Уоррен Мерфи - Тяжелый рок

– В левой, – повторил Уилли, и Эдельстайн взял банку в левую руку.

На секунду задумавшись, Уилли сказал:

– Поставь вон туда, на камень.

Когда Эдельстайн вернулся к машине, Уилли протянул ему бомбу.

– А теперь делай так, как я скажу, – велел Уилли. – Поставь бомбу на крышку банки той частью, где скрепка для бумаги, и – сюда. Не задерживайся. Она рванет, когда я заведу машину.

– Блестяще. А как это получается?

– Давай, давай, – сказал Уилли, и Эдельстайн поспешил к камню, хрустя ботинками по гравию.

Он опасливо установил бомбу на банку и подбежал к машине.

– Все. Давай, гений. Я проголодался.

– Ты не так поставил – скрепка не на крышке банки.

– Как ты это отсюда разглядел?

– Вот так. Смотри, сейчас я заведу машину и ничего не произойдет. – С этими словами Уилли повернул ключ зажигания, и точно: банка с бомбой благополучно остались на месте.

– Ну и ну. Ты – гений.

Эдельстайн вернулся, взял бомбу и, хотя и понимал, что в таком положении бомба стаять не будет и упадет, прижал скрепку к металлической крышке банки.

В ту же секунду его живот оказался нашпигован пикулями вперемешку с осколками стекла и кусочками металлической крышки. То же случилось и с его лицом. Вернее, с тем, что от лица осталось.

Осколки долетели и до машины, простучав по дверце. На стекле появилась щербинка. Такого не должно было произойти.

– Черт побери, – произнес Уилли-Бомба Бомбелла. – Опять фирма экономит на банках, покупает всякую дешевку.

И он поехал дальше, туда, где состоится рок-концерт и где он рассчитывал, выполнив контракт, разбогатеть на миллион долларов. Лежавшие у него в кармане пятьдесят тысяч были платой за дополнительное поручение. В записке говорилось: «Убей Эдельстайна. Он слишком много болтает».

Викки Стоунер была жива. Она стояла на обочине магистрали номер восемь неподалеку от Питсфилда и болтала, когда где-то неподалеку раздался грохот, очень похожий на взрыв.

– Началась революция, – сказал один из парней, долговязый блондин с волосами до плеч, стянутыми тугой повязкой в индейском стиле, на которой странным образом соседствовали символы племен мохауков и арапахо. Такой союз был неизвестен истории в отличие от фирмы «Дибл» в Бойсе, штат Айдахо.

– Еще рано. Мэггот – в Норт-Адамсе, – сказала Викки. – Я когда-нибудь трахну этого Мэггота.

– Мэггот – кайф, – откликнулась молоденькая девчонка, сидевшая верхом на рюкзаке. Уже несколько часов они торчали под утренним солнцем Беркшира. Мимо проезжали велосипеды, разрисованные автобусы «Фольксваген» и легковые машины. Кто-то из девушек предположил: никто не хочет их подвозить, потому что парни не в той карме. Те, в свою очередь, считали, что причина в том, что девчонки не хотят выйти на дорогу и поработать.

– Как, например? – поинтересовалась Викки.

– Например, покажи сиську, – предложил один из парней.

– Сам показывай.

– А у меня нет.

– Покажи, что есть.

– Меня могут отоварить.

– А я не собираюсь торчать там как приманка.

Так они стояли в ожидании попутчика, который подвез бы их оставшиеся двенадцать миль до конечного пункта их путешествия – рок-фестиваля под названием «Норт-Адамс экспириенс». Город мог считать фестиваль своим. Устроители могли претендовать на прибыль. Но само событие принадлежало его участникам. Это не то, что пришел в кинотеатр, сел, и тебе покажут всякую белиберду. Здесь ты являешься частью события, а оно – часть тебя, и ты сам делаешь его таким, какое оно есть, вместе с «Дэд Мит Лайс», и «Хэмилтон Локомоутивз», и «Перлойнд Летгэрэ».

Оно начнется не в восемь вечера, как было объявлено. Оно уже началось. Дорога сюда – тоже часть этого события. «Тачки» были его частью. Сидение на обочине в ожидании, когда тебя подбросят, тоже было его частью. «Травка», «колеса-таблетки», порошки тоже были его частью. Ты был его частью. Это – твое, и никто не объяснит, что это такое, как ни старайся.

Викки не стала спорить вместе со всеми, что это был за громкий шум: революция, мировая война или просто звук выхлопа машины. Хватит с нее. Она сыта вот до сих пор и даже выше.

Какой-то сплошной мрак – сначала проблемы с отцом, потом нескончаемая чертовщина последних дней.

Все началось очень просто. С простого, разумного, незатейливого желания. Она хотела Мэггота. Она уже поимела Неллза Борсона из «Кокамеймиз», всю «Гинденбургскую семерку», и теперь ей был нужен, ей был очень нужен один лишь Мэггот.

Но когда она известила об этом отца, он запер ее в их доме в Палм-Бич. В этом гробу среди газонов. В этой каталажке с прислугой. Она дала оттуда деру, но ее поймали. Она вновь удрала, но ее опять водворили на место.

Папочка, заключим соглашение. Она готова обсудить условия. У нее были кое-какие его бумаги и магнитофонные записи его телефонных разговоров. Викки сказала:

– Что ты мне дашь за бумаги и пленки с записями разговоров о махинациях с зерном? Какую цену ты предлагаешь? Ну? Давай, давай. Что, ты говоришь «отстань»? Я не ослышалась? Так что предложишь за это?

– Отправляйся к себе в комнату, Виктория, – последовало предложение, и тогда Викки Стоунер притворилась, что пошла к себе наверх, и … сбежала. Вместе с пленками и документами, которые она передала в прокуратуру Соединенных Штатов в Майами. И что тут началось! Все папочкины дружки с их адвокатами, нервными расстройствами, неожиданными кругосветными путешествиями вдруг подняли такой шум! «Как можно было так поступить!» Тогда был улет, но потом все пошло не так. И этот Блэйк был вроде неплохим парнем, хотя и скучным.

Потом – Денвер, эта хреновина со стрельбой и прочая пакость. Она опять сбежала и ждет здесь, на обочине магистрали номер восемь, чтобы кто-нибудь ее подбросил всего на несколько миль до «Норт-Адамс экспириенс» И вдруг этот грохот… Неужели опять неприятности?

– Это революция, – повторил парень с индейской повязкой на голове.

Но он говорил то же самое накануне вечером, когда упала и разбилась бутылка с газированной водой, а когда в небе появилось звено реактивных самолетов, он сказал, что это фашистские свиньи полетели на бомбежку.

– Ты лучше лови машину, – сказала Викки и опустила голову на свой рюкзак. Она надеялась, что папа не слишком тревожится. По крайней мере, судя по их последнему телефонному разговору, он стал посговорчивее.

Мимо прошелестел серый «линкольн континентал» с «динозавром» за рулем, и Викки закрыла глаза. Вдруг раздался визг шин. После короткой паузы машина подъехала к ним задним ходом.

Викки открыла глаза. За рулем сидел очень несимпатичный тип со шрамом на носу. Он посмотрел на что-то у себя в руке, потом взглянул на Викки, потом опять себе в ладонь и спрятал это что-то в карман.

– Подвезти? – крикнул он в открытое окно машины. Забавный автомобиль – весь в отметинах с одной стороны, будто кто-то истыкал его гвоздем или чем-то в этом роде.

– Точно, – отозвался парень с индейской повязкой на голове, и вся компания вместе с Викки набилась в роскошный лимузин.

– Ты – мафиози, ага? – спросил парень с повязкой.

– Ну зачем ты так? – ответил водитель, глядя на Викки в зеркало заднего вида. – Это невежливо.

– Я обеими руками за мафию. Мафия борется против господствующей верхушки. Это – кульминация многолетней борьбы против правящих кругов.

– Я – не мафиози. Ни в коем случае, – ответил Уилли-Бомба, по-прежнему глядя на Викки, убедившись наконец в том, что это та самая девчонка. – А где же вы, ребята, собираетесь ночевать?

– А мы не собираемся ночевать, мы собираемся быть! Быть на «Норт-Адамс экспириенс».

– А спать будете на свежем воздухе?

– Под звездами, пока правительство не добралось и до них своими погаными руками.

– Вот такие ребята мне нравятся. Знаете, где лучше всего спать?

– На сеновале?

– Нет, – ответил Уилли-Бомба Бомбелла. – Под кленом. Под красивым стройным кленом. Он поглощает из воздуха всю гадость. Правда. Поспите под кленом – никогда не забудете. Я серьезно. Клянусь Богом.

– Эй, он что, кто-то такой? – крикнула прыщавая девица с задорно прыгавшей под пятнистой майкой грудью.

– Да нет, никто, – отозвался Римо, роясь в кармане в поисках ключа от номера мотеля. Чиун сидел возле своих четырнадцати лакированных сундуков. Его золотистое утреннее кимоно слегка колыхалось от ветерка, обдувавшего с запада «Норт-Адамс экспириенс» – то, что раньше было полями фермерского хозяйства Тайруса, пока хозяин не понял, что землю можно использовать с большей выгодой, чем просто выращивать на ней кукурузу.

– Он похож на кого-то.

– Нет, это не он.

– А можно мне кусочек его кайфовой рубахи?

– Я бы на твоем месте к ней не прикасался, – посоветовал Римо.

– Он не станет возражать, если я позаимствую кусочек его дашики. Нет, он определенно – кто-то. Он – некто. Я знаю. Эй, там! Здесь кое-кто. Кто-то приехал!