Кристофер Дикки - Кровь невинных

Только этого мне не хватало.

— Я не уйду! Где ты, черт возьми, пропадала вчера утром? Я пришел и не застал тебя. Звонил в этот чертов офис, но тебя и там не было!

— Уходи, Курт.

— Нет, пока ты не…

— Ладно, — твердо сказала она, понизив голос. — Раз ты такой молодой и глупый, что не можешь понять… я ходила к доктору. Ничего серьезного. Просто хотела кое-что проверить.

— Почему ты мне не сказала?

— Почему? Я не хотела, чтобы ты переживал. Разве в этом есть что-то сверхъестественное? А когда я вернулась, ты исчез. И повсюду была кровь.

— Я упал…

— Кантрович сказал мне. Я искала тебя по всем больницам, убила на это целый день, Курт. По всем пунктам «Скорой помощи», Курт.

— Я был…

— Я не хочу знать, где ты был. И не хочу знать, что делал. Потому что… понимаешь, Курт, вчера я поняла, что не могу больше это терпеть. Ты просто ребенок. Ты не понимаешь меня, ты никого не понимаешь, да ты даже самого себя не понимаешь. Для меня это слишком. Мне нужен надежный человек, которому я могла бы доверять. А ты, даже когда рядом, как будто не со мной.

Я уже слышал это раньше.

— Шанталь.

— Я не могу быть с тобой, и ты мне не нужен.

— Шанталь…

— Как человек, который никогда никого в своей жизни не любил, ты меня поймешь.

Я с силой пнул дверь. Потом прислонился лбом к белой прохладной краске. Снова и снова.

— Я звоню в полицию.

Я положил перебинтованные руки на дверь, словно хотел почувствовать сквозь нее тепло Шанталь. Но ничего не ощутил. Внезапно я понял, что у меня нет будущего. Только не здесь.

— Шанталь?

— Что?

— Моя одежда?

— Ну и мерзавец ты, Курт. Я отдала ее Кантровичу. Спроси у него. И убирайся, пока я действительно не позвонила в полицию.

Я не хотел, чтобы у нас с Шанталь все так закончилось, но не мог рассказать ей всю правду, а лгать не было сил. Теперь я даже не знал, зачем вернулся. Я постоял еще несколько секунд, прислонившись к двери. Она ничего не сказал. Я тоже. Затем повернулся и поднялся по лестнице. Нашел Кантровича, взял свою одежду и еще несколько вещей, включая мой Коран. Кантрович оказался хорошим человеком. Он разрешил мне принять душ и даже сделал кофе. Думаю, он налил бы мне и водки, если бы я попросил его об этом, но я не стал. С тех пор я его не видел. Надеюсь, у него все хорошо.

Что касается Шанталь, то я буду скучать по ней. Но последним воспоминанием, связанным с ней, останется холодная белая дверь.

Я вернулся в Атланту и забрал Меч Ангела. Он лежал там же, где я его и оставил: в камере хранения аэропорта. Чтобы не проходить с ним через контроль, я купил себе плейер, несколько кассет и сел на автобус до Оклахома-Сити. Проезжая ночью мимо маленьких городков Алабамы и встречая рассвет в Теннеси, я снова и снова слушал песни Р.Е.М. и «Десять хитов» Братьев Олмен. Особенно мне нравилась песня «Им не поймать полночного наездника». Автобус, музыка и поднимавшийся с полей туман словно вернули меня в настоящую Америку. И мне показалось, что я не был здесь уже целую вечность.

Вскоре после восхода солнца мы свернули с шоссе к востоку от Нэшвилла и поехали в объезд. Все жители маленького городка, через который мы проезжали, отправились в церковь. Стояло раннее утро, и я не понимал, почему на улицах столько народа. Снял наушники и услышал доносившиеся из церкви песнопения. На душе вдруг стало легко и хорошо. Все маленькие девочки были в шляпках и с маленькими букетами в руках. Наступило Пасхальное воскресенье. И я не мог оторвать глаз от этого удивительного зрелища.

Мы добрались до Мемфиса около десяти утра. Я уже достаточно собрался с силами, чтобы позвонить Селме в больницу Уэстфилда. Трубку в палате сняла Джоан.

— Ты уже слышал? — спросила Джоан, узнав мой голос.

— Что слышал? Я хотел позвонить вчера, но мне помешали кое-какие неприятности. Дай мне Селму.

— Селма приняла успокоительное, Курт. Она не может разговаривать.

— Что, черт возьми, случилось?

— Мы пытались дозвониться до тебя, но нам никто не ответил ни по одному из номеров.

— Джоан, переходи к делу.

— Дэйв мертв.

— Что?

— Селма была права. Он занимался чем-то страшным. О, Курт, это так ужасно! Там были газетчики и…

— Просто расскажи, что случилось.

— Они точно не знают, что он делал, но нечто страшное. Они нашли его тело и еще какого-то мертвого иностранца в Атланте. В газетах написали, что, возможно, их убил Дюк Болайд. Он уехал с Дэйвом, и больше мы его не видели. Его никто больше не видел.

— Я скоро приеду к вам.

— О, Курт, только не сейчас. Ради твоего же блага. Я даже попросила Чарлза остаться в Сент-Луисе. Тебе лучше не впутываться во все это.

— Джоан, я думаю, мне стоит приехать.

Я солгал. Меньше всего мне хотелось сейчас оказаться в объективе камер. Поэтому я согласился с Джоан и решил пока повременить с визитом. Потом нашел дешевый мотель на окраине Мемфиса и, включив телевизор, уселся у мини-бара и стал ждать.

Джоан оказалась права насчет репортеров. По телевидению шло много репортажей о телах, найденных в центре Си-эн-эн. В паре из них даже показали Джоан. Она стояла напротив дома неподалеку от супермаркета «Уол-март» и говорила, что просто не может поверить в происходящее, Дэйв был таким хорошим человеком и примерным семьянином. Наверное, она думала, что таким образом спасает репутацию нашей семьи.

Из сообщений, которые передавали по телевидению и печатали в газетах, продававшихся в Мемфисе, складывалось впечатление, что убийства в «Омни» — не такие уж и серьезные события. В первый день это стало главной новостью. Но только в первый. Позже на той же неделе один репортер из Атланты написал, что отпечатки пальцев Дюка были найдены на месте взрыва бомбы, случившегося в Саванне в 1990 году, а Дэйв был связан с ним. Но они не знали, что делать с телом, которое всегда описывали как «неопознанный труп». В некоторых отчетах говорилось, что он был с «Ближнего Востока», в других — «латиноамериканского происхождения», в зависимости от того, рассматривалась ли версия террористического акта или связей с наркомафией. Выдвинуты и предположения о существовании связи между телом, повешенным в центре «Омни», и взрывом во Всемирном торговом центре. По делу о взрыве произвели много арестов, и ФБР никак не связывало это происшествие с Рашидом. По крайней мере согласно официальной версии.

Через пару дней интерес к истории в «Омни» стал затихать. В поле зрения репортеров попал город Вако на западе страны, где втайне от ФБР и Управления по контролю над алкоголем, табаком и оружием вела свою деятельность маленькая, загадочная секта. Судя по всему, их ждало большое разоблачение. Когда это случилось, о происшествии в центре «Омни» окончательно забыли.

Тело Дэйва, залатанное после вскрытия, возвратили в Канзас через две недели после его смерти. Селма выписалась из госпиталя. Джоан уехала домой. А я наконец-то приехал из Мемфиса на похороны. Мне не хотелось оставлять Селму наедине с многочисленными членами «прихода» Дэйва. Но, как оказалось, никто из них не появился, испугавшись полиции и прессы. Впрочем, представители полиции и прессы также не появились. На похоронах присутствовали только я, Селма и старый священник из церкви Христа Спасителя.

Селма положила голову мне на плечо; не думаю, что она особенно прислушивалась к надгробной речи: «…для многих жителей Уэстфилда Дэйв был родным человеком, членом одной большой семьи…» Я обнял Селму и крепко прижал к себе. Я подумал, что в Америке мы все как «одна большая семья». Потому что слово «семья» мало что значит для нас. У нас нет семьи, нет истории, мы не связаны с землей так, как люди в других странах — в том большом мире, о котором мы ничего не знаем. Наверное, Селма почувствовала мое напряжение, потому что в этот момент обняла меня за талию. Вероятно, в это самое мгновение я подумал: «Курт, ты должен отдохнуть. Тебе нужна семья, ты должен с чего-то начать. И только здесь ты сможешь все это обрести». Я обнял Селму еще крепче. Не стоит больше ворошить прошлое. Незачем искать новые земли. Пора вернуться домой.

Когда на гроб были брошены первые горсти земли, священник попрощался с нами, и мы остались одни.

— Пойдем проведаем папу, — предложил я.

Могила находилась в запустении. Гудселл и Джоан похоронили маму на другом конце кладбища. Они сказали, что у них другого выхода не оставалось. Участки рядом с могилой отца распродали. Я подумал, что, когда у тебя столько «семей» и нет ни одной настоящей, трудно решить, куда положить человека после смерти. У мамы по крайней мере было надгробие. Селма позаботилась об этом.

Но на могилу, где лежал папа, редко кто приходил. На холме выросла высокая трава, которая шелестела на ветру.

— Мы должны лучше ухаживать за этим местом, — сказал я.