Виктор Точинов - Темные игры – 2 (сборник)

Сквозняки, конечно же это сквозняки, воздух сочится в замочную скважину, или в щели неплотно притворенной форточки, обычное дело…

Но почему с такой периодичностью? То возникает, то исчезает?

Потом на кухне включился холодильник — заслуженный ЗИЛ-ветеран — и заглушил всё. Шикунов вздохнул с облегчением.

Но, поработав, агрегат холодильника смолк — и странные звуки возобновились. Теперь к поскрипыванию и свистящему шороху добавилось редкое «кап-кап-кап». Кран, кран на кухне с подтекающей прокладкой… Только почему его не было слышно раньше?

Звуки становились все слышнее, явственнее. И — Паша начал различать какие-то модуляции в шорохе-выдохе. Затаил дыхание, вслушиваясь. Шипение стало громче — или просто приблизилось? — и он с ужасом понял, что это шепот. Свистящий шепот. Казалось, еще чуть-чуть, — и можно будет разобрать слова. Вернее, одно и то же слово…

И очень скоро Паша разобрал его.

— Ш-ш-ш-шикуноф-ф-ф-ф-ф… — прошипело нечто. И снова, после паузы: — Ш-ш-ш-шикуноф-ф-ф-ф-ф…

Заорав, он вскочил. Бросился к выключателю — включить свет, включить музыку, плевать теперь на соседей — и остановился. Вокруг было светло. Утреннее солнце врывалось в окна. Снизу, с детской площадки, доносились звонкие голоса. Стрелки настенных часов подползали к одиннадцати.

Сердце стучало о ребра быстро-быстро, словно для него ночной кошмар продолжался. Паша облизал пересохшие губы. Ну и ну… Интересно, первое пробуждение тоже приснилось? Он прошел на кухню — на столе лежала раскрытая аптечка, рядом упаковка аспирина, двух таблеток не хватало. Шикунов облегченно вздохнул. Значит, он действительно просыпался. Действительно принял лекарство. А потом уснул, сам того не заметив. Не было никаких плесков, никаких скрипов. И никакого кошмарного шепота…

НЕ БЫЛО.

Но одно ясно — ночь на понедельник лучше провести не здесь. Иначе легко и просто можно спятить.

— Паша! Шикунов! — позвал его знакомый голос, но чей — Паша не понял.

Шикунов остановился. Внутри, внизу живота, лопнула емкость с чем-то жидким и холодным — и это жидкое медленно растекалось по всему телу. Примерно так Паша себя почувствовал, когда мать в седьмом классе застала его за мастурбацией. Хотя, казалось бы, в чем сейчас криминал? Идет себе человек с большой сумкой в сторону станции, собрался съездить за город в свой законный выходной…

Он заторможено обернулся.

Тамара. Тамара Владимирова — бывшая одноклассница, его и…

И Лющенко.

— Привет, — бесцветным голосом произнес Паша.

Как некстати… Раньше он любил поговорить с Тамарой — она, женщина на редкость общительная, служила связующим звеном между выпускниками их класса, поддерживая связь даже с уехавшими из района и вообще из города. Даже с редкими стервами, вроде Ксюши Лющенко. И знала всё обо всех.

Тамара подошла. Спросила:

— Ну как твое ничего? — Стандартный для нее вопрос.

— Да все так как-то… — Стандартный обтекаемый ответ Паши.

— Я слышала, ты на денежную работу пристроился? И… с Ларисой вроде разошелся? Или сплетни?

— От кого слышала? — спросил Шикунов с нехорошим предчувствием.

— От нашей отмороженной Лющенки, от кого еще… Вы ведь с ней вроде подружились?

Последнее слово Тамара выделила голосом.

Паша прикусил губу. Растрепала-таки проклятая сучка… Теперь очень многое зависит от того, что он скажет Тамаре. Отрицать всё глупо, подтверждать еще глупее. Ситуация…

— Насчет работы не соврала, — сказал Паша, искренне надеясь, что его бодрый тон звучит не слишком наигранно. И стал рассказывать — достаточно подробно — чем занимается и какие замечательные имеет перспективы.

(Ему действительно посчастливилось встать у истоков зарождающегося дела: пошива подушек и одеял из принципиально новых материалов — холофайбера и файбертека — сменивших синтепон, зарекомендовавший себя не с лучшей стороны. Спрос был бешеный, далеко опережающий растущее производство. Конечно, через год-два с новым материалом будут работать все, кому ни лень, — но до тех пор фирма имела отличные шансы застолбить солидный сектор рынка. А Паша имел не менее отличные шансы сделать карьеру в фирме. Имел, пока вечером пятницы к нему не пришла Лющенко…)

Тамара слушала внимательно — она никуда не торопилась, выгуливала свою собаку довольно редкой у нас азиатской породы «тазы». Владимирова вообще умела замечательно слушать… Но свернуть с темы не дала. Едва в Пашиной лекции о замечательных свойствах холофайбера наступила пауза, участливо спросила:

— С Ларисой-то вы в самом деле разбежались?

— По-моему, Лющенко выдала тебе желаемое за действительное, — осторожно сказал Шикунов, ощущая себя сапером на минном поле. — Поругались — ушла к маме, дело житейское, помиримся. А наша отмороженная тут же набежала, как гиена на падаль.

В голове билась мысль: насколько глубоко стерва осветила их отношения? Растрепала все до конца? Или ограничилась — как любила делать — лишь многозначительными намеками?

— Замуж девке невтерпеж, — кивнула Тамара, сама состоявшая в законном браке восемь лет — и удачно. — Переспела ягодка. Скоро гнить начнет…

Скорее всего, последняя фраза была сказана без какого-то двойного смысла. Но внутри у Паши все болезненно сжалось. А что, если Лющенко повстречалась с Тамарой, когда шла к нему? В последний раз шла? И разболтала, к кому идет? И, допустим, договорилась созвониться на следующий день? Что, если Томка догадалась, а этот двусмысленный вопрос — пробный шар?

— Что с тобой, Паша? Нездоров? Бледный какой-то и квелый…

— Да, похоже, простудился… — не стал врать Шикунов. — Аспирину наелся, вроде полегчало — надо ехать, дела.

Он достал носовой платок, вытер со лба испарину. Демонстративно посмотрел на часы.

— Ладно, не буду задерживать, — поняла намек Тамара. — Удачи тебе. Пусть всё у тебя получится…

Что-то странное почудилось Паше в ее тоне. Что-то весьма двусмысленное…

— И тебе того же, — выдавил он. — Извини, спешу на электричку. Увидимся.

— Обязательно, — прощально кивнула Тамара. Лихим мальчишеским свистом подозвала своего «тазика», прицепила поводок к ошейнику. И крикнула уже в спину удаляющемуся Паше:

— Увидишь Лющенко — передавай привет!

Шикунов споткнулся, с трудом устояв на ногах.

Через двадцать минут он сидел в вагоне электрички, катившей в сторону Царского Села. Над ухом выкрикивали свои заученные наизусть рекламные монологи разносчики всевозможных полезных и нужных товаров. За окном свежей июньской зеленью мелькали поля и деревья. Тягостное чувство, возникшее после встречи с Тамарой, помаленьку отпускало. Конечно же, она ничего не знала и не о чем не догадывалась, и никакой двусмысленности в ее словах не было, все якобы прозвучавшие намеки лишь плод взбудораженного Пашиного воображения…

Он почти успокоился, когда дверь вагона в очередной раз откатилась в сторону — но вместо бродячего продавца в нее протиснулся мужик с баяном, здоровенный и не совсем трезвый.

— Сейчас вам спою, — без обиняков объявил мужик. Тут же растянул меха и заголосил:

Последние две строчки мужик с чувством проголосил аж три раза. Публика оценила — одни сдержанно улыбнулись, другие от души посмеялись. Мужик стянул с головы засаленную кепку.

— Сограждане! — проникновенно возвестил он. — Помогите самодеятельному артисту похоронить жену! Поминки-то мы уже справили, на полную катушку помянули, — так что хоронить не на что стало! Пожертвуйте овдовевшему артисту, кто что сможет!

И он двинулся по проходу. В подставленную кепку летели монеты и бумажки — достаточно обильно. Похоже, чистосердечное признание — что похоронные деньги все как есть пропиты — нашло отклик в душах сограждан.

Паша попрошайничающих индивидов спонсорской помощью не баловал из принципа — ни «погорельцев», ни «беженцев», ни «обокраденных», ни собирающих «на лечение»… И сейчас тоже отвернулся к окну, проигнорировав протянутую кепку.