Патриция Корнуэлл - Хищник

— Мы записываем абсолютно все.

— Как скоро вы сумеете передать мне ее вместе с записью сегодняшнего телевизионного шоу? Нас тут немного засыпало снегом, и мы пока ограничены в передвижении.

— Да, я слышала, у вас метель! Надеюсь, электричество не отключили? — Доктор Селф произнесла это таким тоном, словно последние полчаса они вели ничего не значащий светский разговор. — Я позвоню своему режиссеру, он пришлет вам записи по электронной почте, и наверняка предложит участвовать в моей передаче.

— И не забудьте о списке номеров звонивших вам в студию, — напомнил Бентон.

— Доктор Селф, а что вы можете сказать о Тони, брате Дэвида? — спросила вдруг Скарпетта, блуждая взглядом по снежной белизне за окном.

Снег продолжал идти.

— Ну… Они часто дрались.

— Он тоже к вам приходил?

— Нет, я его никогда не видела.

— Вы сказали, что видели обеих женщин. Вам не показалось, что одна из них страдает расстройством пищеварения?

— Откуда мне знать? Они не были моими пациентками.

— Но вы могли заметить это по внешнему виду. Она ела одну морковь.

— Судя по всему, это Кристина.

Скарпетта посмотрела на Бентона. Обнаружив пожелтение мозговой оболочки у убитой, она распорядилась, чтобы лаборатория ДНК немедленно связалась с инспектором Трашем. ДНК убитой женщины совпала с образцами ДНК, взятыми с желтых пятен на блузке, обнаруженной в доме сестер. Тело, найденное в Бостоне, скорее всего принадлежит Кристине, но Скарпетта не собиралась сообщать об этом доктору Селф, опасаясь, что та разболтает обо всем в эфире.

Бентон поднялся с дивана, чтобы подбросить в камин дров. Положив трубку, Скарпетта задумчиво смотрела, как снежинки кружатся в свете фонарей.

— По-моему, кофе сегодня больше не понадобится, — проговорил Бентон. — Мои нервы и так на взводе.

— А здесь вообще-то, кроме снегопадов, что-нибудь происходит?

— Главные улицы, вероятно, уже расчистили. Здесь с этим быстро. Не думаю, чтобы мальчики имели к этому какое-то отношение.

— Видимо, все-таки имели… — Скарпетта передвинулась ближе к огню. — Они ведь тоже пропали. Кристина мертва. Вероятно, остальные тоже.

Пит Марино связался по мобильнику с Джо Эмосом. Реба сидела рядом, листая сценарии его инсценировок.

— Мне надо с тобой поговорить. Есть проблема.

— Какая? — осторожно поинтересовался Джо.

— Я все тебе расскажу. Но сначала мне нужно кое-кому позвонить и кое-что уладить. Где ты будешь в ближайший час?

— В комнате один двенадцать.

— Ты сейчас там?

— Я туда иду.

— Чтобы устроить инсценировку, которую украл у меня?

— Если ты об этом хочешь поговорить…

— Нет, все обстоит гораздо хуже.

— Ну ты и молоток! — Реба шлепнула на стол папку со сценариями. — Отлично придумано! Сценарии блестящие. Пит!

— Мы пойдем к нему ровно в пять, чтобы он успел добраться до своего логова, — ответил Марино, набирая номер Люси. — Говори, что я должен делать!

— Мы оба повесим трубки, — медленно проговорила она, — потом ты на своем телефоне нажмешь кнопку конференции и наберешь номер моего сотового. Когда я отвечу, ты снова нажмешь кнопку конференции и наберешь номер своего сотового. Потом переведешь телефон в режим ожидания, чтобы оставить линию открытой, или просто не будешь класть трубку. Если кто-то подслушивает наш разговор, у него будет впечатление, что ты разговариваешь из кабинета.

Выждав несколько минут. Марино сделал все, как было велено, после чего они с Ребой вышли из здания и он продолжил говорить с Люси по мобильному. Оставалось надеяться, что Джо их слушает. Пока им с Люси везло. Связь была отличная, голос ее звучал так, словно она сидела в соседней комнате.

Болтали они о мотоциклах.

Мотель «Последняя остановка» представлял собой широкий фургон, разделенный на три помещения, где устраивались инсценировки преступлений. Каждое помещение имело отдельный вход, обозначенный с номером на двери. Комната 112 находилась посередине. Марино заметил, что ее окно задернуто, внутри работает кондиционер. Ни секунды не медля, он подошел к запертой двери и с ходу вышиб ее ногой, обутой в фирменный харлеевский сапог. Тонкая дверь с грохотом отлетела к стене. Джо сидел за столом — в наушниках, рядом стоял магнитофон, подключенный к телефонному аппарату. Удивление на его лине сменилось ужасом. Марино и Реба некоторое время молча смотрели на него.

— Знаешь, почему это место называют мотелем «Последняя остановка»? — нарушил тишину Марино, подходя к Джо и сгребая его в охапку, словно тот ничего не весил. — Потому что тебе конец.

— Отпусти! — завопил Джо.

Марино приподнял мерзавца над полом, так что их лица оказались на одном уровне, и резким движением притиснул его к стене.

— Отпусти! Мне больно!

Марино разжал руки, и он грохнулся на пол.

— Ты догадываешься, зачем она здесь? — Марино кивнул на Ребу. — Чтобы арестовать твою несчастную задницу.

— Но я ничего не сделал!

— Фальсификация протоколов. Крупная кража. Возможно, убийство. Ведь это ты украл ружье, из которого разнесли голову старухе. Добавь сюда мошенничество, — перечислял Марино, ничуть не заботясь о том, чтобы аргументировать обвинения.

— Ничего не знаю! О чем ты говоришь?!

— Прекрати орать. Я не глухой. Детектив Вагнер является свидетелем, верно?

Реба мрачно кивнула. Марино никогда не видел такого жесткого выражения ее лица.

— Я к нему и пальцем не притронулся, — сказал ей Марино.

— Абсолютно точно.

Джо был так ошеломлен, что, кажется, обмочил штаны.

— Может, скажешь, зачем ты стащил ружье и кому ты отдал его или продал? — Марино рывком вытащил из-за стола стул и, повернув его, сел на него верхом, положив свои огромные ручищи на спинку. — Или это ты снес старой даме голову, воплощая инсценировки в жизнь? Только у меня такого сценария не было. Ты, должно быть, украл его у кого-нибудь другого.

— Какая еще дама? Я никого не убивал! И не крал никакого ружья! Какое ружье?

— То самое, из которого ты стрелял двадцать восьмого июня в три пятнадцать дня. А потом подменил запись в компьютерном журнале.

Джо в изумлении открыл рот.

Марино вытащил из заднего кармана листок и, развернув, вручил его Эмосу. Это была фотокопия страницы журнала с записью о том, что Джо Эмос брал «моссберг», а потом якобы возвратил его.

Джо недоуменно уставился на документ. Руки у него дрожали.

— Клянусь Богом, я его не брал! Я помню, как все было. Я испытывал оружейный желатин, возможно, стрелял по нему. Потом пошел в лабораторию, чтобы испытать еще несколько новых блоков. Те, которые мы использовали для имитации пассажиров при авиакатастрофах. Я помню, Люси сбрасывала с вертолета фюзеляж, чтобы студенты могли…

— Ближе к делу!

— Когда я вернулся, ружья уже не было. Я решил, что Винс вернул его в хранилище. Был уже конец дня. Он, вероятно, запер его, перед тем как идти домой. Я просто кипятком писал от злости, поскольку намеревался еще пострелять.

— Теперь понятно, почему ты крадешь у меня сценарии, — заметил Марино. — У тебя нет воображения. Попробуй еще раз.

— Но я говорю правду!

— Ты хочешь, чтобы она надела на тебя наручники? — спросил Марино, большим пальцем указав себе за спину, там стояла Реба.

— У вас нет никаких доказательств!

— У меня есть доказательства твоего мошенничества, — возвысил голос Марино. — Может, поговорим о тех поддельных рекомендациях, которые ты представил, чтобы док взяла тебя на работу?

На минуту Джо онемел. Но быстро обрел дар речи. На лице его появилось прежнее нагловатое выражение.

— Это надо еше доказать!

— Все эти письма написаны на бумаге с одинаковыми водяными знаками.

— Это ничего не доказывает. — Он поднялся, потирая ушибленное место. — Я намерен подать на тебя в суд.

— Отлично. В таком случае я могу еще разок тебе врезать. — Марино сжал и разжал кулак. Зрелище было эффектным. — Может быть, даже сломать тебе шею. Детектив Вагнер, вы ведь подтвердите, что я его не трогал?

— Конечно, — подала голос Реба. — Если не вы взяли ружье, тогда кто? С вами был кто-нибудь в тот день?

Джо задумался. В его глазах появилось какое-то странное выражение.

— Нет, — ответил он. — Никого.

Заключенные, склонные к самоубийству, находились под круглосуточным видеонаблюдением.

Одним из таких был Бэзил Дженрет. Охранники неотступно следили за ним — как он спит, ест, принимает душ и оправляется. Они видели, как он, повернувшись спиной к камере, снимает сексуальное напряжение на своей узкой стальной кровати.

Он представлял себе, как они потешаются над ним и что говорят, глядя в свои мониторы, и все рассказывают другим охранникам. Он это чувствовал — по их ухмылкам, когда они приносили ему еду или выводили на прогулку. Иногда они не удерживались от комментариев. Или изображали, как он онанирует, смеялись и колотили ему в дверь.