Зухра Сидикова - Стеклянный ангел

- Простите, Михаил Германович, - охранник покраснел и вытянулся в струнку, – но это была не та девушка! Не та! Я помню, о ком вы меня предупреждали. О высокой брюнетке с короткой стрижкой. Зовут Кира. Кира Полунина. Очень хорошо помню. Вы и фотографию мне показывали. Но это была не она. Это была другая девушка.

- Другая? – Михаил подошел ближе. – Она представилась?

- Нет. Сказала только, что вы ее очень ждете. Она так одета… ну вы понимаете… Короткая юбка, волосы светлые длинные… Я подумал, что это… Помните, как в прошлом месяце? Вы тоже вызывали девушку… именно в это время. Просили не мешать… Я думал, это тот же случай… Простите меня, виноват! Хотите, я схожу, найду ее?

- Нет, не надо, я сам поднимусь. Наверное, мы с ней разминулись, - сказал Миша. - Вы не волнуйтесь, Алексей, я вспомнил. Я действительно назначил встречу на это время. Заработался, из головы вылетело. Ведь сегодня первое декабря, и я действительно ожидал визита. Я пойду, а вы… – он подмигнул, и улыбнулся, – вы нам не мешайте и ни в коем случае не поднимайтесь.

- Хорошо, Михаил Германович, - серьезно сказал охранник, – ни в коем случае!

Миша вернулся к лестнице, чувствуя, как страх и радость одновременно сводят мышцы спины и ног, делая каждый шаг мучительно трудным.

В безлюдных, слабо освещенных коридорах, которые он проходил один за другим, было очень тихо. Он знал, что она где-то здесь, она пришла за ним. Он помнил, что последний стеклянный ангел, которого она унесла с собой, предназначался ему. И только ему. Она обещала и теперь пришла, чтобы выполнить свое обещание.

У него дрожали руки, было трудно дышать, и он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и расслабил галстук. Потер горячей ладонью  шею и сжал ее, словно приближая тот последний миг, когда молодая длинноволосая женщина подойдет к нему и сделает то, за чем пришла в этот первый день зимы.

Может быть, она позволит ему обернуться и увидеть свое лицо, а может быть, так и останется всего лишь призрачной тенью, исчезающей в то же мгновенье, как только протянешь к ней руки.

Проходя эти пустые коридоры, эти мраморные лестничные пролеты и огромные холлы, он не задавался целью найти ее. Он знал: это ни к чему. Она сама найдет его, а ему остается только ждать. Ждать ее приближения.

Сегодня ровно год с того дня, когда он, привязанный к стулу, последний раз почувствовал ее губы на своих губах. Если бы снова можно было вернуться в тот день… все повторить… Он сказал бы ей то, что не успел сказать тогда…

Он вошел в свой кабинет и, не включая света, снова сел в кресло у окна. Внизу все так же переливался, мерцая огнями, город, пересеченный линиями автострад, расчерченный квадратами площадей и скверов.

Миша ждал, прислушиваясь к тишине, бесконечной и камерной, как ночь за стеклом, таким прозрачным, что казалось: его нет, что оно иллюзия, и что стоит немного подастся вперед, и тут же сорвешься и полетишь в эту фиолетовую ночь, в этот сверкающий, бурлящий неоном котел.

Прошло совсем немного времени, - несколько секунд или несколько часов, - и вот в темной всепоглощающей тишине он услышал шаги. Тихие и легкие. Ее шаги - он знал это точно. Она пришла за ним. И принесла с собой фигурку стеклянного ангела. Последнего ангела, предназначавшегося для ее последнего дела.

Он замер. Он не думал больше ни о чем, только о ней. О ее руках, которые сейчас к нему прикоснутся, о ее губах, которые, может быть, прижмутся к его губам. Как в тот день, когда он видел ее в последний раз… первый день прошлогодней зимы…

Ничего больше не существовало в целом мире. Только она. И звук ее шагов у него за спиной.

Но внезапно этот звук, гулко отзывающийся в пустом здании, стал затихать и постепенно исчез, словно растаял. Напрасно он прислушивался, сдерживая в себе желание вскочить, побежать, догнать.

Нельзя этого делать, уговаривал он себя, нельзя бежать за ней. Если он это сделает, он окончательно ее потеряет. И он ждал, все еще надеясь, что она вернется.

Она не вернулась, и он почувствовал, как вязкая тишина снова обступает его со всех сторон. Устало прислонившись лицом к стеклу, он закрыл глаза.

Он так долго хотел этого, так долго ждал… но ничего не случилось… Она не дошла до него всего несколько шагов. Она не захотела… Она снова оставила его одного. В этой пустоте, в этой бессмысленности. Среди сотни вопросов, которые он задавал себе, и не мог найти ответа.

И в эти несколько минут, оцепенело зависших между его прошлым и его настоящим, он принял окончательное решение. Он будет терпелив, он будет ждать столько, сколько нужно. И, может быть тогда, - подумал он, с надеждой всматриваясь в заоконный сверкающий город, - может быть тогда, он, наконец, дождется того, чего ждет так долго. Прикосновения теплых рук на своей шее и гладкой прохладности стекла в своей ладони. И того мгновенья, когда стеклянный ангел с золотыми весами в правой руке коснется его своим прозрачным легким крылом. Коснется и не улетит. Останется рядом. Надолго. Навсегда.

Вглядываясь в темноту за окном, он крепко задумался, и не сразу заметил, как на его плечи опустились легкие, но сильные руки. Он хотел повернуть голову и взглянуть в лицо, наклонившееся над ним, но не успел.

Кресло, придвинутое к окну, все больше погружалось в темноту, заливающую, словно чернила, пространство по ту сторону оконного стекла. Город устало гасил огни и затихал в ожидании скорого утра. Резкий порыв ледяного ветра внезапно разорвал надвое рыхлую дымчато-серую тучу как раз в том месте, где на десятом этаже зеркально-бетонного гиганта у самого окна стояло кресло. И на мгновенье яркий отблеск луны, вдруг показавшейся в этой небесной расщелине, осветил и само кресло, и человека, сидящего в нем, и фигурку стеклянного ангела, бережно покоящуюся на раскрытой ладони.