Роберт Уилсон - Золотое яблоко

Но это приводит нас к магической теории реальности.

Махатма Гуру Шри Парамаханса Шиваджи ( Опять-таки Алистер Кроули под очередным литературным псевдонимом.) в «Йоге для иеху» пишет:

Рассмотрим кусок сыра. Мы говорим, что он обладает определенными качествами, формой, структурой, цветом, плотностью, весом, вкусом, запахом, консистенцией и остальным; но исследование показывает, что все это – сплошная иллюзия. Где эти качества? Определенно не в сыре, поскольку разные наблюдатели описывают его по-разному. Не в нас, поскольку мы не воспринимаем их в отсутствие сыра…

Что же тогда такое эти качества, в которых мы так уверены? Они не существуют без наших мозгов; они не существуют без сыра. Это результаты союза, то есть Йоги, видящего и видимого, субъекта и объекта…

Современный физик вряд ли может с этим поспорить, а ведь это – магическая теория вселенной. Маг предполагает, что ощущаемая реальность – панорама впечатлений, отслеживаемая органами чувств и поставляемая для сличения мозгу, – коренным образом отличается от так называемой объективной реальности (См. антологию «Восприятие» под редакцией Роберта Блейка, и особенно главу, написанную психологом Карлом Роджерсом, где показано, что восприятие людей изменяется, когда они проходят психотерапию. Как заметил Уильям Блейк, «Дурак видит иное дерево, чем мудрец».). По поводу последней «реальности» мы можем лишь создавать гипотезы или теории, которые, если мы очень аккуратны и изворотливы, не противоречат ни логике, ни сообщениям органов чувств. Отсутствие противоречий – редкость; некоторые конфликты между теорией и логикой, между теорией и чувственными данными остаются скрытыми на протяжении столетий (например, отклонение орбиты Меркурия от той, которая была рассчитана Ньютоном). И даже когда противоречия отсутствуют, это доказывает лишь то, что теория не полностью ошибочна. Во всяком случае, это никогда не доказывает, что теория полностью верна – потому что в любое время из известных данных можно сконструировать бесконечное множество таких теорий. Например, все геометрии – Евклида, Гаусса и Римана, Лобачевского и Фуллера – достаточно хорошо работают на поверхности Земли, и пока еще неясно, какая система – Гаусса – Римана или Фуллера – будет лучше работать в межзвездном пространстве.

Если у нас так много свободы в выборе наших теорий «объективной реальности», то в расшифровке реальности, «данной» нам, транзакционной или ощущаемой реальности у нас этой свободы еще больше. Обычный человек ощущает так, как его научили ощущать, – то есть так, как его запрограммировало общество. Маг программирует себя сам. Пользуясь призыванием и вызыванием – которые, как показано выше, функционально тождественны самокондиционированию, самовнушению и гипнозу, – маг редактирует, или аранжирует, ощущаемую реальность*.(Конечно, неосознанно это делают все: см. выше о сыре. Маг, выполняя это сознательно, управляет своей реальностью.).Эта книга, будучи составляющим элементом единственного серьезного заговора, который в ней же и описывается, – то есть «Операции Мозготрах», – тоже программирует читателя, но так, что на протяжении месяцев (или, возможно, лет) он не будет этого понимать. Когда это понимание придет, прояснится и истинное значение этого Приложения (и уравнения 5 = 6). Гарвардские чиновники воспринимали как шутку предостережение доктора Тимоти Лири о том, что не стоит разрешать студентам беспорядочно выносить из университетской библиотеки опасные, формирующие устойчивые привычки книги, если только студент убедительно не докажет необходимость чтения того или иного тома. (Например, сейчас вы уже и думать забыли о загадочных собаках Джо Малика.) Как ни странно, когда человек высказывается предельно ясно и определенно, большинство людей понимает его слова с точностью до наоборот.

Ритуал Шивы, исполненный Джо Маликом во время Черной мессы ССС, совершенно явно содержит основной секрет всей магии, но при этом большинство людей может перечитывать эту главу десяток или сотню раз, но так и не понять, что же это за секрет. Например, мисс Портинари во всем была типичной девушкой-католичкой – если бы не ее необычная склонность воспринимать католицизм всерьез, – пока не начала менструировать и ежедневно заниматься духовной медитацией Однажды утром во время медитации она с необычной ясностью визуализировала Святое Сердце Иисуса, после чего не менее отчетливо в ее сознании сразу же возник другой образ, до глубины души поразивший ее воображение. В следующую субботу она рассказала о пережитом духовнику, и он серьезно ее предостерег, что для молодой девушки вредно заниматься медитацией, если только она не собирается стать затворницей и уйти в монастырь. У нее не было такого намерения, но она упорно (и с ощущением вины) продолжала медитировать. Будораживший воображение второй образ возникал всякий раз, как только она думала о Святом Сердце; она начала подозревать, что этот образ посылает ей Дьявол, чтобы отвлечь от медитации (Два этих признака развития зачастую появляются одновременно вследствие открытия четвертого нервного контура, которое происходит по сигналу ДНК.). Однажды в выходные, когда она вернулась домой из монастырской школы, ее родители решили, что настала пора вводить дочь в римское общество. (На самом деле они, как и большинство состоятельных итальянских семей, для себя уже решили, какую из дочерей отдать церкви, и это была не она. Вот почему ей так рано пришлось познакомиться с dolce vita.) Одной из достопримечательностей Рима в то время был «эксцентричный бизнесмен международного масштаба» мистер Хагбард Челине, и в тот вечер он был на приеме, куда привели мисс Портинари.

Было уже около одиннадцати, и, возможно, она выпила слишком много «пайпер-хайдсека», когда оказалась возле небольшой группы, увлеченно слушавшей рассказ этого странного Челине. Мисс Портинари стало любопытно, о чем может рассказывать этот тип, – по общему мнению, он был еще большим циником и материалистом, чем остальные международные стяжатели, а на тот момент мисс Портинари была весьма консервативной католичкой-идеалисткой, которая считала, что капиталисты даже более отвратительны, чем социалисты. Она равнодушно прислушалась к его словам; он говорил по-английски, но она неплохо знала этой язык.

– Сынок, сынок, – декламировал Хагбард, – когда две красивые женщины добиваются твоей любви, почему ты сидишь в своей комнате и дрочишь?

Мисс Портинари вспыхнула и выпила еще немного шампанского, чтобы скрыть румянец. Она уже возненавидела этого человека, зная, что при первой же возможности отдастся ему, расставшись с девственностью; вот какие сложности бывают у интеллектуально развитых католических отроковиц.

– А юноша сказал, – продолжал Хагбард, – «Думаю, ты сама ответила на свой вопрос, ма».

Все потрясенно застыли.

– Вполне типичный случай, – вежливо добавил Хагбард, очевидно закончив рассказ. – Профессор Фрейд рассказывает о еще более поразительных семейных драмах.

– Не понимаю… – заговорил знаменитый французский автогонщик, нахмурившись. Затем он улыбнулся. – О, – сказал он, – юноша был американцем?

Мисс Портинари покинула группу, возможно, слишком поспешно (она видела, как ее проводили взглядом несколько пар глаз), и вновь быстро наполнила бокал шампанским.

Через полчаса она стояла на веранде, пытаясь прочистить мозги на свежем ночном воздухе, когда рядом с ней мелькнула тень и в облаке сигарного дыма появился Челине.

– Сегодня луна какая-то опухшая, – сказал он по-итальянски, – словно кто-то двинул ей в челюсть.

– Помимо прочих достоинств вы еще и поэт? – холодно поинтересовалась она. – Звучит как американское стихотворение.

Он рассмеялся звонко и раскатисто, словно жеребец заржал.

– Совершенно верно, – отозвался он. – Я только что приехал из Рапалло, где беседовал с самым великим американским поэтом нашего века. Сколько вам лет? – неожиданно спросил он.

– Почти шестнадцать, – пробормотала она.

– Почти пятнадцать, – непочтительно исправил он.

– Если это что-то для вас меняет…

– Возможно, – подхватил он. – Я кое-что задумал, и для этого мне нужна девушка вашего возраста.

– Могу себе представить. Наверняка какая-то гадость. Он вышел из сумрака и подошел к ней ближе.

– Дитя мое, – сказал он, – вы религиозны?

– Уверена, вы считаете это старомодным, – ответила она, представляя его губы на своей груди и думая о портретах Марии, кормившей грудью Младенца.

– В данный исторический момент, – просто сказал он, – это единственное, что остается не старомодным. Когда вы родились? Впрочем, не говорите – должно быть, вы Дева.

– Да, – сказала она. (Его губы покусывают ее сосок, но очень нежно. Он хорошо знает, как это делать.) – Но это суеверие, а не религия.