Джон Сэндфорд - Ночной убийца

Она продолжала висеть у него на спине и кричала, как безумная…

Входная дверь распахнулась, и в квартиру вбежал Слоун с пистолетом в руке. Лукас сделал неуверенный шаг в его сторону, Куп потерял равновесие, и его отбросило к двери на балкон.

Коннел почувствовала, как он ударился бедром о перила, посмотрела вниз и поняла, что там пустота. Она выпрямила ноги, встала на железное ограждение балкона и увидела приближающегося Лукаса…

— Меган!!! — закричал Лукас.

Коннел ухватилась за противника обеими руками, сильно уперлась ногами в перила и оттолкнулась. Оба перевалились через ограду и упали в ночь.

Лукасу не хватило двух шагов. Он прыгнул вперед, и ему даже удалось коснуться ноги Купа, но он не сумел удержать его и врезался в перила. Лукас почувствовал, как Слоун поймал его за плечи сзади. Наклонившись, Лукас увидел, что Меган и Куп падают вниз.

Глаза Коннел были открыты. Она выпустила голову врага, и перед ударом об асфальт они зависли в воздухе, приняв форму звезды, как парашютисты во время затяжного прыжка.

До самой земли.

И навсегда.

— Боже мой, — пробормотал Слоун.

Он перевел взгляд с Лукаса на перила и обратно. Кровь текла из носа Лукаса на рубашку, он стоял, опустив одно плечо на фут ниже другого, глядя вниз, на тротуар.

— Боже милосердный, Лукас…

Лукас сидел в своем виниловом кресле и смотрел телевизор. Показывали какой-то фильм про обычную американскую семью, которая на самом деле была стаей гигантских жуков, пытающихся взорвать атомную электростанцию.[30] Один из детей-жуков курил марихуану. Лукас не следил за сюжетом, ему было наплевать.

Он больше не мог думать о Коннел. Лукас успел перебрать все варианты возможных действий. В какой-то момент он убедил себя, что Меган была готова к смерти. Она сделала свой выбор. Кроме того, это лучше рака.

Потом он перестал в это верить. Она умерла. Лукас не мог смириться с этим: он так много хотел ей сказать и не успел…

Больше он не думал о ней. Она вернется через несколько часов или дней, а может, и недель. Ему никогда не забыть ее последний взгляд…

Глаза призрака. Он еще долго будет видеть их.

Но не сейчас.

Он услышал, как открылась дверь. Уэзер должна была возвратиться только через три часа. Лукас с трудом встал и, превозмогая боль, заковылял к двери.

— Лукас?

В голосе Уэзер слышалась тревога. Ее высокие каблуки застучали по выложенному плиткой полу на кухне. Лукас вышел в коридор.

— Да?

— Зачем ты встал? — спросила Уэзер.

Она была недовольна.

— Я думал, ты сегодня оперируешь.

— Я отложила операцию, — ответила она. Маленькая сильная женщина мрачно смотрела на него с расстояния в шесть футов. — Как ты себя чувствуешь?

— Мне больно дышать. Фургон телевизионщиков еще здесь?

— Нет, они уехали.

Уэзер держала в руках большую коробку.

— Хорошо. Что это?

— Специальный поднос, такие рекламируют по телевизору, — ответила Уэзер. — Я установлю его у тебя в спальне, и ты сможешь есть, не вставая.

— Спасибо…

Он добрался до винилового кресла и осторожно опустился в него.

Уэзер посмотрела на экран телевизора.

— Господи, что ты смотришь?

— Понятия не имею, — ответил Лукас.

Врачи в отделении «скорой помощи» продержали его всю ночь, периодически измеряя давление. «Возможно, у вас внутренняя травма». У Лукаса было сломано четыре ребра. Один из медиков — на вид лет семнадцати — сообщил, что он не сможет высморкаться без боли до середины лета. Казалось, мальчишка очень радовался своему прогнозу.

Уэзер бросила сумочку на соседнее кресло и развела руки в стороны.

— Я не знаю, что мне делать, — сказала она, глядя на Лукаса сверху вниз.

— О чем ты?

— Я боюсь к тебе прикоснуться. Из-за твоих ребер… — В ее глазах стояли слезы. — Мне хочется обнять тебя, но я не знаю как.

— Подойди и сядь ко мне на колени, — предложил он. — Только очень осторожно.

— Лукас, я не могу, — сказала она, неуверенно шагнув к нему. — Я тебя толкну.

— Пока я не делаю резких движений, со мной все в порядке. Главное — действовать аккуратно. Если ты пристроишься у меня на бедре…

— Ты уверен, что тебе не будет больно? — спросила Уэзер.

Когда она прижалась к Лукасу, боль была совсем слабой, зато ему стало намного легче. Через некоторое время он закрыл глаза и заснул. Голова Уэзер лежала у него на груди.

В шесть часов они вместе посмотрели новости.

Триумф Рукс.

Щедрый и скорбный одновременно. Она расхваливала всех детективов, участвовавших в поимке преступника, за исключением Дела — он ненавидел, когда его лицо появлялось на экране. С полдюжины раз она упомянула Дэвенпорта в качестве руководителя расследования. Начальник полиции также нарисовала траурный портрет Коннел и рассказала, как она боролась за права женщин и отдала жизнь ради уничтожения чудовища.

Потом с речью выступил мэр, который особенно выделил роль главы Бюро по борьбе с преступностью. Президент профсоюза служащих штатов и муниципальных образований Америки сказал, что утрата Коннел невосполнима. Мать Меган, прилетевшая из Бемиджи, горько плакала.

Это были замечательные телевизионные репортажи, большую часть которых вела Джен Рид.

— Когда мне позвонили, я так испугалась… — призналась Уэзер.

— Бедная Коннел, — сказал Лукас.

У Рид были чудесные глаза.

— Плевать на Коннел, — ответила Уэзер. — И плевать на тебя. Я боялась за себя. Что бы я стала делать, если бы тебя убили?

— Хочешь, я уйду из полиции?

Она посмотрела на него и улыбнулась.

— Нет.

Во время следующего телевизионного репортажа показали дом Лукаса. Он так и не понял почему. Затем телеоператор снял квартиру Иенсен с крыши дома на противоположной стороне улицы. Было произнесено слово «аквариум».

— У меня кровь холодеет, — содрогнувшись, проговорила Уэзер.

— Трудно поверить, — сказал Лукас. — Горячая финская кровь.

— И тем не менее… Жуткая история.

Лукас посмотрел на нее, подумал о ее попке в тот день в ванной комнате. Великолепная попка, которая стала причиной всех последующих событий…

Лукас попросил Уэзер встать и с трудом поднялся на ноги. Он осторожно потянулся, как старый, страдающий от артрита кот, и неожиданно на его лице появилась счастливая улыбка.

Перемена была такой разительной, что Уэзер даже отступила на шаг назад.

— Что такое? — спросила она. Может быть, от боли его разум помутился? — Тебе лучше присесть.

— Ты умная и красивая женщина с отличной попкой, — сказал он.

— Что? — недоуменно спросила она.

— Мне нужно в город.

— Лукас, тебе нельзя, — рассердилась Уэзер.

— Я принял адвил, — возразил Лукас. — Со мной все в порядке. Кроме того, врачи сказали, что я не так уж сильно пострадал, просто еще некоторое время грудь будет болеть.

— Лукас, у меня однажды было сломано ребро, — сказала Уэзер. — Я знаю, что это такое. Неужели у тебя такие важные дела…

— Да, очень, — ответил он. — К тому же это не займет много времени. Когда я вернусь, ты сможешь поцелуями прогнать мою боль.

Он медленно и осторожно двинулся к гаражу, чувствуя каждый синяк на своем теле. Уэзер последовала за ним.

— Может быть, отвезти тебя?

— Нет, я действительно в порядке, — сказал Лукас.

На кухне он снял телефонную трубку, набрал номер полицейского управления и попросил позвать Грива.

— Послушай, я думал, ты серьезно пострадал, — сказал тот.

— Помнишь парня, который занимается разными ремонтными работами в «Доках Эйзенхауэра»? — спросил Лукас.

— Да, а что?

— Найди его. И задержи там. Встретимся в вестибюле. И возьми с собой сотовый телефон, мне нужно будет кое-куда позвонить.

Когда Лукас прибыл, Грив уже ждал его. Он был в джинсах и легкой шерстяной спортивной куртке. Пистолет в кобуре висел на поясе слева, как у Лукаса. Юноша, Грег, сидел на пластиковом стуле и выглядел испуганным.

— Что происходит, сэр? — спросил он.

— Давай поднимемся на крышу, — сказал Лукас и повел их к лифту.

Когда они вошли в кабину, он нажал на кнопку верхнего этажа.

— И что мы там будем делать? — спросил Грив. — У тебя появилась идея?

— Ну, теперь, когда с Купом покончено, нам нужно раскрыть твое дело, — ответил Лукас. — А раз уж этот молодой человек не хочет говорить, мы заберемся на крышу, возьмем его за щиколотки и будем держать над тротуаром до тех пор, пока он что-нибудь не вспомнит.

— Сэр? — Грег прижался спиной к стенке кабины.

— Шучу, — сказал Лукас.

Он улыбнулся, но парнишка продолжал жаться к стене. Когда лифт остановился на верхнем этаже, они поднялись по короткому пролету лестницы и открыли дверь на крышу.