Каштановый прииют (СИ) - Холодова-Белая Анастасия

— Вы не поверите.

— Почему не поверю. Вы были внутри этого всего, возможно, вам были доступны детали, которые не видела я.

— Вы меня подозревали. Если бы не это, я бы выдал вам убийцу ещё сутки назад. Дитмар его назвал, и те сектанты, о которых я вам рассказывал, тоже.

— Да, подозревала.

— Я понимаю, я сам себя подозревал. Он сделал всё, чтобы я посчитал, что способен на это.

— Если вы думаете, что я так легко повелась на его манипуляцию, то зря. Я очень придирчиво изучала вашу кандидатуру. Вы, мягко говоря, не выглядите как маньяк. Я этих ребят столько видела, что могу точно сказать, что вы если и маньяк, то слишком нетипичный. Это моё первое дело в новом департаменте… Можете меня поздравить, я прошла этот экзамен и получу место.

От разговора их отвлёк усилившийся гомон. Вильям подошёл поближе к ограде. По аллее к воротам шли мистер Монтгомери, главврач, незнакомый мужчина, который, скорее всего, и будет говорить с прессой. Такие переговорщики были в каждой больнице, чтобы решать сложные и очень сложные вопросы. Главное — потом мимо этой толпы прошмыгнуть. Наверное, пойдёт к той дыре, которую нашёл. И кого-то с собой выведет. Не хватало ещё сверху на ещё не остывшие пережитые эмоции накладывать беспардонных грубых и циничных корреспондентов, которые могут и за одежду хватать, и без разрешения фотографировать, чтобы сенсацию обеспечить.

— Там, кстати, главврач собирает всех в холле второго этажа. С вас адрес проживания, чтобы мы могли вас вызвать на допрос.

— Конечно, без проблем.

Вильям сглотнул мятный леденец и быстро пошёл на второй этаж. Сомнений в том, что больницу закроют, не было никаких. Вопрос в том, на какой срок. Хотелось бы, чтобы не навсегда, искать работу снова не входило в его планы, он только устоялся в этом месте, и снова срываться куда-то он откровенно боялся. Как показали Кристиан и Аннелиза, столкнуться с прошлым можно где угодно и когда угодно, даже если не ждёшь этого. И не факт, что в следующем городе он не пересечётся с теми, кто ещё остался в секте. Здесь Вильям наконец впервые почувствовал себя в безопасности. Убийцы больше нет, Дитмар на свободе, Кристиан не угрожает ничем, наоборот просит помощи. Но если скандал не удастся быстро свернуть, он может остаться без работы и на несколько лет. Всё теперь зависит от попечительского совета приюта и только от них.

Главврач стоял на лавке, как на трибуне, чтобы всем, кто ещё оставался в больнице, было его видно. Ребята из бредового, экспериментальное, из дожития, администрация, архивы. Все эти люди работали тут в самое тяжёлое время, не останавливаясь. Вильям чувствовал безмерную благодарность всем за то, то больница не встала, потому что тогда пациентов перещёлкали бы как орешки. И, самое главное, мистер Рэйнолдс остался тут до конца. Он прикрывал, тянул с бумагами, защищал перед попечителями и детективами персонал, и при этом понимал, что ему придётся уволиться. После такого громкого скандала остаться на посту у него бы не вышло, потому что всё равно его имя прополощут в прессе. И понимание этого всего было написано у него на лице.

— Добрый день всем. Я хотел бы объявить достаточно печальные новости. Вам придётся покинуть больницу. Сегодня её опечатают и обыщут. До конца разбирательств здание будет законсервировано. Если здесь есть те, кому некуда идти, поднимите руки, — Вильям с секунду подумал и решил её не поднимать. Позвонит риэлтору, попросит впустить в квартиру чуть раньше пожить. Какая разница, если предыдущие хозяева уже давно оттуда съехали. — Всем предоставят номера в гостинице до тех пор, пока вы не найдёте жильё, — мистер Рэйнолдс грустно улыбнулся. — Вам запрещено давать прессе комментарии относительно всего происходящего, потому что за этим следует разглашение диагнозов, это недопустимо. Слушание будет закрытым, поэтому просьба не трепать языками, это очень важно для защиты пациентов и их родственников. О том времени, когда больница сможет вернуться к работе, будет сообщено дополнительно, но если вы не хотите ждать, вы можете отправить на имя попечительского совета заявление на увольнение, его рассмотрят до Нового года. Я, скорее всего, уже не буду главным врачом. Я бесконечно благодарен всем вам, за то, что смогли продолжать работать в таких ужасных условиях и заботились о пациентах. Всё, у вас есть время собрать вещи, зайти в свои кабинеты.

Вильям быстро, не переобуваясь, поднялся на второй этаж под общий гвалт. Термос, ручка… Уже на выходе из отделения, забрав свои вещи, он остановился и вернулся к палате, где ночевал Дитмар. На кровати одиноко лежал Март. Сунув игрушку в карман пальто, Вильям пошёл на третий этаж. Нужно забрать вещи Хьюго, потому что за него это сделать некому. Карандашница, ручки в ней, пара фото в рамках, сертификаты и книжка про Алису. Ещё раз окинув на прощание взглядом коридор закрытого когда-то отделения, он подошёл к лестнице и громко откашлялся.

— Спасибо.

не за что, обращайтесь, мистер Салтрай

Стараясь не замечать липкого холодка, прошедшего по спине, он начал спускаться. Теперь собрать вещи в комнате и созвониться с риэлтором. Рождество он будет встречать уже в новой квартире. Значит, нужно купить хотя бы пару веток ели, чтобы создать немного настроения. В конце концов, Вильям завершил этот год по-настоящему триумфально, и это стоит отметить. И пригласить некоторых ребят и девчонок из отделения отметить с ним, они все заслужили этот праздник.

Снова она, стоит, смотрит. Снова один на один. Тишина, она давит, как толща воды.

— Отпусти меня.

Шипит сквозь зубы, медленно, но верно перекашиваясь, превращаясь в чудовище.

— Отпускаю.

Темнота исчезает, разбивается, сыплется на голову осколками. Стоят в поле под тем деревом. Она в своём белом платье с тюльпанами. Как на той фотографии.

— Отпускаю. Иди.

— Правда? Сможешь?

— Не ехидничай, я уже взрослый, и ответить могу.

Хихикает, как ребёнок, сделавший глупую шутку.

— И даже скучать не будешь?

— Нет. Я больше тебя не держу, ты свободна и вольна уйти куда хочешь.

Он шагает навстречу, обнимает. Он хотел, всегда хотел себе мать, такую, как у других одноклассников, хорошую, добрую, чтобы дома они играли в настольные игры и ходили в парк зимой, кататься на катке. Но её не было. И только далёкие забытые воспоминания держали его и её вместе. Хватит. У него нет матери и не надо. Пусть уходит, куда хочет, где её ждут. Отстранившись, он толкнул её от себя и скрестил руки на груди, порыв жаркого обжигающего ветра, она со смехом кружится, разлетается в пыль. И вот тишина, спокойствие. Ложится на траву в тени под деревом. Они свободны. Надолго? До свидания, мама, до следующего обострения.

Тёплый апрельский ветер влетел в окно, донося одурительный аромат лаванды. Старый фонтан перед входом превратили в клумбу и засадили этой самой лавандой и базиликом. Когда солнце в полдень особенно нагревало цветы, этот потрясающий запах просто сшибал с ног.

— Он смотрит. Стоит и смотрит.

— Вам не приятно это внимание, как я понимаю.

— Да. Я спать хочу, а он не даёт.

Мистер Малоун потянул руки в рот и, только заметив перчатки, спрятал их в карман. Он весь нервно дёргался, тик его доканывал, удивительно, что при таком тике нет нарушений речи. Вильям откинулся на спинку кресла и быстро сделал запись в карте.

— Я могу сделать так, чтобы он не приходил. Но обещайте, что больше не будете ковырять губы и дёсны. По крайней мере до конца мая.

— А сейчас что?

— Пятнадцатое апреля.

— Долго.

— Но зато спать будете спокойно. И не забывайте, я всё вижу, и если вы опять снимете перчатку — я узнаю, — мистер Малоун задумчиво почесал кончик носа и нахмурился. Вильям его не торопил. Противного старикашку приходилось брать шантажом и откровенным подкупом, по-хорошему с ним уже пытались, но ничего не выходило. Наконец он протянул руку для рукопожатия.