловых и дубовых лесов и — дом стоял на пригорке — безбрежное небо, особенно если сильный ветер рвал в клочья и сталкивал друг с другом идущие с моря облака. Если не считать нескольких лет в Веллингтоне, всю свою молодость Гримстер провел в Йоркшире, однако здесь он чувствовал себя как дома, уединение открытой всем ветрам усадьбы напоминало ему о местах, где когда-то служила горничной мать.

Он приехал за час до обеда, его встретили Копплстоун и управляющий, майор Кранстон, давно вышедший в отставку и пятнадцать лет назад потерявший глаз, но не на войне: его камнем выбил один араб, когда по заданию сэра Джона Кранстон ездил в Северную Африку. Потому майора и устроили на это теплое местечко. Гримстеру нравился Кранстон. Невысокий, крепкий, округлый, похожий на орех, он был коротко подстрижен и на глазу носил черную повязку. У него была секретарша, миссис Пилч, полковничья вдова, женщина благонадежная и неглупая, постоянно жившая в Хай-Грейндж; с ней он спал почти каждую ночь, об этом знали все. Звали ее Анджела. Майор страстно любил личное оружие, написал книгу о пехотном вооружении во время Гражданской войны в США. Он громогласно хохотал, разводил собак, никогда не пил, почти свято верил в пользу физических упражнений, очень любил животных, даже устроил за теннисным кортом небольшое кладбище для своих питомцев — однако, не моргнув глазом, перерезал бы Гримстеру глотку, был бы приказ.

Кранстон пожал руку Гримстеру так, словно хотел переломать ему все пальцы, и сказал:

— Черт возьми, река обмелела настолько, что толком не порыбачишь, но мисс Стивенс, без сомнения, с лихвой заменит рыбалку.

— Где вы ее поселили? — спросил Гримстер.

— В номере наблюдения, — подмигнул Кранстон.

— Так приказал сэр Джон? — ничуть не удивился Гримстер.

— Нет, — ответил Кранстон.

— Тогда завтра же под любым предлогом переселите, — распорядился Гримстер.

Номер наблюдения находился на втором этаже, во всех его комнатах, включая ванную, были установлены телекамеры. Гримстер сомневался в их необходимости, но знал, что они доставляли немало удовольствия, подчас похотливого, тем, кто сидел за мониторами в комнате управления, рядом с кабинетом Кранстона.

— Ты распоряжаешься ею, Джонни, — пожал плечами майор. — Приказывай.

Поднимаясь вместе с Копплстоуном к себе, Гримстер спросил:

— Как она себя ведет?

— Как бедная родственница на званом обеде. Накорми ее, развлеки, будь ласков, и, по-моему, она уживется с кем угодно, даже с татарским ханом в шатре. Замечательная девушка — ее простота лучше всякой кольчуги. Помяни мое слово, намучаемся мы с ней.

— Почему?

— Потому что она из кожи вон лезет, чтобы помочь нам. Таким я не доверяю.

— А вдруг она не врет?

— В наши дни таких простушек нет, — пожал плечами Копплстоун.

Гримстер отправился в спальню распаковывать чемодан. Копплстоун, прислонившись к дверному косяку, наблюдал за ним. За окном две сороки порхали над полем. «Одна — к несчастью, две — к счастью», — подумал Гримстер и спросил:

— Все имущество Диллинга здесь?

— Да, на чердаке. Полная опись — вплоть до портсигара с шестью размокшими сигаретами — лежит у тебя на столе.

— Какой марки сигареты? — Гримстер с улыбкой обернулся. Он с молодых лет забавлялся такой игрой в мелочи.

— «Пиккадилли № 1». Впрочем, сколько раз встречался с ним, никогда не видел его курящим. Девушку к вещам я не подпускал. Она просилась, но я сказал, что они опечатаны до твоего приезда.

Они перешли в гостиную. Копплстоун машинально двинулся к бару, к графину с виски. Кранстон следил, чтобы в номерах обязательно было все необходимое.

— Кстати, ее ничуть не удивило, что вещи здесь. Она или дура, или питает блаженное безразличие ко всему, кроме себя.

Взяв у Копплстоуна предложенное ему виски, Гримстер сказал:

— Она не дура. Так что же такое было у Диллинга, что не терпится заполучить сэру Джону? Нечто военное, политическое или научное? Формула превращения обычных металлов в золото?

Копплстоун улыбнулся, пригубил виски, почувствовал, как оно разливается по телу, неся с собой тепло и покой, и сказал:

— Диллинг сумел преодолеть языковой барьер между дельфинами и людьми и разработал систему обучения дельфинов для обнаружения подводных лодок. А может, это были тюлени? Диллинг точно не говорил.

— Вам, как человеку, который слишком много пьет по вечерам, опасно доверять государственные тайны. Рано или поздно вы поделитесь ими с близким другом.

Копплстоун вновь наполнил стакан.

— У вас Лили Стивенс. У меня тайны. Лучше бы наоборот.

— Что показало вскрытие Диллинга? Никаких сомнений насчет тромбоза?

— Никаких. Вскрытие производил Аскью. Его нелегко заставить признать естественную смерть, но с Диллингом все прошло гладко. У него просто часики остановились, и ничего больше. Семь лет назад, тоже весной, у Диллинга был первый приступ.

Гримстер закурил сигару, сказал:

— Завтра вечером мне понадобятся номера «Таймс» и «Дейли Телеграф» за пятницу, двадцать седьмое февраля.