Тесс Герритсен - Ученик

— Все в порядке, — сказала она. — Несколько швов на голове, несколько порванных мышц. И уродливая физиономия. — Она махнула на свое покалеченное лицо и рассмеялась. — Но ты бы видел голову того парня.

— Мне кажется, тебе не следует здесь находиться, — сказал Дин.

— Что ты имеешь в виду?

— Прошло слишком мало времени.

— Мне как раз необходимо быть здесь.

— Ты никогда не даешь себе поблажки?

— А зачем?

— Затем, что ты не машина. Ты все равно переживаешь. Хотя и притворяешься, будто здесь для тебя рядовое место происшествия.

— Так оно и есть.

— Даже после того, что едва не случилось?

Едва не случилось.

Она посмотрела на пятна крови, засохшие в грязи, и на мгновение дорога как будто покачнулась, и стены, которые она с таким трудом возвела, треснули, угрожая разрушением самому фундаменту, на котором она сейчас стояла.

Дин поддержал ее под руку, и это вызвало у нее слезы. Его уверенное прикосновение как будто говорило: «Хотя бы раз позволь себе быть обыкновенным человеком. Быть слабой».

— Прости меня за Вашингтон, — тихо произнесла она.

Она увидела боль в его глазах и догадалась, что он неправильно понял смысл ее слов.

— Выходит, ты жалеешь о том, что было, — хрипло произнес он.

— Нет, я совсем не об этом...

— Тогда за что ты просишь прощения?

Она вздохнула.

— За то, что уехала, не сказав тебе, как много для меня значила та ночь. Мне жаль, что я даже толком не попрощалась с тобой. И что... — Она запнулась. — И что не позволила тебе позаботиться обо мне, хотя бы раз. Потому что, по правде говоря, мне была очень нужна твоя забота. Я не такая уж сильная, какой хочу казаться.

Он улыбнулся и сжал ее руку.

— Никто из нас не может этим похвастать, Джейн.

— Эй, Риццоли! — Это был Барри Фрост, который искал ее в лесу.

Она смахнула набежавшие слезы и обернулась на его крик.

— Да?

— У нас только что прошел вызов двадцать-пятьдесят четыре. Бакалейный магазин, Джамайка-Плейн. Убиты продавец и покупатель. Место происшествия уже оцеплено.

— Боже! В такую рань...

— Наша очередь ехать на вызов. Ты с нами?

Она глубоко вздохнула и повернулась к Дину. Он уже отпустил ее руку, и, хотя ей так не хватало его прикосновения, она почувствовала себя сильной, дрожь ушла, и земля под ногами вновь стала твердой. Но она еще не была готова оборвать этот миг. Их расставание в Вашингтоне оказалось смазанным; она не собиралась допустить такое еще раз. Она не позволит, чтобы ее жизнь стала похожей на жизнь Корсака — печальную хронику сожалений и разочарований.

— Фрост! — крикнула она, не отрывая взгляд от Дина.

— Да?

— Я не еду.

— Что?!

— Пусть съездит другая группа. Я что-то не в форме.

Ответа не последовало. Она посмотрела на Фроста и увидела его застывшее от изумления лицо.

— Ты хочешь сказать... ты берешь выходной? — вымолвил Фрост.

— Да. Это мой первый пропуск по болезни. Ты видишь в этом какую-то проблему?

Фрост покачал головой и рассмеялся.

— Давно пора. Это все, что я могу сказать.

Риццоли смотрела вслед Фросту. Его смех все еще разносился по лесу. Она дождалась, пока он скрылся за деревьями, и повернулась к Дину.

Он раскрыл объятия, и она бросилась в них.

Каждые два часа они приходят осматривать меня — нет ли пролежней. Это трио сменщиц: Армина в дневную смену, Белла по вечерам, а ночью — тихая и застенчивая Корасон. Мои девочки, так я их называю. Для человека непосвященного они все одинаковые, с гладкими смуглыми личиками и мелодичными голосами. Хор филиппинок в белых халатах. Но я вижу, какие они разные. По тому, как они подходят к моей кровати, как перекатывают меня с боку на бок, чтобы поменять положение тела. Так надо, иначе под тяжестью тела испортится кожа. Разрушатся капилляры, прекратится доступ крови к тканям, они станут бледными, тонкими и очень ранимыми. Одна маленькая ссадина может быстро превратиться в очаг гниения.

Благодаря моим девочкам у меня нет пролежней — во всяком случае они так говорят. Я не могу проверить, потому что не вижу своей спины или ягодиц и не чувствую тела ниже уровня плеч. Я полностью зависим от Армины, Беллы и Корасон, которые поддерживают во мне жизнь, и, как маленький ребенок, обращаю особое внимание на тех, кто заботится обо мне. Я изучаю их лица, вдыхаю их запахи, запоминаю их интонации. Я знаю, что у Армины нос с горбинкой, от Беллы часто пахнет чесноком, а Корасон слегка заикается.

И я знаю, что все они боятся меня.

Конечно, им известно, почему я здесь. Каждый, кто работает в неврологии, знает, кто я такой, и, хотя ко мне относятся так же вежливо, как к другим пациентам, я замечаю, что они не смотрят мне в глаза, с опаской касаются меня, как будто перед ними раскаленный утюг. Я ловлю взгляды медсестер в холле, которые косятся на меня, переглядываются и шепчутся. Они болтают с другими пациентами, спрашивают их про семьи и друзей, но мне такие вопросы никогда не задают. Меня спрашивают только о том, как я себя чувствую и хорошо ли я спал.

Но я-то знаю, что их распирает от любопытства. Всем интересно, всем хочется заглянуть в душу к Хирургу, но они боятся даже приблизиться, как будто я вдруг вскочу и наброшусь на них. Поэтому они бросают на меня взгляды из-за дверей и заходят только по необходимости. Мои девочки занимаются моей кожей, моим мочевым пузырем, моим кишечником, но потом улетают, оставляя чудовище в его логове, прикованным к кровати собственным изуродованным телом.

Неудивительно, что я с таким нетерпением ожидаю визитов доктора О'Доннелл.

Она приходит раз в неделю. Приносит магнитофон, блокнот и несколько ручек, чтобы делать записи. И еще она приносит свое любопытство, демонстрирует его бесстрашно и бесстыдно. Ее любопытство чисто профессиональное — во всяком случае она так считает. Она придвигает свой стул поближе к моей кровати и устанавливает микрофон на тумбочку, так чтобы он ловил каждое мое слово. Потом наклоняется ко мне, выгибая шею, как будто предлагает мне свое горло. Какое у нее чудное горло! Она натуральная блондинка, с бледной кожей, и ее вены выделяются изящными голубыми линиями под прозрачной кожей. Она смотрит на меня без всякой боязни и задает свои вопросы.

— Ты скучаешь по Джону Старку?

— Вы знаете, что да. Я потерял брата.

— Брата? Но ведь ты даже не знаешь его настоящего имени.

— Да, меня и полиция постоянно об этом спрашивает. Но я не могу помочь им, он никогда не говорил мне, кто он на самом деле.

— Между тем ты переписывался с ним все то время, что находился в тюрьме.

— Имена были для нас не важны.

— Вы достаточно хорошо знали друг друга, раз убивали вместе.

— Это было лишь раз, на Бикон-Хилл. Мне кажется, это все равно что заниматься любовью первый раз, когда партнеры только учатся доверять друг другу.

— Выходит, убивая вместе, вы узнавали друг друга?

— А разве есть лучший способ?

Она вскидывает брови, как будто не уверена в том, что я говорю серьезно. Но это так. Я не шучу.

— Ты называешь его братом, — говорит она. — Какой смысл ты в это вкладываешь?

— Мы были связаны. Это были священные узы. Так трудно найти человека, который бы полностью понимал тебя.

— Могу себе представить.

Я очень чутко улавливаю сарказм, но сейчас я его не слышу в ее голосе, не вижу в ее глазах.

— Я знаю, на свете есть и другие такие же, как мы, — говорю я. — Главное — найти их, наладить контакт. Мы ведь все хотим найти себе подобных.

— Ты так говоришь, будто вы принадлежите к какому-то особому подвиду.

— Homo sapiens reptiles, — отвечаю я.

— Не поняла.

— Я читал, что в нашем мозге есть участок, который достался нам от рептилий. Он контролирует самые примитивные функции организма. Скажем, драку и полет. Совокупление. Агрессию.

— О, ты имеешь в виду Archipallium.

— Да. Мозг, который мы имели до того, как стали людьми и приобщились к цивилизации. В нем нет ни эмоций, ни сознания, ни морали. В общем, то же самое, что вы видите, глядя в глаза кобры. Эта же часть мозга отвечает за стимуляцию обоняния. Вот почему рептилии так чутки к запахам.

— Совершенно верно. С точки зрения неврологии, наша обонятельная система тесно связана с Archipallium.

— Вы знали, что у меня всегда было сверхъестественное обоняние? Какое-то мгновение она просто таращится на меня. Она опять не знает, говорю ли я серьезно или просто придумал эту теорию, поскольку знал, что она заинтересуется ею как нейропсихиатр.