Волчье кладбище - Тони Бранто

– Позже случилось убийство, и Дарт совершенно забыл положить деньги обратно в конверт. На допросе у Хиксли он впервые вспомнил о деньгах и, разумеется, поначалу растерялся…

Я ухмыльнулся:

– Я-то думал, он в сторожку за утехами мчался…

– Навестим Диксонов? – неожиданно бодро спросил Адам.

– Прямо сейчас?

– А чего ждать? Они наверняка волнуются.

– Конечно. Юдифь переживает, кто в Ветилуи теперь вторгаться будет.

Адам немного покраснел. Но как это обычно происходит в таких случаях, он ловко заставил покраснеть меня:

– К тому же у Диксонов уже неделю живёт Анна.

– Анна? У Диксонов? – Я опешил.

– Ночью, пока ты ходил на танцы, я посоветовал Анне скрыться на время. Агата согласилась приютить бедняжку.

– Вот почему она не спала…

– Я знал, что не смогу уговорить тебя не приставать к ней, поэтому уговорил её исчезнуть. Она гораздо мудрее тебя. Твоё настойчивое внимание сильно компрометировало её. Полиция знала, что у Анны не было алиби, вдобавок она получала деньги и, очевидно, могла иметь молодого любовника в твоём лице. Возможность, мотив, связь.

Я задумался.

– Кто знает, может, после развода она планировала выйти за тебя? Так что, мой юный принц-консорт, – Адам издевательски улыбнулся, – в следующий раз проявите сдержанность.

– Давай не пойдём, – сказал я хмуро.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

Больше Адам не разговаривал. Он уснул, боль и длительная беседа, должно быть, утомили его. Я неслышно удалился в пустой коридор, где гулял сквозняк и куда доносились крики чечевицы[91] из леса. Двери всех спален были распахнуты настежь. Стояла поразительная летняя тишина, и она мне нравилась.

Я стоял у калитки перед маленьким коттеджем. Одним из тех, что после войны строились для вдов и сельскохозяйственных рабочих. Под двумя фасадными окнами был разбит крохотный садик. Слева над домом, будто сокрыв его от ненастья, протянула свои ветви старая вишня, понемногу угасавшая после сезона цветения.

Помните иллюстрации Тенниела к сцене чаепития Алисы с Болванщиком и Мартовским Зайцем? Меня можно было смело сажать за их стол. Таким нелепым я себе представлялся в ту минуту. Приглаженные волосы, зачёсанные набок, отутюженная сорочка. Букет цветов и конфеты. Миссис Гринджер смилостивилась и дала адрес.

Джульетта с матерью занимались домашними хлопотами. Нежданный гость в моём лице потревожил их спокойствие. Они суетливо принялись накрывать на стол. Из печи так удачно подоспел волован[92]. За чаем я набрался мужества и выложил хозяйке, что мне нравится её дочь и что у меня самые благие намерения. Хозяйка отвечала мягкостью и кроткими взглядами в мою сторону. Джульетта цвела на глазах, будто домашний цветок, который только что убрали с мороза. Все те мгновения за столом я ощущал, что поступаю правильно. Джульетта принесла небольшую коробочку.

– Это пенни мертвеца, – сказала она, подняв картонную крышечку.

У меня под носом оказался небольшой медальон из бронзы около пяти дюймов в диаметре с чьим-то выгравированным именем. Их выдавали родственникам всех военнослужащих, погибших в Первой мировой войне, объяснила Джульетта. Плашку с именем её деда хранил у себя её отец, пока сам не был убит в недавних сражениях.

– Я бы хотела, чтобы эту коробочку с фамилией моего деда и моего отца хранил мой муж, – добавила она, коснувшись моей ладони.

Внезапно в меня что-то вселилось, или наоборот, – что-то из меня выпорхнуло. То, чего во мне отродясь не было. Идея, родившаяся час назад, но так и не нашедшая, за что уцепиться в моём существе. Меня никогда не учили делать предложение, в этом я усмотрел какой-то шанс для себя. Но оказалось, это не было сродни умению месить тесто и печь пироги. Это оказалось чем-то, что не должен уметь делать каждый поголовно.

Когда Джульетта вышла вскипятить ещё раз чайник, её мама, тихая и разумная женщина со спокойным красивым лицом и аккуратно собранными на затылке волосами, посмотрела на меня карими проницательными глазами. Долго этот взгляд на мне не задержался, но я понял его значение.

– У вас подкова над входной дверью, – заметил я.

– Её подарил офицер, служивший с моим мужем, – ответил добрый голос.

– Подкова на счастье.

Она кивнула.

– Почему она висит вниз концами? – спросил я. – Обычно концы направлены вверх.

– У нас говорят, дьявол совьёт себе гнездо в доме, если вешать подкову концами вверх.

Я мрачно кивнул.

– Вы считаете меня дьяволом?

– Я считаю тебя красивым здоровым юношей, но дьявол может просочиться через эту красоту.

– Обычно так говорят про молодых красавиц.

– Но не в нашей деревне, – она улыбнулась. – Здесь не женщины – цветы, а мужчины. Женщин здесь, как дикого чертополоха.

– Вы считаете меня капризным цветком?

Она покачала головой.

– При должном уходе любой саженец проснётся. Только ты – совсем другое дело.

– Считаете, я не проснусь?

– Ты не уснёшь. В тебе кипит потребность в странствиях. Твой дом всегда будет в неизведанном, а ты сам подобен синей птице с чёрными крыльями, которая всегда будет ускользать.

Я призадумался и сделал глоток чая. Джульетте несказанно повезло с матерью. Несчастье в моём лице слишком очевидно, чтобы добровольно соглашаться впускать его в свой мир.

Синяя птица с чёрными крыльями…

Я допил остатки чая, затем поднял глаза на хозяйку этого дома. Она почувствовала взгляд и посмотрела в ответ. Я внезапно осознал, что хотел бы обладать и этой женщиной.

– Могу я научиться быть мужем?

– Нет. Твоё тело – не тело мужа.

– Тогда мне лучше уйти сейчас, пока…

Она кивнула.

Я поднялся и, безмолвствуя, двинулся к выходу. В дверях я обернулся и понял, что мне и в самом деле было не за что цепляться, а главное нечем.

– Не старайся искоренить свои недостатки. Что ты поставишь на их место? – с улыбкой сказала хозяйка, добавив: – Так один француз говаривал.

С порога глаза женщины за столом показались мне чёрными.

– Скажите, как зовут вашу дочь?

– А как ты про себя её звал?

– Джульетта.

– Помни о ней, как о Джульетте. Оставь её за этим порогом, как будто ты просто дочитал книгу.

Мне это понравилось. Под стать моей природе, с которой ничего нельзя было поделать. Но я шёл на этот риск сознательно. Только бы войны не случилось, а так…

Итонский пристенок (англ. Eton wall game) – традиционная игра с мячом, проводящаяся в Итонском колледже, похожа на регби и футбол.

Цитата из трагедии «Ромео и Джульетта» У. Шекспира.