Йозеф Гелинек - 10-я симфония

— А как ты собираешься поступить со мной? — спросил Даниэль, которого пугала мысль, что он перестал быть полезным для этой пары.

Врач подошел к гильотине и в очередной раз погладил механизм, приводивший в действие нож:

— Я в затруднении, Даниэль, потому что я человек слова. С одной стороны, я обещал тебе, что, сотрудничая с нами, ты спасешь свою шкуру. Но еще раньше я обещал Сусане, что если мы будем в точности следовать моему плану, опасаться нечего, потому что нас никогда не вычислят. Поскольку с ней мы договаривались раньше, чем с тобой, а я ясно вижу, что, оставив тебя в живых, не выполню своего обещания, потому что ты все расскажешь полиции, считаю наш договор аннулированным, так как он мешает мне выполнить заключенный прежде договор с Сусаной. Ты ведь понимаешь, правда?

Чувствуя неминуемость конца, Даниэль сделал единственное, что ему оставалось, — закричал, призывая на помощь. Но ему удалось крикнуть всего один раз, врач моментально достал пистолет из кобуры, которую носил под пиджаком, и рукояткой так ударил Даниэля по лицу, что повредил носовую перегородку, и тот потерял сознание.

Рана Даниэля начала обильно кровоточить.

Понтонес достал из кармана носовой платок и моток изоленты и принялся сооружать кляп. Закончив работу, он сказал судье:

— Выводи машину из гаража. Ни к чему тебе во второй раз проходить через это. Он вырубился, и мне будет нетрудно справиться одному.

Судья, на которую обезглавливание Томаса произвело тяжелое впечатление, не заставила просить себя дважды. Не прошло и минуты, как она, сидя в своем БМВ третьей серии, уже открывала автоматическую дверь гаража.

Врач отодвинул металлическую задвижку, соединенную с цепочкой, которая действовала как предохранительный механизм, и положил руку на стопор. Убедившись, что голова Даниэля лежит так, как надо, Понтонес, не теряя времени, привел в действие механизм, освобождавший тяжелое лезвие гильотины.

Тем временем из закамуфлированного окна микроавтобуса для подслушивания, принадлежавшего убойному отделу, Матеос и Агилар наблюдали, как дверь гаража открылась и оттуда тихо выскользнул голубой БМВ, в котором сидел один человек.

— Что будем делать теперь, шеф? Они убегают.

— Ты получил ордер на вход и обыск?

— Пока нет.

— Ну их всех к чертовой матери. Доставай свой ствол, Агилар, пошли.

Судья, припарковав машину рядом с дверью дома, ждала, не выключая мотора, пока врач выполнит свою зловещую работу. Увидев, как к дому бегут двое полицейских с пистолетами в руках, она поняла, что все потеряно, и понеслась по улице на полной скорости, так что визг шин разнесся по всей округе.

В доме врач, услышав рев мотора БМВ, догадался, что что-то пошло не так, но выяснять, в чем дело, не стал: у него было занятие поважнее. После вчерашней грозы чердак отсырел, древесина самодельной гильотины разбухла, и лезвие не опустилось. Понтонес, заметно нервничая, потому что Даниэль начал приходить в себя, вернул стопор в исходную позицию и снова отпустил, на этот раз с такой силой, что задрожала вся конструкция.

В этот раз mouton спустился сантиметров на десять и застрял намертво, как упрямый осел, не желающий повиноваться хозяину.

Ни на какие другие действия у Понтонеса не хватило времени, потому что этажом ниже Агилар дважды выстрелил в дверной замок, и оба полицейских ворвались в дом с криком:

— Ни с места! Полиция!

Понтонес был вооружен и, возможно, мог бы оказать сопротивление, но он предпочел бегство, решив, что с чердака ускользнуть будет легче. Одно из двух окон оставалось приоткрытым, и врачу пришлось только поставить под него парочку тяжелых ящиков, которых полно было на чердаке, подняться по этой импровизированной лестнице и выбраться на крышу.

Даниэль, к которому вернулось сознание, слышал беспокойные шаги этажом ниже и голос Матеоса, окликавшего его по имени, но ответить не мог — рот его был заткнут кляпом. К тому же он боялся привлекать к себе внимание полицейских, опасаясь, что любое его движение спровоцирует роковое падение ножа. Через несколько секунд голоса затихли, хождение по комнатам прекратилось. Полицейские обнаружили чердак и теперь раздумывали, как лучше туда проникнуть, чтобы не попасть в засаду.

В наступившей тишине Даниэль слышал только треск черепицы под ногами Понтонеса, уходившего по крыше дома, чтобы спрыгнуть в соседнее патио.

Матеос приказал помощнику найти в ванной зеркало, чтобы убедиться, что на чердаке их не ждет неприятный сюрприз.

Наконец оказавшись на чердаке, они за считаные секунды убрали колоду с выемкой, державшую в плену шею Даниэля, и освободили его от кляпа.

— Он уходит по крыше, — были первые слова Даниэля. — У него пистолет.

Окровавленное лицо Паниагуа с распухшим после жестокого удара носом встревожило Матеоса, и он приказал своему помощнику немедленно позвонить в «Скорую». Кроме того, надо было вызвать подкрепление.

— Нужно остановить кровотечение, — сказал Матеос и пустился в погоню за Понтонесом.

Тем временем Агилар попытался зажать Даниэлю нос тем самым платком, который использовался в качестве кляпа. Но по болезненной реакции пациента младший инспектор понял, что самому ему не справиться.

— Ты как себя чувствуешь? — спросил Агилар. — Ведь ты потерял много крови.

— Надеюсь, выдержу, — ответил Даниэль и, произнеся эти слова, без чувств грохнулся на пол. Удар был такой силы, что лезвие гильотины, которое до сих пор сдвинулось лишь на несколько сантиметров, чуть задрожав, с громким стуком, ужаснувшим Агилара, тяжело рухнуло вниз.

Не будь на Понтонесе мокасин на резиновой подошве, ему было бы гораздо труднее идти по скользкой черепице.

Матеос, обутый в туфли с кожаными подметками, поднявшись на крышу, понял, что преследование Понтонеса может стоить ему жизни, если он сделает хоть один неверный шаг. Он разулся, решив, что босиком будет не так скользко, и осторожно пошел по следу врача. Тот уже был на другом скате крыши, и Матеос его не видел, но черепица у врача под ногами перемешалась, так что сбиться со следа было невозможно.

Матеос добрался до конька крыши как раз вовремя, чтобы увидеть, как врач перепрыгивает на крышу другого дома, намереваясь оттуда по водосточной трубе спуститься во внутренний дворик.

Несмотря на значительный риск, полицейский решил, что съедет по черепице до козырька крыши, как на санках. Достигнув конца пути, он увидел, как Понтонес, спрыгнувший в патио с пятиметровой высоты, пытается, волоча сломанную в голени ногу, добраться до окна или двери, через которые можно было бы выбраться из этой мышеловки. Но дом был заперт, потому что, как он сам говорил судье и Даниэлю, там давно никто не жил.

Матеос вытащил из кобуры девятимиллиметровый «Хеклер & Кох USB-компакт» и направил его на врача, который с высоты представлялся отличной целью.

— Ни с места! — крикнул инспектор. — Подними руки, или я пущу тебе пулю в лоб.

Понтонес неохотно поднял руки.

— Если у тебя есть оружие, козел, помни: при малейшем движении я стреляю. Левой рукой, очень медленно, вытаскиваешь оружие из кармана и бросаешь на землю.

Врач выполнил приказание Матеоса. Тот, боясь тоже сломать ногу, и не собирался прыгать к нему и надевать наручники. Он решил сидеть, держа врача на прицеле, пока не прибудет подкрепление. Через несколько минут Понтонес подумал: «Он не станет стрелять в меня теперь, когда знает, что я безоружен».

Локтем правой руки врач разбил одно из окон, надеясь войти в дом и выйти с другой стороны.

Матеос мог выстрелить в любой момент, но ему была отвратительна мысль стрелять в безоружного человека со сломанной ногой.

— Стой! — крикнул он и сделал предупредительный выстрел в воздух.

Врачу не удалось полностью выбить окно, а пролезть между стеклами в его положении не представлялось возможным. Понимая, что все кончено, он развернулся со всей скоростью, на какую был способен, и кинулся к валявшемуся на земле оружию.

На этот раз Матеос не стал рисковать и дважды выстрелил ему в грудь.

Тем временем далеко от этих мест, на высоте в несколько тысяч метров шеф-повар Жан Франсуа Эссан, год назад заключивший контракт с Хесусом Мараньоном и ставший членом экипажа его джета, подошел к миллионеру и сообщил, что утка, которую тот заказал, чтобы полакомиться ею в полете, готова.

Они летели из Вены в Мадрид уже около получаса, и рядом с Мараньоном, на соседнем сиденье, лежал большой черный чемодан-сейф с рукописью Десятой симфонии Бетховена. По очевидным причинам ему пришлось появиться в банке в черных очках и с большими усами пепельного цвета, чтобы описание, которое мог дать Европолу служащий банка, оказалось непригодным.