Джеймс Грейди - Бешеные псы

Пока Кэри опускала стекло, я заглушил мотор.

Ланг наклонился ко мне:

— Приятно поразмяться.

И распахнул дверцу перед Кэри.

Она, а вслед за ней я выбрались из машины.

Хейли вывела Эрика и поставила его рядом с Лангом. Я прошел к скошенному багажнику белого чудища, чтобы присоединиться к ним с другой стороны машины. Пахло холодной водой, ночным ароматом весенних деревьев, мусором со свалки, дымом шутихи.

— Как Зейн? — спросила Кэри Ланга.

— Погоди, сама узнаешь.

Стоя рядом с Кэри, Ланг обратился ко мне:

— Вик, Зейн считает, что, пока нам здесь необходимо официальное присутствие, мне следует взять руководство.

— Валяй, — согласился я. Кэри пристально посмотрела на «вольво», и было в ее взгляде что-то такое, что мне захотелось отвести взгляд в сторону, на перекатывающиеся волны. — Будешь за главного.

Пока я обходил белый «кэдди», Ланг сказал:

— Эрик, Вик говорит, что я теперь за главного, так что выполняй мои приказы. Прижми к себе Хейли, чтобы она не могла убежать, выстрелить или взять руководство.

Что? Я резко обернулся и увидел, как Эрик притиснул Хейли к себе.

Бах-щелк! Кэри, судорожно дернувшись, падает на разбитый асфальт, как…

Что-то жгуче-колючее впивается в мою левую щеку, и я выдергиваю… дротик.

Ланг стоял, наведя на меня чудовищно длинный черный палец.

Пистолет! Стреляй… Правой рукой я выхватил «глок» из кобуры, но он выпал из моих внезапно онемевших пальцев, колени подогнулись, как резиновые, меня повело из стороны в сторону, пространство и время безвольно провисли, но Ланг… Ланг был всего в шести футах, и я выбросил левую руку, все еще пытаясь схватить-ударить-отразить…

Увлекаемый собственной инерцией, я не устоял на ногах и успел заметить только черные тучи звезды все кружится кружится голова, — потом тяжело рухнул на спину, голова подпрыгнула, ударившись о камни, и переместилась в конус безжалостного белого света.

Спина, я лежу на спине. Глаза видят. Вращаются в орбитах. Челюсть отвисла, рот открыт. Струйка слюны на щеке. Надо вытереть… Мои ладони, руки, ноги — весь я словно приклеен к асфальту стоянки.

Бах-щелк! Совсем близко.

Я слышу голос Ланга:

— Два выстрела, пожалуй, достаточно для Кэри. Как думаешь, Эрик? Нет, не отвечай. Эти умоляющие нотки в твоем голосе раздражают меня. Крепче держи Хейли, хотя пистолет у нее я уже отобрал. Как сказал Вик, она больше не начальник. Теперь начальник я.

Мои ноги безжизненны. Руки какие-то не свои.

Шаги, удаляющиеся по асфальту. Я скосил глаза.

Кэри лежала, вытянувшись рядом со мной. Ее трясло, как в беззвучном эпилептическом припадке.

Я слышу, как открывается дверца «вольво». Бах-щелк!

Что-то волокут по асфальту. Смутные очертания сгорбившегося Ланга. Под действием силы тяготения что-то тяжелое упало рядом со мной в расколотую тьму. Шаги удаляются.

Я слышу, как открывается дверца «вольво». Бах-щелк!

Еще что-то тянут по асфальту. «Черт!» — голос Ланга. Мне удалось повернуть голову. Ланг свалил Рассела в ярде от моей раскрытой ладони. Рассел пропах дымом от гранаты, которую Ланг швырнул в припаркованный «вольво». Теперь он сгреб в бушлат добычу, извлеченную из «кэдди»: бронежилет, одну из гранат, ружье с дротиками, полицейский автомат, из которого он «бабахнул» по Расселу и Зейну, а потом по Кэри. Для верности Ланг выстрелил в каждого по второму разу.

Внезапно он замаячил надо мной. Серебристые волосы блестели в конусе света.

Он наклоняется… садится, садится на мои чресла… тяжело, тяжело дышать, я не могу…

Лицо Джона Ланга. Мужественное, худощавое лицо человека под шестьдесят. Обрамленное темным воротником бушлата. Он смотрит вниз, на мою отвисшую челюсть. Я перестаю чувствовать его вес. Он становится на четвереньки. Вглядывается в меня. Лицо к лицу.

Ближе. Его лицо становится все ближе… я не могу шевельнуться, не могу… Он что — собирается меня поцеловать?

Вампир. Еще ближе, будто он…

Но вот он отвернулся. Отвел взгляд влево, повернул голову, но продолжает наклоняться все ближе и ближе…

Его ухо прилипает к моему лбу.

И я понял.

Ланг тяжело припал ухом к моему лбу, словно желая расплющить мой череп о камни.

— Не слышу никаких голосов в твоей голове, — сказал мне Ланг, снова становясь на четвереньки и вглядываясь в меня, парализованного, как ягуар в свою добычу. — Это что — хор или голос лектора? Они говорят размеренными фразами? Или кричат? Или это скорее вроде… мерцающего в тебе всеобъемлющего знания?

Струйка слюны стекла по моей щеке.

Оттуда, где стоял белый «кэдди», Хейли, которую Эрик все еще тесно прижимал к себе, крикнула что есть силы:

— Чего ты хочешь?

Ланг встал, повернулся к ней:

— А чего хочет каждый из нас?

Эрик всхлипнул. Еще теснее сжал Хейли. Повинуясь команде нашего начальника.

Мизинец, мой левый мизинец дернулся.

— Ты хочешь убить меня, — сказал Ланг Хейли. — Да тише ты, не дергайся так, а то Эрик уже и так пламенеет.

— Е… еще… два… два…

— Хочешь что-то добавить, Виктор? — Ланг посмотрел на часы. — Да, еще примерно двадцать пять минут до того, как ты придешь в форму, но это вовсе не означает, что ты должен просто так валяться, не принося никакой пользы. Внеси свой вклад.

— П… си…

— Псих? Ты это пытаешься сказать? — Ланг пожал плечами. — Обычное слово — не хуже и не лучше других. Хотя стоит лишь назвать вещь, как ты ограничиваешь свое понимание. Конечно, понимание — громко сказано. Давай лучше обратимся к вопросу «почему?». Ты только пойми… ух ты!

Да, назови убийство доктора Ф. и цепь событий, которые оно вызвало, возней бешеных псов.

Не внутренний заговор ренегатов подтачивает американские устои.

И не нападения злодеев извне.

Все это бешеные псы, которых третировал и науськивал один из них.

Ланг подошел ближе ко мне.

Правая, теперь дернулась правая нога.

Поле зрения расширилось. Я слегка повернул голову. Зейн лежал, скрючившись, рядом с бесформенным нагромождением — телом Рассела. Специалист по электричеству, Эрик однажды рассказал на групповом занятии, что полицейский автомат может вывести из строя нормального человека минут на двадцать. Зейна и Рассела оглушили, затем выстрелили из полицейского автомата. Дважды. Теперь они вырубились надолго.

Невротоксин припечатал меня к асфальту. Я мог только оглядываться, слегка поворачивать голову, чувствовать подергивания в пальце и ноге.

Дверца «кэдди» открылась. Закрылась. Я повернул голову в том направлении.

Оказалось, что Ланг, улыбаясь, использовал ключ зажигания, чтобы открыть багажник.

— Виктор, — сказал он, роясь в багажнике, — это твоя вина.

«Нет! Неправда!»

Челюсть, я уже мог двигать челюстью, но контролировать язык пока не удавалось.

— Ты был моей находкой. — Ланг швырнул свой бушлат на асфальт стоянки. — Ведь я тоже был Крутым Парнем в Азии. Поэтому я следил за тобой, поднимаясь по служебной лестнице Управления в Центр борьбы с терроризмом, а оттуда — в это заморочное болото под названием внутренняя безопасность.

Он вытащил из багажника бронежилет.

— В тысяча девятьсот семнадцатом германские подводные лодки терроризировали Восточное побережье. Скандал, связанный с нашей неподготовленностью, навел федеральное правительство на мысль реорганизовать то, что политики и пресса назвали «неуклюжей путаницей секретных служб». Вот уж что мы всегда умели делать, так это рисовать нелепые схемы и издавать нелепые указы. Суть в том, — продолжал он, облачаясь в бронежилет, — что чем больше все меняется, тем больше все остается, как было. Тогда к чему быть реалистом?

Ланг наглухо запахнулся в жилет, щелкнул застежками. Ухмыльнулся.

— Ну, как я выгляжу?

Рука, я чувствую пульс в левой руке. Губы криво шевельнулись, но единственный звук, который я смог издать, был: «Я… не…»

— Я? Меня? Ну хватит самокопаний. — Ланг обвешал себя оружием: теперь у него был еще и полицейский автомат, ружье с дротиками, две гранаты. — Если мы будем говорить только о тебе, ты упустишь картину в целом.

Впрочем, картина не бог весть какая. Раскрой глаза пошире, и ты поймешь, что все это не более чем киношное мельтешение. Вихревое движение: есть — было — могло быть. Если ты слышишь многомиллионную волну слухов, ты можешь оседлать ее. Учись ловить волну. Серфер не просто катается на волнах, он правит.

В ночной темноте стоянки седовласый человек в бронежилете раскачивался из стороны в сторону, черные тапки бойца кун-фу цепко держались за асфальт, словно он скользил по гребню цунами, волнообразно размахивая руками, не чтобы удержать равновесие, а подтверждая правоту своего опыта.

Как приверженец багуа, Ланг описывал круги и делал выпады, изворачивался и вращался, напоминая то серфера, то дракона, то обоих одновременно.